– Гордан, ты устал. Пойдем домой, я тебя провожу.
Какой-то смысл в ее словах был. Вот только надо допить вино, чтобы не пропало. Вылив в себя и на себя все, что еще оставалось на столе, попытался галантно предложить даме руку, но чуть не упал. Верона подхватила меня, мы сделали несколько шагов… А дальше я помню урывками. Вроде мы куда-то шли. Вроде потом сидели на какой-то поляне. Потом я вроде лежал, положив голову Вероне на колени, и монотонно материл ее, Эли и весь этот долбаный мир вообще и по частям. Верона послушно соглашалась со всеми моими словами и вроде тоже что-то говорила, но таким ласковым, участливым тоном, что я от жалости к себе под конец просто захлюпал носом, уткнувшись ей в колени. Верона гладила меня по волосам и что-то говорила, говорила… Что было потом, я не помню.
Очнулся я с почти ясной головой. Огляделся по сторонам – вроде спальня моя. И одежда вся моя и на мне. И даже сапоги на мне. Попробовал сесть, и меня тут же закачало из стороны в сторону. С трудом зафиксировавшись в вертикальном положении, медленно огляделся по сторонам. Точно, спальня моя. На столике рядом с кроватью стоял кувшин, который я туда не ставил. Внутри сразу проснулась жажда, я осторожно подтянул кувшин к себе, но от непонятной, странно пахнущей жидкости меня чуть не вывернуло. Они что, отравить меня решили? Нет, похмелье надо лечить старыми, проверенными средствами. Встать удалось достаточно быстро, и, пошатываясь, я поплелся искать выпивку. В одном из подвалов я вроде видел несколько бочек.
За дверью меня поджидал Гусля. Можно было отправить за выпивкой его, но мне хотелось на свежий воздух, да и неизвестно, что он посчитает хорошим вином. Я и сам еще не определился, чего я сейчас хочу больше – то ли сухонького, то ли водки.
Встречные шарахались от меня, но сначала я списывал это на свой внешний вид. Потом на перегар. Но когда во дворе и солдаты, которых вряд ли можно напугать подобными вещами, торопливо уступили мне дорогу, поведение окружающих начало напрягать. Я и раньше не пользовался всеобщей любовью, но сегодня нежелание общаться со мной проявлялось особенно отчетливо. Все старались держаться на расстоянии и при первой же возможности исчезали. Наконец я не выдержал:
– Гусля, в чем дело? Почему люди сторонятся меня так откровенно?
– После вчерашнего, милорд.
– А что было вчера?
– Вы были пьяны.
– И что? Они видят подобное впервые?
– Да, милорд.
– Не говори загадками.
– Для начала вы разгромили таверну.
– Подумаешь, несколько чашек разбил.
– Вы разбили всю посуду и мебель, и даже стены таверны перекосило. Причем сделали это, просто стукнув ладонью по столу. Хорошо хоть люди не пострадали.
Я неопределенно пожал плечами. Что-то подобного не помню. Чашки – да. Столы вроде тоже. А вот про остальное врет.
– Когда вы покинули таверну, вы ее сломали.
– Сломал? Каким образом, интересно? Ломиком по бревнышку раскатал, что ли? – Я приготовился услышать очередную небывальщину, но Гусля ответил совершенно серьезно:
– Вы сделали странное движение рукой, и таверна поднялась в воздух, а затем обрушилась вниз перемолотыми щепками.
– Никогда не умел делать ничего подобного, – недовольно буркнул я.
– Но вчера у вас это получалось легко. – Гусля был серьезен. – Потом вы долго сидели с леди Вероной на поляне, но к вам никто не решился подойти. А когда вы вернулись в замок, вам захотелось развлечений, и вы решили, что на женщинах надето слишком много одежды и это надо исправить.
– И что?.. – появилось нехорошее предчувствие.
Гусля неожиданно расплылся в улыбке:
– Вы что-то сделали, и у всех женщин, стоявших во дворе, исчезла одежда.
Мне вдруг резко стало плохо.
– А… у леди Вероны…
Гусля убрал улыбку.
– Самое удивительное, но на леди Верону это не подействовало. Так же как и на мужчин. Визгу было!.. – Гусля снова заулыбался. – Очень полезное заклинание.
– Я не маг, – мрачно обрезал я.
– Вам виднее, – легко согласился Гусля. – Женщин одели, а леди Верона пообещала, что серьезно поговорит с вами. На первое время она приказала спрятать всю выпивку в замке, и, что удивительно, все только обрадовались такому решению. Но подходить к вам пока опасаются. Если уж вы с такой легкостью творите, – Гусля замялся, – подобные вещи спьяну, то неизвестно, что вы сделаете с похмелья. Рисковать никто не хочет.
– Я что, страшнее магистра Телнаха?
– Магистр учился в академии, у него есть диплом и звание. Уровень его силы можно представить хотя бы примерно. А с вами, милорд… Я не смею даже намекать, но с вами трезвым все же гораздо спокойнее.
Некоторое время я пытался переварить услышанное.
– А с чего вдруг Верону потянуло в таверну?
– Так ее позвали перепуганные жители.
– Что, не было рядом здоровых мужиков?
– Никто не рискнет связываться с пьяным магом.
– Я не маг! – Я уже начал злиться.
