— Мне нравится ваш друг! — театральным шепотом сообщила она мне.
Тони ухмыльнулся, приподнял одну бровь, как бы говоря мне: это выходит само собой, такое уж действие он оказывает на молодых, грудастых, делающих карьеру женщин.
— Похож на моего отца, — добавила Мисси.
— Ваш отец жив? — спросил я.
Выяснилось, что он умер несколько лет назад.
— Ага. Теперь понимаю, в чем сходство.
Поднялся крик, и я увидел себя на большом экране. Высоко поднимаю Финни за его длинную шею. Несколько мгновений — и я исчез. Это был проморолик, сообразил я. Теперь реклама, и только потом вся история целиком.
— Звук! — заорала Мисси.
Пришлось повозиться, но за минуту, пока прошла реклама, звук включили. Что-то в моем облике показалось мне странным — и не тот факт, что я сжимал в руках шею гуся. Лишь когда камера наехала совсем близко, я спохватился, что давал интервью, напялив очки с накладным носом. Я думал, их карикатурность будет очевидна, однако — по крайней мере, на экране телевизора — это не так. Черная пластиковая оправа очков не казалась безусловно игрушечной, а окрашенный в телесный цвет пластиковый нос выглядел просто огромным носом. Вблизи на большом экране можно разобраться, что нос накладной, но сколько человек, сидя дома перед обычным телевизором, решат, будто я именно так и выгляжу?
К моему удивлению, редактор телестудии почти ничего не вырезал из моей импровизированной речи, и теперь, сидя в «Шпалах», я пожалел, что он не выбросил ее целиком. Впервые закралось подозрение, что пятидесятилетний профессор английской литературы, душащий перепуганного насмерть гуся, вовсе не так уж забавен. Я слушал, как изрекаю угрозу — убивать по утке в день, пока не получу бюджет, — и камера наехала на Финни: его вылезающие из орбит глаза и трепыхающиеся крылья продемонстрировали миру: этот маньяк от своих слов не отступится. Но толпа в «Шпалах» заулюлюкала, зааплодировала, и Мисси заставила меня встать и раскланяться. Она отыскала мой съемный нос с очками и велела надеть, чтобы все могли меня признать.
На экране появились Дикки Поуп, главный администратор кампуса, и Джек Проктор, наш сенатор, у обоих вид недовольный, но их попытки что-то сказать потонули в дружном вое зрителей. Им отвели меньше десяти секунд — переключили на новостную команду в студии, которая захлебывалась хохотом, потом снова реклама, а в баре — ликующие вопли. Похоже, нынче я — герой.
Отпраздновал это дело очередным походом в уборную.
Когда я вернулся, устрицы закончились, а Тони Конилья, потрясая черно-седой гривой, отплясывал с Мисси под весьма энергичный рок-н-ролл с припевом: «Дай мне, дай твою любофф». Похоже, они выкрикивали этот призыв друг другу, хотя едва ли могли расслышать слова сквозь грохот музыки. Я отметил, что Тони на танцполе двигается куда свободнее, чем на корте. По правде говоря, если посмотреть на него сейчас, так и в голову не придет, что ему требуется фора. Скорее, это он мне должен давать очки вперед.
Также я обнаружил, что к буйной компании за нашим столом присоединились Тедди и Джун, что показалось мне странным, пока я не спохватился, что сам же звонил им и велел смотреть новости. Я не помнил, говорил ли им, откуда звоню, но, видимо, да, раз они тут. Они принимали меня как чемпиона, хлопали по спине.
— Я всегда знал: в тебе это есть! — заявил Тедди, и восхищение в его голосе смешалось со страхом. Как большинство университетских, он приходит в восторг от чужого непрофессионального, инфантильного поведения. Давненько он сам не выходил за рамки и теперь отчасти завидовал, отчасти радовался, что на это решился я, а не он. Джун тоже смотрела на меня как-то по-новому, словно в последнее время подозревала, что я вовсе не заслужил свою репутацию человека непредсказуемого, немного даже возмутительного — хотя бы по скромным университетским меркам.
— Это великолепно! — вскрикивала она. — Выражение лица этой утки дорогого стоит.
Но уважение, которое я только что приобрел в глазах Джун, померкло, когда Тони Конилья вернулся с танцпола, ведя красивую молодую женщину. Распря между Тони и Джун уходит корнями в прошлое. Джун даже не потрудилась скрыть презрительную гримасу. Этой осенью студенческий журнал, который она курирует, опубликовал сильную (и неподписанную) статью, обвиняющую нескольких преподавателей (указывались только их кафедры, но не имена) в сексуальном хищничестве. Один преподаватель биологии, говорилось в статье, давно уже рассматривает свои семинары как «источник потенциальных сексуальных партнеров».
— Лицо гуся! — добродушно поправил Тони. Он не удостоил ту статью ответом, ни публичным, ни частным, но его интонация давала понять, что захоти он — с такой же легкостью исправил бы каждую фразу в публикации. Галантным жестом он придвинул Мисси Блейлок стул, как бы намекая, что худший его изъян — избыток очарования. Верхняя губа девушки вспотела, под мышками расплылись влажные пятна.
— Это был гусь! — повторил Тони. — Кто еще, кроме преподавателя английского, пообещает убивать в день по утке, демонстрируя при этом в качестве образца гуся?
— Утка, гусь — нет разницы, — вступилась Мисси.
Тони вскинул руки, сдаваясь.
— Ну нет же никакой! — настаивала Мисси.
