что вы, товарищ судья, не совершите того же преступления. Именно поэтому я настаиваю на полном и безоговорочном оправдании, не принимая никаких полумер вроде прекращения дела с судебным штрафом. Я убеждена в своей невиновности и готова бескомпромиссно её отстаивать. И мы все прекрасно понимаем весь абсурд этого дела: начиная от меры пресечения и заканчивая доказанными защитой фальсификациями. Но главное его противоречие совсем не в этом. Оно в том, что представители потерпевшей стороны, некоторые свидетели и эксперты акцентируют очень много внимания на нашем возрасте, обосновывая наше поведение подростковым максимализмом. Но правда в том, что любой из нас намного взрослее любого из вас. Намного взрослее Краснова, который, как верно заметил Дмитрий, по-детски обиделся на какие-то плакаты. Правда в том, что мне очень тяжело говорить, но я говорю, я могу и буду говорить гораздо больше и честнее любого из вас, потому что у вас права голоса нет вовсе. Правда в том, что с запретом определенных действий и с ограничением свободы, в ИВС или зале суда, с браслетами и строгим графиком, но каждый из нас гораздо свободнее любого из вас, потому что эти три года закончатся, — да и даже до того, как они закончатся, — и я буду продолжать говорить то, что думаю, и делать то, что считаю правильным, а вы, к сожалению, не можете себе такого позволить.
Знаете, последние девять месяцев были очень тяжёлыми, и я не захотела бы их повторить. Я все время жалела о чём-то и думала: «А что было бы, если…» или «А ведь всё могло быть иначе…» Но я обманывала себя, потому что иначе быть не могло. Потому что с того момента, как я взяла в руки Конституцию, моё будущее уже было предрешено, и я приняла его с мужеством. Я сделала правильный выбор, а правильный выбор в тоталитарном государстве всегда влечёт за собой страшные последствия. Я всегда знала, что меня посадят, и когда — было лишь вопросом времени. В книге Маркуса Зусака, которую я сейчас читаю, про жизнь внутри фашистского режима есть такая фраза: «Утверждаете, что это невезение, но вы всё время знали, что так и выйдет», — и эта фраза идеально описывает моё уголовное дело. Это не глупость, не невезение, не случайность и тем более не преступление. Я всегда знала, что это произойдёт, и я всегда была к этому готова. Вы ничем меня не удивите.
Мой адвокат говорил сегодня про Софи Шолль, и её история поразительно перекликается с моей. Её судили за листовки и граффити, меня — за плакаты и краску. По сути, конечно, нас обеих судят за мыслепреступление. Мой процесс очень похож на процесс над Софи, а сегодняшняя Россия очень похожа на фашистскую Германию. Даже перед гильотиной Софи не отказалась от своих убеждений, и её пример вдохновил меня не соглашаться на прекращение дела. Софи Шолль — олицетворение молодости, искренности и свободы, и я очень надеюсь, что и в этом я на неё похожа. Фашистский режим в итоге пал, как падёт и фашистский режим в России. Я не знаю, когда это случится — через неделю, год или десятилетие. Но я знаю, что однажды мы победим, потому что любовь и молодость всегда побеждают.
Я хочу закончить своё последнее слово цитатами двух замечательных людей: Альбуса Дамблдора и Софи Шолль. Сегодня я слишком много говорила про страх, поэтому обе они — про свет. Я начала со страха, а заканчиваю надеждой.
Альбус Дамблдор сказал во время войны: «Счастье можно найти даже в самые тёмные времена, если не забывать обращаться к свету». Последними словами Софи Шолль перед казнью были: «Солнце ещё светит». Солнце действительно ещё светит. Через окно ИВС его не было видно, но я всегда знала, что оно там. И если сейчас, в такие тёмные времена, мы сумеем обратиться к этому свету, — что ж, может быть, это немного, но всё-таки приблизит нашу победу.
«ДВОРЦОВОЕ» И «САНИТАРНОЕ» ДЕЛА
Серия уголовных дел, возбужденных после массовых выступлений в поддержку арестованного по возвращении в Россию Алексея Навального. Такие акции прошли в 130 городах России. Пиковые выступления пришлись на 23 и 31 января, 2 февраля и 21 апреля 2021 года.
Первая акция анонсирована в фильме команды Навального «Дворец для Путина. История самой большой взятки». Протестующие выступали за освобождение не только Навального, но и всех политзаключённых («Один во дворце, сто в темнице» — популярный плакат тех дней). По данным ОВД-Инфо, на акциях начала 2021 года было задержано свыше 19 тысяч человек, возбуждены десятки уголовных дел более чем в сорока регионах страны. Фигурантами этих дел стали 186 человек. Им чаще всего вменялись статьи о насилии в отношении представителей правоохранительных органов, неоднократном несоблюдении порядка проведения массовых мероприятий, вовлечении несовершеннолетних в опасную для их жизни деятельность, перекрытии дорог, повреждении имущества. Поскольку тогда действовали антиковидные ограничения на массовые мероприятия, активно задействовалась и статья о нарушении санитарно-эпидемиологических правил (отсюда обобщающее название «Санитарное дело»). В то же время действие этих санитарных ограничений не мешало проведению масштабных провластных мероприятий — таких как концерт к годовщине «присоединения» Крыма.
