— В итоге наш развод оказался благом. В долгосрочной перспективе это вредно — любить на девяносто с лишним, когда твоей возлюбленной с трудом даются даже семьдесят. Стоит такой ситуации затянуться, и кто-то из двоих обзаведется оружием.
Он подался вперед и подлил бурбона в мой стакан — немного, потому что я и с первой порцией еще не справился.
— Как это выходит, что я пью вдвое больше тебя, да еще и разговаривать успеваю?
Если начистоту, я боялся приняться за выпивку. Боялся, что не смогу остановиться, очень уж хорошую штуку принес Тони. Будь я уверен, что на этой бутылке дело и кончится, я бы пил с ним наперегонки, но Тони заранее предупредил, что знает местечко, где можно раздобыть вторую, да и я знаю с дюжину таких мест, самое близкое — кухонный бар, где я припрятал, не открывая, бутылку ирландского виски, даже более дорогого, чем этот бурбон.
— Долгое время после ее ухода я держался там же, на вершине. Очень редко опускался в смысле уровня привязанности, но знаешь, правду говорят — на вершине одиноко. А спустя месяц или год еще и глупо себя чувствовать начинаешь. Соображаешь, как много ты можешь предложить другим женщинам, если перестанешь сосредоточиваться на одной.
— Не забывай, конец истории мне известен, — перебил я. — Я знаю, как много ты можешь предложить другим женщинам. Ты хвастаешься этим в раздевалке дважды в неделю.
— А ты не забывай Джо Нэмета, — парировал он. — «Если ты на самом деле можешь — это не похвальба».
Бурбон таинственным образом испарился. Я протянул стакан за добавкой.
— Но вот еще что, — задумчиво сказал Тони. — По большей части с тех пор, как я могу столько предложить другим женщинам, моя привязанность к бывшей жене пребывает на вполне комфортной отметке чуть за шестьдесят, а иногда опускается даже до пятидесяти пяти примерно. На прошлой неделе, когда я лежал в джакузи с представительницей местной прессы, привязанность к бывшей опустилась до пятидесяти с небольшим, что для меня предпочтительно, потому что на пятидесяти с небольшим появляется выбор — туда или сюда. Появляется шанс сохранить достоинство. А ты же знаешь мой девиз.
Я улыбнулся:
— «Достоинство прежде всего»?
— Я тебе говорил?
— Догадался [24].
— Но вот еще что, — повторил он свой зачин, и я не понял, идет ли речь о том же самом или теперь он зашел с другой стороны. — Находишься на своих комфортных пятидесяти с небольшим, в горячей ванне с представительницей местной прессы (офигенные сиськи), и вдруг, безо всякой разумной на то причины, тебя вновь отбрасывает к максимальным оценкам в смысле привязанности к женщине, которую ты не видел уже десять с лишним лет, — она за это время, кто знает, может, безобразно растолстела — к женщине, с которой ты собирался провести всю жизнь и даже клялся в этом при свидетелях, и ты бы хотел понять: почему это случилось именно сейчас? То есть у тебя ответственное собеседование, и ты вовсе не хочешь быть, как прежде, отличником в смысле привязанности. Хочешь находиться на пятидесяти, максимум шестидесяти с небольшим, чуть выше среднего, лишь бы стыдно не было.
— И что же ты в таком случае советуешь?
Он уставился на меня как на дурака, но все же подлил нам обоим в стаканы.
— Какой тут совет? Слушай внимательно. Суть — тайна человеческих отношений. Я привожу статистические данные, обсуждаю тончайшую калибровку человеческого сердца, научно к этому подхожу. Что касается тебя — тут я понятия не имею, как и что. Ты сказал, что наполовину влюблен. Я всего лишь пытаюсь прояснить твое статистическое мышление. Я даже не знаю, в кого ты наполовину влюблен.
— А это имеет значение для статистики?
— Нет, — признал он. — Но мне любопытно. В какую женщину может быть наполовину влюблен мужчина вроде тебя.
— Знаешь дочь Билли Квигли, Мег? — услышал я свой голос словно со стороны.
— И кто бы мог упрекнуть за это мужчину вроде тебя?
— А еще моя секретарша Рейчел.
— Тоже подходящая женщина для мужчины вроде тебя, чтобы полувлюбиться. Понимаю.
— А еще Боди Пай на женской кафедре.
— Лесбиянка, — прокомментировал Тони. — Ты же знаешь, что она лесбиянка?
— Это значит, что она не может полувлюбиться в меня, но не что я не могу в нее полувлюбиться.
— Верно. — Тони согласился с моей логикой. — Но тут-то и вступает в игру достоинство.
Я глянул на него.
