Главное, что я хочу сказать. Я надеюсь, что этот процесс не будет воспринят людьми как сигнал того, что они должны больше бояться. Это ведь не демонстрация силы — вот это всё, Росгвардия, эта клетка. Это демонстрация слабости, просто слабости. Миллионы и сотни тысяч посадить нельзя. И я надеюсь, что люди будут всё больше и больше осознавать это. И когда они осознают — а такой момент придет — всё это рассыплется. Потому что вы не посадите всю страну. Потому что всех этих людей, которых лишили перспектив, лишили будущего, которые живут в богатейшей стране и получают ноль от национальных богатств... Ноль получают! Мы только по количеству миллиардеров в мире растем, всё остальное падает. Я сижу в своей камере и слышу репортажи, как подорожало масло, подорожали макароны, подорожали яйца. 2021-й год, страна — экспортёр нефти и газа, а у нас вся страна говорит о том, что макароны подорожали. Вы этих людей лишили перспектив, и вы этих людей пытаетесь запугать. Я призываю всех не бояться. Вы говорите, что я ничего не сказал по поводу представления [рассматриваемого на суде представления ФСИН]. Вот это всё и есть представление. И всё, что я говорю — моё отношение к представлению, которое вы устроили.
Так вот. Бывает такое, когда беззаконие и произвол являются сутью политической системы, и это ужасно, но бывает ещё хуже. Когда беззаконие и произвол наряжают на себя мундир прокурора или судейскую мантию. И в этом случае долг каждого человека не подчиняться тем законам, которые обряжены в эти мантии. И долг каждого — не подчиняться вам, не подчиняться таким законам. <…>
Когда произвол и беззаконие надели ваши мундиры и изображают из себя закон, долг каждого честного человека не подчиняться вам и бороться. И я как могу борюсь и буду продолжать это делать несмотря на то, что сейчас я оказался полностью под контролем людей, которые обожают всё намазывать химоружием, наверное, за мою жизнь никто не даст и три копейки. Но, тем не менее, даже сейчас я говорю, что буду с вами бороться и призываю всех остальных не бояться вас и делать всё, чтобы закон, а не ряженые в мундирах и мантиях, восторжествовали. И я приветствую всех, кто борется и кто не боится, всех честных людей. Я благодарю сотрудников ФБК, которые сейчас сидят под арестом, всех остальных по всей стране, кто не боится и выходит на улицы, потому что у них есть такие же права, как и у вас. Потому что наша страна принадлежит им в той же степени, как и вам, как и всем остальным. Мы такие же граждане, и мы требуем нормального правосудия, нормального отношения к нам, участия в выборах, участия в распределении национальных богатств. Да, мы всего этого требуем.
И ещё я хочу сказать. Есть в России сейчас много хороших вещей, а самая хорошая вещь — это те самые люди, которые не боятся, не опускают глаза, не смотрят в стол и которые никогда не отдадут страну кучке продажных чиновников, которые решили обменять нашу Родину на дворцы, виноградники и аквадискотеки.
Мое мнение заключается в том, что я требую немедленного освобождения, немедленной свободы для себя, для других арестованных. Я не признаю всё это представление, оно полностью лживо, не соответствует закону, и я требую немедленного освобождения.
«Я НЕ БОЮСЬ И ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ ПРИЗЫВАЮ НЕ БОЯТЬСЯ»
Из выступления Алексея Навального
на выездном заседании Лефортовского суда в исправительной колонии № 2 города Покров Владимирской области
15 февраля 2021 года
Я не боюсь — ни этого суда, ни колонию, ни ФСБ, ни прокуратуру, ни химического оружия, ни Путина, ни всех остальных. Я не боюсь, потому что считаю унизительным и бесполезным бояться этого всего. Плохо — жить и смириться с этим всем. Смотреть на эту разваленную дорогу и смириться с этим, понимаете. XXI век, дороги в Покрове [нет]. Да почему её нет? Ну да, 14 тысяч получают? Ну почему я должен это принять? Почему все остальные это должны принять? Я этого не понимаю. Мы организовываем свою деятельность, и мы продолжим. И я считаю, что я имею право участвовать в выборах, я буду этого добиваться. Может быть, я когда-нибудь буду участвовать, может быть — нет. Может, я какое-то место займу, может — не займу. Но это будет зависеть от людей, от избирателей, которые за меня проголосуют, если я буду действовать правильно, или не проголосуют, если я буду действовать неправильно. И как-то их там…
Я даже не знаю, честно говоря, нужно ли мне комментировать ту часть этого экзотического дела, которая касается оскорблений. Я просто подумал, может я съехавший <нрзб>. Ну, во-первых, объединение в одно дело мошенничества и оскорблений — это странно, во-вторых, вы читали то, что здесь написали [в качестве] оскорблений? Как вы смех сдерживали? Значит, оскорбительная фраза: «Ваша честь, Вы нарушаете закон». Ваша честь, посмотрите, пожалуйста, там даже в тексте «Вы» с заглавной, потому что было очевидно по интонации, что я говорю. Фраза «Ваша честь, Вы нарушаете закон». Она оскорбляет? Нет. Мы с вами обсуждали сегодня допуск адвоката, я вам говорил: «Вы нарушаете закон». Вы мне говорили: «Нет, не нарушаю закон», — и ссылаетесь на что-то. Мы поговорили. Это оскорбление судьи?