– Как скажете, милорд. – Гусля снова покорно склонил голову.
Некоторое время мы молчали, но мне уже стало интересно.
– И что, Верона оказалась самой смелой?
– Да, милорд.
– И поперлась успокаивать пьяного мага, как ты говоришь, из-за разбитой посуды и мебели?
– Если бы дело ограничилось только мебелью, никто бы даже не обеспокоился – мало ли как развлекается господин. Но потом над таверной появилось разноцветное холодное пламя, похожее на разорванную перекрученную радугу. Оно становилось все больше и металось все более яростно. Вот тогда люди испугались по-настоящему и позвали леди Верону. И правильно сделали. Как только она вошла внутрь, пламя почти сразу исчезло.
– Ну еще бы, пришла хозяйка и враз приструнила зарвавшегося раба, – хмыкнул я.
Гусля странно посмотрел на меня:
– Когда вы вышли из таверны, ошейника на вас не было.
Я осторожно ощупал шею – действительно, ничего нет.
– А кто его снял и когда? Верона, что ли?
– Не знаю, милорд.
– Ну не знаешь, и ладно, сам потом у Вероны спрошу. А чего это ты весь искланялся? – Я с подозрением посмотрел на Гуслю. – И через слово повторяешь «милорд»?
– Я не раз слышал, что подобные ошейники надевают только на очень знатных господ и снять их почти невозможно – сделать это может только очень сильный маг. Леди Верона точно не маг, и, кроме вас, в таверне никого больше не было. Так что после вчерашних событий я теперь могу с чистой совестью называть вас «милорд». – Гусля снова поклонился.
У меня от таких новостей почему-то резко разболелась голова.
– Слушай, Гусля, а где еще можно раздобыть вина? Надо бы опохмелиться.
Старый слуга только вздохнул.
Разговора с Вероной тоже не получилась. Когда она пришла ко мне в комнату, стол уже был уставлен бутылками, которые Гусля прикупил для меня в городе. Чуть сморщившись (видимо, перегар стоял знатный), она грустно произнесла:
– Я прикажу, чтобы тебе принесли побольше горячих закусок. И пожалуйста, Гордан, не напивайся сильно.
– А то что? – Я с вызовом глянул на нее.
Верона через силу улыбнулась:
– Трезвый ты гораздо лучше.
И пока я подыскивал адекватный ответ, быстренько умотала. Но настроение испортить успела. Здоровье я поправил, а вот дальше вино как будто встало поперек горла. Вроде вот оно, хоть залейся, а интерес пропал.
Погулял по замку, но народ разбегался от меня во все стороны, и удовольствия от собственной крутости по-прежнему не было. Плюнув, ушел из замка, нашел в близлежащей роще полянку и улегся на траве, бездумно глядя в небо. Легкий ветерок ерошил волосы, птички пели. Я даже уснул, разомлев. Проснулся уже к вечеру, с прояснившейся головой. Не скажу, что стало легче, но тоска и боль внутри немного утихла.
Результатом моей пьянки стала стена отчуждения, возникшая вокруг меня. Нет, никто не пытался грубить и уж тем более попрекать за содеянное. Наоборот, меня внимательно слушали, малейшая просьба воспринималась как приказ и исполнялась беспрекословно. Но люди старались исчезнуть при первой же возможности. Я щедрой рукой компенсировал расходы на постройку новой таверны, всем женщинам купил новые наряды, но ничего не изменилось. Такое впечатление, что меня откровенно боялись, а мягкий тон, которым я теперь старался говорить, пугал еще больше. Даже после резни, которую я устроил в день принятия присяги, такого не было. Возможно, смерть здесь воспринимают гораздо проще и обыденней, чем в нашем мире. Но почему на их отношение так сильно повлияла моя пьянка? Может, я что и учудил, но не в таком же масштабе! Про посуду помню. Помню, какую испытывал злость за то, что меня сделали рабом. Помню, что даже хватался за ошейник. Но как я его снял?! Если это вообще сделал я. А может, это Верона придумала такой розыгрыш, чтобы отучить меня от пьянки? Научила остальных, чтобы они рассказывали мне всякие ужасы, раз уж я ничего не помню?
Но больно уж сложно получается. Можно научить пять, десять человек говорить нужные слова. Но научить буквально всех испуганно шарахаться от меня? Я перебрал слова Гусли, но явного криминала не нашел. Переломанные столы – ерунда. Разрушенная таверна? Так вроде обошлось без жертв. Одежду на женщинах как-то содрал? Вполне невинная шутка. Что там еще… Ошейник, который может снять только сильный маг. Опять же вопросы: насколько сильный и с чего вдруг все стали такие грамотные и знающие. Да и не помню я ничего. Кто снял, как снял. Может, врут? Оставалось еще непонятное пламя, но это вообще больше походило на красивую сказку. Можно было бы поспрашивать магистра, но тот как специально куда-то исчез. Да и о чем я его спрошу? Мол, я какой-то мифический золотой дракон, не подскажете, что я умею и что могу? Может, и ответит, а может, просто покрутит пальцем у виска.
Когда очередной слуга поспешил сбежать от меня, мне это надоело. Да пошли они все! Забрался на стену, выгнал часового из угловой башни, заблокировал двери и, усевшись на парапет, стал смотреть на открывающуюся картину.