На специальное покрывало, накрывшее поверхность стола, охрана аккуратно выложила металлические пластины, которые (сейчас это стало особенно видно) были словно изъедены ядовитой кислотой. На металле почти сантиметровой толщины виднелись глубокие отверстия с растениеподобной бахромой из изъеденной стали.
– Я требую! Слышите, Крупп? Я требую в самые быстрые сроки разобраться в этом и вновь сделать металл наших танков непробиваемой броней, – Гитлера опять подбросило над креслом, и он уже стоял, опираясь руками на стол. – И вообще куда смотрит наша разведка? Канарис?! – очередной приступ накрывал фюрера. – Почему мы не имеем никаких данных о новейших вооружениях большевиков?
Недалеко от развилки дорог, одна из которых выходила прямиком на железнодорожный переезд, остановился грузовик, и из его кабины медленно и осторожно спустился мужчина средних лет с большой плетеной корзиной в руках.
– Ну какие тебе грибы в ноябре, Тагирыч?! – высунувшийся из кабины водитель, молодой парнишка, все никак не мог успокоиться. – Ведь всю свою татарскую плешь отморозишь! На 7-е, на праздник, вон какие морозы были… А ты еще со своей ногой в лес попрешься! – водитель ткнул пальцем в левую ногу своего пассажира, большую часть которой составлял деревянный протез – темная, неприглядная дубина. – Лезь давай в кабину. Со мной прокатишься до переезда, а потом я тебя назад подброшу, откуда и взял. Ну?
Дядька криво усмехнулся на такое предложение и поправил большую заячью шапку, из-под которой выбивались иссиня-черные волосы.
– Эх, малы[2], не знаешь ты леса, совсем не знаешь, – татарин хитро прищурил глаза и покрепче ухватился за свою клюку. – Сейчас еще такие опята встречаются, просто загляденье, – говорил он, мешая русские слова с татарскими. – А то, что они подморожены, так ничего, все съедим. Качан ашарга телисен, нибаре бара[3].
На что парень вздохнул и с непониманием махнул рукой – мол, хозяин-барин! Через пару секунд он с силой грохнул дверью, и грузовик покатил дальше.
Его же бывший попутчик еще долго провожал взглядом уезжавший вдаль грузовик, пока наконец тот не исчез за поворотом. После этого дядька еще немного потоптался на месте и лишь потом сошел с дороги на едва заметную в подмороженной траве тропинку.
Земля под его ногами была хорошо утоптанной и крепкой как камень, отчего даже с его одной ногой идти было легко, и отдышка его почти не беспокоила. Словом, он и не заметил, за какой-то час отмахал уже четверть своего пути, за который, как это ни странно, так ни разу и не нагнулся за очередным грибом.
– Гм… А хазер каре барэга?[4] – в недоумении забормотал мужичок, когда дошел до приметного места – высокого раскидистого дуба, растущего почти у самого края начинавшегося оврага. – Мэнда кемдя юг[5].
В этот момент сзади словно из ниоткуда появился другой человек, довольно высокий, затянутый в мешковатый серый камуфляж, и попытался провести удушающий прием. Но одноногий вдруг резко присел и тут же размашисто ударил за спину ножом, волшебным образом возникшим в его ладони.
– Смотрю, ты совсем не растерял былой хватки, Иванофф, – после недолгого бодания на месте хриплым голосом с отчетливым акцентом заговорил высокий. – Все так же крепок и быстр.
Мужичок, едва услышал этот голос с характерными треснутыми обертонами, сразу же обмяк и опустил руку с ножом. Он явно узнал говорящего.
– Гм… – татарин, стараясь не делать резких движений, медленно развернулся и со странной гримасой удивления и злости впился глазами в фигуру напавшего на него. – Герр майор… Ваши уроки в разведшколе не прошли даром. Да и подарок ваш, – мужичок постучал по своему протезу. – Не дает ничего забыть.
Однако майора Абвера Гельмута Кельке, подготовившего более десятка диверсионных спецгрупп для заброски в русский тыл, было не так просто смутить.
– Все не можешь забыть… – майор снял каску, тщательно обернутую веревочной сеткой с пучками засохшей травы, и провел ладонью по вспотевшим волосам. – А зря! Без ноги ты есть никому не интересен. Без ноги ты есть идеальный тайный зольдат. Так что прекращай ныть! Ты принес Panzerknacke? – в голосе майора слышалось нетерпение. – Ну?
Татарин угрюмо кивнул и, тяжело опустившись на землю, начал отстегивать от колена протез. Едва все ремни были отстегнуты, как на отошедшей от колена деревянной болванке с кожаной подкладкой открылось глубокое отверстие, из которого была осторожно извлечена небольшая металлическая трубка с пучком проводов.
– У меня как в сберкассе, – пробормотал татарин, демонстрируя трубку. – Только ракет для нее нет.
Не говоря ни слова, майор взял в руки миниатюрный гранатомет Panzerknacke. Это была уникальная разработка немецких оружейников, способная небольшой ракетой с тридцати метров пробить почти тридцатимиллиметровую броню цели. Разработан был Panzerknacke для единственной цели – бронированного автомобиля Сталина, которого должны были уничтожить диверсанты в первые месяцы войны.