«Я жду, пока вы закончите», — это оскорбление кого — прокурора, судьи? И, конечно, моё любимое оскорбление, кавычки открываются — «боже мой» — кавычки закрываются. Боже мой, Ваша честь, если вы каждого человека будете судить за «боже мой», тогда я не знаю, что будет происходить. Если кто-то считает, что за фразу «боже мой» нужно судить, нужно было записывать, что Навальный, находясь в таком-то месте в такое-то время, оскорбил бога, потому запрещено упоминать имя господа нашего всуе. Кого я мог оскорбить фразой «боже мой»? И вот я понимаю, это такая попытка запугать. Если ты будешь что-то говорить, если ты не будешь просто молчать, не будешь покорно кивать, не будешь бояться нас — судей, прокуроров с двумя, тремя, десятью звёздами — то мы будем клепать уголовное дело за уголовным делом. Да и клепайте. Боже мой, клепайте. Я же всё равно не замолчу, понимаете. После того как какие-то фээсбэшники за мной ездили два года, травили меня химическим оружием, и я лежал в коме 20 дней, а потом ещё 20 дней лежал в каких-то в галлюцинациях, мне бояться вашего суда просто глупо. Я его и раньше не боялся, и теперь я точно не буду бояться.
Завершая своё выступление, я хочу сказать, что, конечно, мы по пунктам, вот просто по пунктам всё это враньё разоблачим в ходе этого процесса. В общем-то даже разоблачать нечего, вы говорите, что я тратил на личные нужды, здесь даже не упоминается ничего — просто ноль. Мы разберём всё по пунктам и по пунктам всё опровергнем. Но при этом я, конечно, понимаю — это не первый мой процесс, я не наивный человек, — приговор будет обвинительный, по нему будет достаточно большой срок. И смысл этого один: раз я так оскорбил вашего тёмного лорда Путина, что я не просто выжил, но и вернулся, ну вот он сказал: раз он типа считает, что он такой крутой — пусть он типа сидит в тюрьме. Вернулся — и будет сидеть там пожизненно, и будет это дело, и второе дело, и третье, и вы мне будете бесконечно увеличивать срок.
Ну что ж тогда сделать, я считаю, что всё равно моя деятельность, деятельность моих коллег важнее, чем просто конкретная судьба человека. И я считаю, что худшее, что я могу на самом деле сделать, настоящее преступление, которое я могу совершить, — это вас всех испугаться. И вас, и тех, кто стоит за вами. Я ещё раз вам говорю, что я не боюсь, и я ещё раз в эту камеру призываю всех остальных тоже не бояться. Потому что бояться здесь нечего. Бояться нужно того, что мы всю жизнь проведем в нищете, в деградации, отсутствии перспектив, и своим детям оставим в наследство вот это вот всё: вот это холуйство, раболепство и то же самое тоскливое просто ожидание лучшей доли, которая не наступит никогда, пока у власти находится банда воров. Спасибо.
«ЗА КЕМ ПРАВДА, ТОТ И ПОБЕДИТ»
Последнее слово Алексея Навального
в суде по его жалобе на замену условного срока на реальный
20 февраля 2021 года
Я выступаю с последним словом. Сейчас наш суд закончится, а потом у меня следующий суд, и там тоже последнее слово. Наверное, если кто-то захочет издать мои последние слова, то получится довольно толстая книжка. Мне кажется, в этом тоже есть какой-то своеобразный сигнал, который мне посылает вся эта власть в целом и владелец замечательного дворца Владимир Путин. «Всё это выглядит странно, но мы так можем сделать — смотри». Знаете, как жонглёр и фокусник в суде: он мячик крутит сначала на этом пальце, потом на голове. Они говорят: «Смотри, мы можем эту судебную систему крутить на любой части своего тела. Куда ты против нас лезешь? Мы можем всё что угодно сделать, смотри». Если честно, мне кажется, что такая их бравада — вижу это не я один, а и обычные люди, которые смотрят на это. На них это тяжёлое впечатление производит, потому что каждый думает: «А если я столкнусь с судебной системой, какие шансы у меня здесь чего-то добиться?».
Тем не менее, раз последнее слово, значит, нужно говорить последнее слово. Я не знаю, о чём поговорить, Ваша честь. Хотите, с вами поговорю о боге и о спасении? Выкручу, так сказать, «ручку пафоса» на максимум. Дело в том, что я верующий человек, что, в общем-то, скорее служит предметом постоянных насмешек в Фонде борьбы с коррупцией вокруг меня. Сейчас я верующий, и мне это сильно помогает в деятельности, потому что всё становится гораздо, гораздо проще: я меньше раздумываю, и меньше дилемм в моей жизни, потому что есть какая-то книжка, в которой более-менее чётко написано, что нужно делать в каждой ситуации. Не всегда, конечно, легко следовать этой книжке, но в общем-то я стараюсь, и поэтому мне легче.
И тут мне недавно пишет человек: «Навальный, а что тебе все пишут: держись, не сдавайся, терпи. Чего тебе терпеть-то? Ведь ты же вроде в интервью говоришь, что в Бога веришь, а сказано ведь: „блаженны жаждущие и алчущие правды, ибо они насытятся“. Отлично тебе, значит». И я подумал — надо же, как человек меня хорошо понимает, не то чтобы мне отлично, но эту заповедь я всегда воспринимал как инструкцию к деятельности. Безусловно, не очень наслаждаясь тем местом, где я нахожусь, тем не менее, я не испытываю никаких сожалений о том, что я вернулся, о том, что я делаю. Потому что я сделал всё правильно. Наоборот — я испытываю удовлетворение такое, потому что в какой-то сложный момент я делал, как положено по инструкции, но заповедь не предал.