— Почему нынче никто не проверяет факты? — вопросил Тони. — Что случилось с точностью? Когда-то ее считали добродетелью. Как и честную игру.
Мисси, видимо, сочла, что эти наблюдения адресованы ей, — что и понятно, поскольку, произнося их, Тони строил ей глазки.
— Я не очень понимаю, в чем заключается честная игра по отношению к гусю, — сказала она.
— В том, чтобы называть его гусем, — как ребенку разъяснил ей Тони.
Тедди счел за благо переменить тему:
— Жаль, что Лили не с нами.
Мы все уставились на него.
— Что не так? — переспросил он всех и в особенности меня, потому что я захихикал.
— В чем тут соль? — удивилась мисс Блейлок.
— Тедди влюблен в жену Хэнка Лили, — жизнерадостно сказал Тони Конилья. — Вот и мечтает, чтобы она оказалась здесь.
Пока он договаривал, вся кровь, какая была в теле Тедди, скопилась у него в физиономии.
— А разве это не его жена? — Мисси ткнула большим пальцем в Джун.
Тони, пожав плечами, согласился, что так оно и есть.
— Но почему-то он предпочитает жену Хэнка.
Мисси подалась вперед, чтобы разглядеть Джун, но, не имея возможности сравнить ее с Лили, так и не пришла ни к какому выводу. Оглядела и всех нас, собравшихся за столом:
— Я чего-то не понимаю?
— Ох, многого, — ответила Джун.
Мисси пренебрегла ее ответом и снова обернулась к Тони.
— То есть это правда чудно как-то, что вы говорите это при ней, — пояснила она, еще раз обозначив Джун тычком большого пальца.
— Это ерунда, — попытался оправдаться Тедди. — Просто шутка! Он просто любит баламутить.
Глаза Мисси сперва сощурились, пока она обдумывала эту версию, потом расширились — она вспомнила.
— Точно! — сказала она. — Это вы все начали там, у озера.
Тони оглянулся на меня, и я предупредил:
— Скажешь «пруд», огребешь по голове кувшином.
Кувшин с маргаритой напомнил Тони, что его стакан пуст. Он налил себе и Мисси, затем подлил остальным. Маргарита закончилась как раз перед тем, как очередь дошла до Джун, но Тони этого якобы не заметил.
Моя угроза вышибить из Тони мозги пробудила некое воспоминание в Тедди, и он с энтузиазмом заявил:
— Жаль, тебя не было вчера с Хэнком и со мной.
И, не заметив, как Джун поменяла свой стакан на его, продолжил излагать в обычном своем стиле про то, как нас спихнул на обочину «камаро» Пола Рурка и как дело чуть не дошло до драки. За сутки, прошедшие с этого инцидента, Тедди привык к своей мелодраматической версии и уже считал ее истиной. Я видел, что он рассчитывает на мою поддержку.
— Ты разве там был? — спросил я невинно, просто ради того, чтобы полюбоваться выражением его лица. Он же знает меня двадцать лет, мог бы поостеречься и не втягивать меня в свои сюжеты. — Ах да! — спохватился я. — Что-то такое припоминаю.
— Большое спасибо! — поблагодарил Тедди — уязвленный, истекающий кровью. И лишившийся маргариты, как он только сейчас заметил. Теперь нам понадобится еще кувшин, но если он признает такую необходимость, ему и платить, а не хочется. И лишь когда Джун, допивая последний глоток, одарила Тедди презрительной улыбкой, я почувствовал сожаление.
— Можно раздобыть еще устриц? — спросила Мисси.
— А! — сказал Тони. — Море! — так, будто это слово означало нечто особенное, а не то, что оно обычно означает.
Мисси Блейлок встала и направилась в дамскую комнату. Тони залюбовался ее полными, округлыми бедрами.
— Я не дешевка, — напомнил он нам, — но кое-кто может мной завладеть.
— Ты именно дешевка! — грубо ответила Джун.
— Ну, пусть! — покаянно вздохнул Тони, отловил официантку и заказал еще устриц и очередной кувшин маргариты.
Глава 12
Время — позднее, чем следовало, и я зашел дальше, чем следовало, и тот момент, когда я мог применить свободную волю, вскинуть руки и крикнуть ликующей толпе «No mas»[9], давно упущен. Вот я и решил, что такова воля народа: чтобы я до конца участвовал в празднестве.
Так было тогда. Теперь мы едем домой к Тони, мы — Тони, мисс Блейлок и Уильям Генри Деверо Младший. Втиснулись втроем на переднее сиденье принадлежащего Тони «ниссана станца». Тони и Мисси не позволили мне тихонько прикорнуть на заднем сиденье. Атосу и Арамису требовался Портос. Один за всех и все за одного на переднем сиденье, «станца» добросовестно карабкалась по темным пустынным улицам к дому Тони, спрятанному в лесу высоко в Рэйлтонских горах: за домом склон становился слишком крутым, и там уже не стали расчищать и строить. Мисси поглаживала внутреннюю сторону моего бедра, но я не придавал этому значения, потому что она более многозначительно гладила внутреннюю сторону бедра Тони и к тому же курлыкала негромко и покусывала мочку его уха. Возможно, конечности Мисси работают в унисон, правая рука вынуждена подражать левой и она не может гладить внутреннюю сторону бедра Тони левой рукой, если не будет делать то же самое правой — с моим бедром. Переднее сиденье «ниссана» рассчитано на двоих, а не на троих, и места для укромности чувств не остается.