Три дня после фактического задержания были очень трудными. У меня сбился сон, я очень устал. Мне угрожали, применяли физическую силу. Но я пытался им всё объяснить, что видно по моему объяснению. Я отвечал им на вопросы по переписке и объяснял им видеоролики. Мне туда, кстати, в объяснение приписали фразы.
Я на своём опыте убедился, как могут себя вести сотрудники спецслужб, следователи.
Я представляю, каково было Д. с Б. в то время.
Давление на меня продолжилось и после — в СИЗО. В СИЗО у меня сильно ухудшилось зрение. Появились проблемы с памятью, с весом, я стал быстро уставать. В целом моё физическое и психическое, моральное здоровье пострадало. Я стал больше нервничать и стал менее общительным. Мне было тяжело. Я понял, что тюрьма не исправляет людей, не уберегает их от рецидива. Она может просто окончательно испортить человека.
Наша переписка и «ВКонтакте», и в телеграме была очень объёмной, и мы обсуждали за всё время там очень много тем. И игры, и пиротехнику, и политику, и школу. Часто там проскальзывали разного рода шутки.
Помимо нас троих, темы для разговора задавали все, кто участвовал в переписке в беседе: Л., который скидывал инструкции по изготовлению светошумовых гранат, что видно по скриншотам, слитым в сеть; В., который выражался радикальней всех и писал призывы к партизанству; И., который призывал к насилию. Но за разговоры судят нас. Кстати, данные переписки не были, по сути, законспирированными, хотя опасения участники беседы высказывали насчёт конфиденциальности «ВКонтакте», но мы из него не уходили и продолжали в нём общаться, не думая, что наши фразы так воспримут впоследствии. Чётких последовательных планов к терактам мы не выражали в данных переписках. По работе с пиротехникой и взрывотехникой я тоже не разбирался в законности и в последствиях. Общаясь в личной переписке с П., я не знал, что когда-нибудь её увидит ещё кто-нибудь другой. Я просто выражал свои мысли и переживания, про оружие он меня спрашивал и рассказывал, я ему помогал искать информацию. Я вообще выступаю за облегчение оборота оружия в целях самозащиты, это моё личное мнение. Рассказывал я ему о взрывах и пиротехнике как о своём хобби, я делился с ним своими интересами, он тоже мне рассказывал о своей жизни. Я не помню, чтобы я хоть раз сообщал ему, что готовлю теракт в ФСБ или МВД, я так бы и не сделал, эти здания находятся в местах, где могут пострадать люди.
Той переписки, о которой рассказал в суде главный свидетель П., никогда не было. Он её выдумал, чтобы получить свой условный срок. У него просто не было выбора. На суде он сам сказал, что ничего не удалял из переписки. Но переписки не сохранилось.
Я никогда не писал П., что планирую и готовлю кого-либо взорвать, потому что ничего не планировал и никого не готовил.
А в той переписке, которая исследовалась, мы просто размышляли на тему: плохие люди там или всё-таки хорошие — и их можно как-то агитировать, доносить информацию, что они могут ошибаться, что анархисты плохие. Так я думал, и поэтому предложил Д. поклеить листовки об анархистах именно на здание ФСБ.
И я не думал, что из-за этого могут быть такие последствия. Я и сейчас не думаю, что там все плохие, хотя те, кто работал по моему делу, делали свою работу недобросовестно. Не разбираясь, облегчив себе работу, просто выбили у моих друзей явки под давлением. А когда они поняли, что я не признаюсь в том, что они хотят, появились все плохие характеристики, оговоры друзей, чтоб сломать меня морально, чтоб для стражи был мотив, что я плохой и должен сидеть.
Кто даёт мне характеристику по месту жительства, я долго не мог понять, ведь никто из соседей на меня никогда не жаловался, и я сам никогда не делал ничего противозаконного. Оказывается, это школьный инспектор ПДН. Но я никогда раньше его не видел ни в школе, ни у себя дома.
После моего задержания давили на маму, что у неё денег не хватит на платного адвоката. Они надеялись, что я не выдержу, постоянно приходили ко мне в СИЗО, говорили, что хотят мне помочь. Сразу же, пока у мамы не получалось прийти ко мне после ареста и передать что-либо, принесли мне канцелярские принадлежности, намекая мне на то, что она плохая и не ходит ко мне. Один из них даже предлагал, чтоб мы писали друг другу письма, а он относил.
А ещё специально не давали разрешения на звонки и свидание с мамой, наши многочисленные заявления оставались без ответа. Мне повезло, что апелляционный суд освободил меня из-под стражи.
По поводу свидетеля Л. хочу сказать, что ему просто повезло, что у него бабушка — Надежда Качан (о чём я узнал из материалов дела) — бывший мэр Канска.
Если мне дадут реальный срок, я буду отбывать его с чистой совестью и достоинством.
Я буду спокоен, потому что никогда не учил своих друзей плохому, я не был их лидером, мы были на равных и просто дружили. Я никого не оговорил. Мне не стыдно перед людьми, близкими и чужими, которые знают о нашей истории. Пусть кто-то верит не мне, а правоохранительным органам, мне нечего стыдиться. Я никого не собирался взрывать.
