– А если б вы нарезали Гоголя и Ахматову, толчок бы не засорился? – спросил волк.
– У нас тут очередь из авторок, которые намного лучше Гоголя и Ахматовой, – строго сказала барсучка. – Не лезьте не в свое дело, займитесь уни тазом.
Сбегал волк за насосом, выкачал воду, вытащил из унитаза свой роман. Даже от денег отказался.
Купил он черную маску, оделся как ниндзя, приходит в редакцию на следующее утро. Заглянул в окно – а там никого, кроме росомахи Елены.
– Чего надо? – крикнула росомаха.
– Справедливости и равноправия, – ответил волк.
Забежал он в редакцию. Испугалась росомаха и ну махать когтями! Кричит:
– Убирайся, тупое мужло!
– Ты мою рукопись спустила в унитаз! – кричит волк. – Это лучший роман десятилетия!
Хохочет росомаха.
– Ты, – говорит, – обычный охуевший графоман, это ж надо быть таким идиотом, чтобы тащить в фем-журнал писульки о фашистах!
– Я же не знал, что у вас фем-журнал, – смутился волк.
А росомаха как даст ему когтями по яйцам!
Взвыл Бирюков. Схватил он стол вместе с чайником и врезал Елене по голове.
Лежит росомаха без движения. Испугался Бирюков, нашел на авито болгарку, купил большие мусорные мешки. Бежит обратно в редакцию, чтобы распилить Первозванную.
Видит, у дверей топчется гиена лет тридцати, в модном пальто и туфлях на шпильках, а под мышкой у нее папочка с распечатками.
– Вы, наверное, молодой автор? – спрашивает волк.
Приняла его гиена за редактора, обрадовалась, показала свои стихи. Хотела даже наизусть читать, но волк ее остановил.
– Вы, – говорит, – еще очень неопытная. К этим бабам из редакции нужен подход. Если придете с пустыми руками, вас пошлют в женский половой орган, а стихами подотрутся. Купите тортик, да побольше. Я знаю очень хорошую кондитерскую всего в пяти километрах отсюда.
– Вообще-то, главред моя подруга, она и так напечатает. Но тортик – это хорошая идея, – сказала гиена и побежала в кондитерскую.
Расстелил волк полиэтилен, раздел росомаху, включил болгарку. Уже собрался отпиливать голову. А вот и гиена с тортом, стучится в дверь. Испугался волк, открыл пошире пасть и проглотил Елену. Натянул ее безразмерный балахон и уселся в редакторское кресло.
– Елена, открывай! Это я, Полина! – кричит гиена.
– Не заперто, – пищит волк. – У нас тут небольшой беспорядок. Унитаз от мужской прозы засорился.
Впорхнула Полина в подвал, вытерла стул антибактериальной салфеточкой и села.
– Елена, ты что, беременна? – хохочет гиена.
– Беременна от тупого мужла? Ну уж нет! – пищит волк. – Я тут решила топить за бодипозитив, съедаю по три торта в день назло шовинистическим свиньям.
– А я как раз принесла тортик! – хохочет гиена. – Кстати, почему чайник валяется на полу?
– Так поставь его скорее, – пищит волк. – А я пока поищу заварку. У нас тут все вверх дном.
– А зачем тебе пила и полиэтилен? – хохочет гиена. – У вас что, ремонт?
– Ремонт для тупого мужла, – пищит волк. – А я использую болгарку, чтобы не лезли всякие графоманы со своими писульками про Третий рейх.
Вскипятила гиена чайник, нарезала торт. Сожрал волк целых шесть кусков, запил горячим чаем. Бурчит у волка в животе, ворочается росомаха.
– Ой, у тебя малыш пинается, – хохочет гиена. – А я чуть не поверила, что ты за бодипозитив.
– Нам, беременным, нужно усиленно питаться, – пищит волк.
– И не говори, – хохочет гиена. – А токсикоз не беспокоит?
Затошнило волка. Тут росомаха как ткнет его когтями! На пол кровь течет, воет Бирюков, как целая стая.
Решила гиена, что у Елены роды. Достала телефон, хотела вызвать скорую. Испугался волк! Поднатужился и проглотил Полину. Раздулся его живот, как цеппелин. Выбрался Бирюков на улицу и упал без сознания. Видят прохожие: валяется пузатый, в черном балахоне, на священника похож. Приехала скорая. Привезли волка в реанимацию, раздели. Видят: торчат из живота чьи-то когти. Разрубили хирурги волку живот, вылезли оттуда гиена с росомахой, перемазанные тортом. Обе злятся, рычат друг на друга.
Однако бригада хирургов совсем не удивилась. Им часто попадались извращенцы. Кто вилку проглотит, кто метровое дилдо в кишках потеряет, кто руки бабе отпилит, кто мужа по частям в машине постирает. В Питере все такие.
А пациент, когда поправился, издал роман за свой счет и подарил врачам Мариинской больницы.
Псина-туапсина
Жила в одном горном селе псина-туапсина. Звали ее Наташей, была она кавказской овчаркой и работала в службе такси. А также встречалась с пекинесом Владиком и копила на ремонт ходовой. Все лето и всю зиму возила она туристов на старом джипе, а в октябре отдыхала и бегала на пляж. Нелегкой была жизнь туапсины: то под гору, то в гору, то ямы, то серпантин. Мешали туапсине водилы из других регионов, которые все время тормозили. Часто Наташа рычала и кусалась. А тут еще ковид. Суши-бар пекинеса закрылся, туристов стало мало, а местные ездили на автобусе. Хорошо, что туапсина припрятала с прошлого года много вкусных косточек.