Рафик Тагирович, в первом же бою перешедший на сторону немцев и согласившийся на обучение в разведшколе красноармеец, был одним из таких диверсантов, заброшенных несколько недель назад в русский тыл.
Для надежности и сохранения секретности гранатомет Panzerknacke и его боеприпасы доставлялись на место операции по отдельности, что сейчас и произошло.
– О ракетах не беспокойся, зольдат, – после быстрой проверки оружия майор вернул его обратно. – Ты их получишь… – немец быстро глянул на часы с фосфоресцирующим циферблатом и продолжил: – Сейчас переодевайся. В том мешке форма железнодорожного обходчика. Panzerknacke пока не пристегивай… Автомобиль Сталина обычно появляется где-то после 23 часов и времени у нас предостаточно. Когда цель выедет из Москвы, нам сообщат, и у тебя будет где-то около двадцати-тридцати минут, чтобы занять место обходчика. Мои люди тебе помогут. По поводу патруля не беспокойся. Мы уже двое суток наблюдаем за этим местом. Обходчика никто не проверяет. Машут рукой, и все…
Майор Кельке во время разговора продолжал внимательно следить за тем, как его бывший курсант переодевается в форменную тужурку железнодорожника.
– Слушай меня внимательно… Как только проедет очередной патруль, и мы ликвидируем обходчика, ты тут же займешь его место. Оружие уже должно быть готово к выстрелу… Автомобиль Сталина, как правило, подъезжает к переезду через 12–14 минут после патрульной группы. Запомни, твоя цель – это передняя часть «Паккарда», где сидит водитель и охранник. Об остальном не беспокойся. Грузовиком с охраной и машиной сопровождения займется группа прикрытия. Им точно будет не до тебя… – татарин кивал головой, заканчивая вставлять в ствол гранатомета небольшую ракету. – Ты должен лишь вскрыть эту консервную банку, Иванофф.
Несмотря на мандраж и сомнения, у него почти все получилось… Сигнал о выезде сталинского кортежа из Москвы пришел от агента около половины одиннадцатого вечера, когда он, уже полностью одетый в форму железнодорожника, с заряженным гранатометом лежал метрах в ста от будки. И едва только очередная патрульная группа проехала, обходчика тут же по-тихому прирезали головорезы майора. Никакого сопротивления им старик-обходчик не оказал, кажется, он даже и понять-то не успел, что на него кто-то напал.
Примерно через полчаса стоя на привычном месте обходчика, предатель точно так же, как и его заколотый предшественник, встретил машину сопровождения, заехавшую на переезд первой. Потом с замиранием сердца стал следить за приближающимся «Паккардом» Сталина, который, как и обычно, чуть притормаживал, проезжая железнодорожные пути. Пара фонарей, висевших прямо возле переезда, прекрасно подсветили здоровенный легковой автомобиль. С этого жалкого десятка метров промахнуться было просто невозможно… И едва легковая машина поравнялась с ним, как спереди и сзади раздались хлесткие выстрелы – громкие урчащие звуки двух пулеметов и десятка автоматов. Группа прикрытия начала шинковать свинцом охрану.
Нажал на кнопку электроспуска и он, приводя в действие гранатомет. Ракета тут же с шипением вырвалась из пусковой трубы и в доли секунды преодолела расстояние до автомобиля. Сразу же с громким хлопком и ярким светом машину отбросило на несколько метров в сторону, вырвав из ее борта около метра металла.
Новый день определенно начался энергично. Я бы даже сказал, исключительно энергично! Чуть ли не с шести утра «батя» меня вытащил сначала на пробежку, а затем обливающегося потом и задыхающегося потащил чуть ли не на себе в казарму к кремлевским охранникам. Как он с усмешкой выразился, такая шишка, как ты, должен уметь постоять за себя, а то тебя и соплей перешибить можно. Словом, я даже против ничего сказать не успел, как оказался в небольшом зале, где четверо из отдыхающей смены отрабатывали друг на друге какие-то приемы.
– Вон твой будущий наставник, – Михайловский кивнул на невысокого лысого мужичка, который, если честно, был совсем не богатырского телосложения. – И видом его не обманывайся… Многие делали эту трагическую ошибку и потом глубоко раскаивались… Ха, если успевали, конечно.
Мотая себе этот комментарий на ус, я тем временем внимательно наблюдал, как молодые парни бросают друг друга. Впечатление, конечно, от советских волкодавов было очень и очень необычное. Я, воспитанный на голливудских и немного азиатских фильмах и сказках о смертоносных боевых стилях, о непобедимых ниндзя и так далее, был серьезно впечатлен тем, как двигались парни. В их ударах и бросках не было никакой эффектности: ни высоких задранных к голове ног, демонстрирующих прекрасную растяжку, ни громких зловещих выдохов-криков, ни злобных гримас на лицах, ничего такого броского и привлекающего внимание у непосвященного зрителя. В каждом их движении я видел лишь эффективность и экономность или даже скупость. На матах никто не молотил руками как сломанный кухонный комбайн своими лопастями, не делал головокружительные сальто. Бойцы отрабатывали резкие прямые удары, броски и удушающие приемы.