Правозащитный центр «Мемориал» признал осужденных по «Дворцовому» и «Санитарному» делам политическими заключёнными.
Мария Алёхина, 1988 г. р., акционистка, участница группы Pussy Riot. В 2012 г. была осуждена к двум годам колонии общего режима за участие в панк-молебне в Храме Христа Спасителя. В 2021 году вновь задержана — за призывы прийти на мирные акции протеста 23 января. Обвинение предъявлено по статье о «подстрекательстве к нарушению санитарно-эпидемиологических правил».
Приговор: 1 год ограничения свободы (запрет выходить из дома с 22 до 6 часов, посещать массовые мероприятия, покидать пределы Москвы).
«ВЗЯТЬ НА СЕБЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ. ЭТО И ЕСТЬ СВОБОДА»
Последнее слово Марии Алёхиной
10 сентября 2021 года
«Санитарное дело» — моё второе уголовное дело в жизни. Прошло почти десять лет. Уголовка за политику перестала быть шок-контентом, а стала частью утренних новостей. Тогда был скандал — три девочки в клетке за песню против Путина, теперь эти три девочки — это каждый житель России.
Тогда суды были открыты — теперь нас приговаривают за закрытыми дверями: государство отгородилось стеной, чтобы продолжать этот спектакль, который стыдно показывать зрителям. Зачем нужно закрывать суды? Затем, что просто репрессий мало, мало сажать, надо сажать так, чтобы никто об этом не говорил. Самые жуткие вещи — это вещи, которые происходят в тишине.
Мой первый приговор — это посыл «не смейте трогать государственную идеологию», мой второй приговор — это «не смейте вообще обсуждать, что мы делаем».
Неуверенность тех, кто выдвигает эти обвинения, построена на том, что они выдвигаются не от имени народа. Люди не настолько глупые, как это может показаться с высоты должностей и погон. Люди понимают, кто гоним, а кто гонитель. Кто стоит за идеалы, а кто просто отрабатывает выслугу. Поэтому людей нужно просто лишить возможности видеть.
Стены строит тот, кто боится, запрещает это обсуждать тот, кто боится вдвойне. Нас всех приучают бояться. «Видишь клетку? Будешь плохо себя вести — окажешься в ней». Но клетка, сделанная из страха, хуже, чем клетка, сделанная из стекла и железа, я знаю это, потому что была в последней.
Я не боюсь, я знаю, что невиновна. Но я не знаю, что является бóльшим ограничением свободы — электронный браслет или указ Путина о назначении на пост судьи. Вы будете вести столько политических дел, сколько вам скажут, вы будете писать бумаги, называя их решениями, зная, что ничего в них не решали, — и всё это, чтобы сохранить кресло, в котором сидите. Вы сказали, что рабство отменили больше века назад, но кто же тогда вы? Вы следуете лагерной формуле «умри ты сегодня, а я завтра». Лучше я поступлю несправедливо сейчас, но останусь при должности, пускай другой пострадает. Лучше другой, чем я.
Вы говорите нам: «От нас ничего не зависит», — хотя от вас, как и от нас, зависит всё.
В моём первом деле были дискуссии, является ли политическое высказывание преступлением или нет. Сейчас нет дискуссий. Все знают — посадить могут каждого. Никто только не знает, как это остановить. На самом деле просто. Надо забыть фразу «от меня ничего не зависит» и взять на себя ответственность. В принципе, это и есть свобода, если, конечно, она тут кому-то нужна.
Остаться в лагере и жить по лагерным принципам или выйти из него — решает каждый сам. Я свой выбор сделала. Теперь ваша очередь.
Люся Штейн, 1996 г. р., акционистка, на момент задержания — муниципальный депутат района Басманный г. Москвы. Задержана за призывы прийти на мирные акции протеста 23 января. Обвинение предъявлено по статье о «подстрекательстве к нарушению санитарно-эпидемиологических правил».
Приговор: 1 год ограничения свободы (запрет выходить из дома с 22 до 6 часов, посещать массовые мероприятия, покидать пределы Москвы).
«ВЫ ПОДДЕРЖИВАЕТЕ СИСТЕМУ ПОЛИТИЧЕСКИХ
ПРЕСЛЕДОВАНИЙ, ПЫТОК, ОТРАВЛЕНИЙ, УБИЙСТВ»
Последнее слово Люси Штейн
25 августа 2021 года
Я не буду говорить по существу дела, потому что мне не к кому обращаться — все участники процесса понимают, что это дело из себя представляет. Но я хотела бы сказать о том, что не только меня из здесь присутствующих лишают права на свободу слова. В этом плане у нас с судьёй много общего, потому что вам тоже, как и мне, запрещают иметь своё мнение под угрозой наказания. Только в моём случае это уголовка, а в вашем — увольнение.
Всем очевидно, что настоящего судебного разбирательство сейчас не происходит, что мы должны сыграть в эту игру и со стороны защиты, и со стороны обвинения. И тот факт, что судье принесли на рассмотрение настолько бредовое дело, говорит о том, что эти каратели вас как профессионала ни во что не ставят. В нормальной ситуации, при здоровом правосудии, любой прокурор постеснялся бы вывалить вам на стол такую чушь. Но эти тома, которые следствие вымучивало полгода, реально передали в суд.