Пришло лето, потянулись на юг московские туристы. Страшно было псине их возить, первое время надевала она намордник, очки и перчатки и после каждого пассажира проветривала и вытирала салон. А солнце припекало, тридцать градусов в тени. И кондиционер у псины не был заправлен, это ж какие деньжищи! Стала псина ездить сперва без очков, потом без перчаток, а там и намордник надевать перестала.
Вызывают псину в аэропорт. Ждет ее на стоянке северный олень с огромным чемоданом, сам в перчатках, лыжных очках и новейшем строительном наморднике. Сам уткнулся в айфон и как бы не замечает Наташу.
– Так мы едем или платим за стоянку? – спрашивает псина.
Молчит олень, айфон ковыряет.
– Так мы едем? – гавкает псина.
– Никуда мы не поедем, пока вы не наденете намордник, – говорит олень.
Делать нечего, неохота псине ругаться и платить за стоянку. Надела она намордник и села за руль. А олень пихает чемодан в багажник. Чуть заднюю дверь не оторвал.
Поехали они по степям да по горам. Жарко псине, нечем дышать! Говорит она оленю:
– Между прочим, я не кусаюсь. Так что и намордник мне ни к чему. Это я только с виду кавказская очарка, а внутри французская пуделица.
– Уфуфу, – булькает олень.
– Если вы так боитесь ковида, могли бы остаться дома, – рычит псина. – Неужели самому не жарко? И вообще, это не мы вас заражали, а вы нас заражать приехали.
– Уфуфу, – булькает олень.
Тут псину подрезал какой-то водитель на нексии. Рычит она в окно:
– Куда прешь, блядь! Олень тупорогий! Это я не вам, молодой человек…
– Уфуфу! – булькает олень.
А псине совсем нечем дышать, опустила она все стекла – не помогает. Продувает ее раскаленный воздух, как будто она уже в аду. Не выдержала псина, прокусила дырку в наморднике и дышит через нее.
Едут они час, едут полтора. Решила псина заправиться. Говорит оленю:
– Не хотите ли в туалет или купить холодненького?
Молчит олень. Тут заправщик говорит:
– Выйдите из машины, пожалуйста, у нас такие правила.
Видит псина: олень без сознания лежит. Испугалась псина, решила, что у оленя ковид, и вместо отеля отвезла его в больницу.
Псина-туапсина и вагина гиены
Жили-были псина-туапсина Наташа с пекинесом Владиком. Имелись у Влада временные трудности из-за ковида, но друг, японский хин, нанял пекинеса шеф-поваром в суши-бар на пляже. По вечерам пекинес трудился за стойкой в черном кимоно, лепил суши и роллы, а по утрам делал закупки и вел бухгалтерию.
Обижалась Наташа, что Владик не звал ее отведать суши.
А пекинес отвечал:
– Я тебе дома этих роллов тазик нарежу. Нехер тухлую рыбу на пляже жевать.
Но время шло, и никакой тазик он не резал, потому что сильно уставал. Еще больше обижалась Наташа. Но случилось ей как-то везти из аэропорта свою крестную, злую волшебницу Фемку, и рассказала ей псина про подлого пекинеса.
– Знаю, девица, о чем кручинишься, – молвила Фемка. – Клятое мужло пользуется тобой, но стесняется появляться с тобой на публике. Комплекс слабого мужичонки, который живет с сильной женщиной. Он боится казаться мелкой шавкой на твоем фоне.
– А еще он сказал, что я плохо выгляжу! – взвыла Наташа. – Конечно, у меня нет времени и денег на салоны красоты! Кабы я была принцессой, он бы на коленях передо мной ползал и зазывал в свой вонючий ресторан!
– Изволь! – Фемка взмахнула волшебной палочкой.
Дивится Наташа: вместо старого джипа ведет она новенький «порше», сама одета в бальное платье из золотой парчи, на лапках хрустальные лабутены. А что там в бардачке? Золотая карта Газпромбанка!
– Спасибо, фея-крестная! – гавкнула Наташа.
Фемка усмехнулась по-доброму и добавила:
– Но учти, псина. Принцессой ты будешь до тех пор, пока ведешь себя как настоящая принцесса-феминистка.
– Понятно, надо бороться за права женщин! – бодро гавкнула псина. – Это нам как две лапы обоссать!
– Ну, как-то так, – буркнула Фемка.
Довезла туапсина крестную до апартаментов на Мамайке, пожелала ей отличного отдыха и поехала в суши-бар.
Стоит пекинес на рабочем месте, сяке-маки лепит. Вдруг видит: подъезжает буржуйская тачка и пытается припарковаться. Гавкает какая-то разодетая овчарка на туриста, который хотел поставить свой солярис:
– Слы, олень тупорогий, я первая приехала, ты у себя там в Ростове-на-бутылке в глаза долбишься?
Вылезает овчарка из «порше», а за ней шлейф бального платья на два метра тащится, песок метет. Закрыл пекинес морду листком нори. И воет:
– Наталья, я русским языком просил не приходить! Ты не вписываешься…
– Куда это я не вписываюсь?! – гавкает туапсина. – Щас как обоссу всю вашу рыгаловку, увидишь, кто тут вписывается, а кто нет! А ну, халдеи, несите все самое дорогое, что есть в вашем заведении!
Уселась туапсина за столик, золотой карточкой стучит.