Мне очень важно, что меня и мою маму поддерживали чужие люди. Я даже не знал и не думал о том, что поклеенные листовки приведут к таким невероятным последствиям. Что из этого получилось, мы все знаем.
В последний раз на этом суде я хотел бы сказать: я не террорист, я не виновен в 205.3 УК РФ.
И я просто хотел бы доучиться, получить образование и уехать куда-нибудь далеко отсюда, чтобы никого здесь из спецслужб не нервировать и самому не нервничать и стать каким-нибудь фрилансером или ещё кем-нибудь по специальности. Прошу суд дать мне это сделать.
ДЕЛО АНДРЕЯ ПИВОВАРОВА
Андрей Пивоваров, 1981 г. р., окончил экономический факультет СПбГУ. Предприниматель и оппозиционный политик. Был председателем, а затем гендиректором общественной организации «Открытая Россия». 27 мая 2021 года она заявила о прекращении деятельности из-за ужесточения законодательства о «нежелательных организациях» и преследования активистов. 29 мая против Пивоварова возбуждено уголовное дело по статье 284.1 — «осуществление деятельности нежелательной организации». 31 мая 2021 года его сняли с рейса Петербург—Варшава и задержали в аэропорту Пулково.
Приговор: 4 года лишения свободы.
Правозащитный центр «Мемориал» признал Андрея Пивоварова политическим заключённым.
«ЛЮДИ В ПОГОНАХ, ПОДШИВАЯ ДЕЛА, ШТОПАЮТ САВАН,
В КОТОРЫЙ УКЛАДЫВАЮТ НАШЕ БУДУЩЕЕ»
Последнее слово Андрея Пивоварова
15 июля 2022 года
Ваша честь!
Во время судебного процесса я и мои адвокаты доказали, что уголовное дело несостоятельно. Никакой нежелательной иностранной «Открытой России» никогда не существовало. Ничего преступного в моих действиях не было. Дело на меня — это месть в чистом виде за мои взгляды и политическую деятельность. Даже по нормам абсолютно неконституционной, репрессивной статьи 284.1 УК РФ я должен быть оправдан. Следствие не смогло сфабриковать никаких доказательств моей вины. В материалах есть показания продажного пропагандиста с НТВ и заказная «экспертиза» от группы шарлатанов от науки, торгующих совестью и липовыми диссертациями. Вот и всё, что принесло следствие после почти полугода работы и многочасовой слежки. Этого дела бы не было, если бы не стояла политическая команда на мою изоляцию.
У российского общества власти годами отбивают желание следить за политикой, участвовать в политике — то есть в жизни своей страны. Народ осознанно, планомерно погружают в апатию, в тяжёлый летаргический сон. А на тех, кто не согласен засыпать, кто хочет оставаться гражданином, иметь своё мнение, возбуждают уголовные дела, сажают, выдавливают из страны, запугивают. Мечтающие о карьере и премиях люди в погонах уверены, что, подшивая дела, защищают страну, а на деле штопают саван, в который укладывают наше будущее.
Доходит до парадоксального. Недавно у меня состоялся диалог с одним из сотрудников СИЗО. Он был согласен со всем, о чём я говорю: о необходимости сменяемости власти, подотчётности, реальном разделении властей, борьбе с коррупцией. Но при этом считал, что от него ничего не зависит, и лучше бы я не лез в политику. А потом наш разговор перешёл на его жизнь. Он жаловался на зарплату в 32 тысячи рублей в месяц. Это здесь, в Краснодаре, достаточно крупном городе. Из которых ещё постоянно вычитают штрафы и не оплачивают переработки. А его мать трудится нянечкой в детском саду, получая 16 тысяч рублей в месяц.
Граждан за 20 лет отучили от понимания простых вещей, что участие в политике — это гарантия соблюдения их прав. И это нужно не каким-то людям в телевизоре или на митинге, а им самим, потому что:
Свободные выборы — самый эффективный метод борьбы с казнокрадством.
Свобода собраний, митингов — способ для людей объединяться, проявлять солидарность и отстаивать свои интересы.
Свободная пресса — гарантия прозрачности власти, отсутствия коррупции и защита людей от несправедливости.
Люди во власти не хотят, чтобы граждане осознавали: бесправие и нищета — это прямое следствие отсутствия в стране конкуренции, оппозиции, независимых СМИ, профсоюзов. Кто вступится за твои права? Кому вообще важно мнение людей, если выборов нет? Любой депутат или чиновник зависит не от эффективности своей работы, а от преданности начальнику.
Чтобы окончательно отбить у людей желание интересоваться политикой, на несогласных заводят уголовные дела. Хотя несколько тысяч политических заключённых в многомиллионной стране могут показаться несерьёзной цифрой. Какая разница, что говорит этот парень в клетке. Плюс-минус ещё один. «Сейчас быстренько осудим, следователь получит обещанные погоны — и забудем». Можно подумать даже, что государство борется с небольшой группой, маргиналами. Но на самом деле борьба идёт с будущим. Люди, которые сейчас выступают за прогресс, за сменяемость власти, за прекращение военных действий, хотят для нашей страны лучшей доли, достойного будущего. А именно его нас лишают. Чем выше уровень репрессий и больше запретов, тем больший кусок будущего у нас забирают.