— Я возражаю не против образа жизни, а против напрасной траты чувств, — пояснил он. — Я бы сказал то же самое, если бы ты сообщил, что полувлюблен в гаечный ключ. Наверное, твоя проблема именно в этих пятидесяти процентах. Ни рыба ни мясо. Кстати говоря, ты ужинал?
Не ужинал, честно ответил я.
— Знаю одно местечко в городе, там хорошая еда. И еще кое-что, что может тебя заинтересовать, — добавил он, приподнимая бутылку, уже почти пустую, у донышка плескалось на полпальца мутной жидкости. — Они и спиртное подадут, если правильно их попросить.
— Мы слишком пьяны, чтобы садиться за руль.
— Пешком не дойти. А между этим домом и рестораном только деревья, больше ничего.
— Деревья-то меня и пугают, — сказал я. — В них врезаешься — а они стоят.
— Следуй за мной! — скомандовал Тони.
— Наверное, они уже закрываются. Почти девять.
— Ты слишком зажился в Пенсильвании. В Нью-Йорке цивилизованные люди в это время только начинают думать об ужине. Лишь христиане-фундаменталисты уже откушали.
— Они тоже имеют что предложить Богу.
— Чушь! Они верят, что Бог может многое предложить им, вот и все. Надевай свой пиджак. Вдруг натолкнемся на одну из тех женщин, в кого ты полувлюблен.
Мы сели каждый в свою машину и не превышали скорость в двадцать пять миль в час на всем пути до «Эвергринс», довольно приличного ресторана по меркам Рэйлтона. Таких у нас мало, вот почему в любой вечер здесь непременно встречаешь знакомых. В этот вечер я уже из холла увидел Джун и Тедди, ужинавших в третьей от двери кабинке. Удивился, застав их вдвоем в публичном месте после той сцены, что разыгралась между Джун и Илионой в коридоре корпуса современных языков, и еще больше удивился, когда Тедди потянулся через стол и взял Джун за руку. В другом конце зала Пол Рурк и вторая миссис Рурк, похоже, ожидали свой счет, вторая миссис Р. покачивала на большом пальце ноги полуснятую под столом сандалию.
А в центре зала я заприметил Боди Пай с симпатичной молодой женщиной.
— Такое твое счастье, — слишком громко заявил Тони. — Лесбиянка.
Я по дороге слегка протрезвел, а Тони, похоже, наоборот, развезло. Раз уж мы добрались сюда, надо бы плотно поесть.
Тедди и Джун обернулись, и я им помахал. Они сблизили головы, нетрудно было догадаться, о чем они спорят — Тедди предлагает позвать нас за столик, а Джун, ненавидевшая Тони, категорически возражает.
— С чего вдруг столько народу в ресторане вечером в понедельник? — удивился я.
— Два по цене одного, — пояснил Тони.
— Кто-то из нас ужинает бесплатно? — спросил я.
— Я, — уточнил Тони. — На прошлой неделе я выложил пятьдесят пять долларов за устрицы.
— Я-то гадал, кто за них заплатил. Правильно, что это был ты, ведь ты же их все и съел.
Мы заняли последний свободный столик, но через пару минут Рурк и вторая миссис Р. остановились возле нас по пути к выходу. Вторая миссис Р. — женщина, в которую я даже наполовину влюбиться бы не смог. Но как она ухитряется шагать по жизни с неизменно скучающим выражением лица? Я бы не хотел состоять в браке с Полом Рурком, но трудно поверить, что он вызывает у жены скуку.
— Привет, преподобный, — сказал я.
— Счастливчик Хэнк! Празднуешь возможность еще недельку побыть во главе кафедры?
— Думаю заказать омара, — сообщил я.
— Жаль, ты опоздал минут на десять — Джун перегнулась через стол и поцеловала муженька. Я собирался взять десерт, пока это не увидел. — Он уже двинулся прочь, но спохватился: — И давно ты знаешь, что поиски завкафедрой отменены?
Даже в сильном подпитии я распознал ловушку. Рурку больше всего хотелось бы подловить Джейкоба Роуза на прямой лжи.
— А их отменили? — спросил я.
Конечно, я к себе пристрастен, но мне показалось, что сыграл я так же убедительно, как наш декан. Это, пожалуй, еще одна причина поверить в то, что из меня мог бы выйти неплохой декан. Может, виной тому четверть галлона бурбона или присутствие моего давнего врага, но мне вдруг приглянулась идея сделаться его начальником. Иуда Долбодятел. Так и вижу табличку с именем на двери.
— Не стоило и спрашивать, — сплюнул Рурк. — Двадцать лет я знаком с тобой и с Джейкобом, и вы оба ни разу не сказали мне правду. Приятного аппетита, не подавись омаром.
— Будьте осторожны за рулем, — пожелал я второй миссис Р.
Ее муж дернулся, но уже не обернулся.
— А была настоящая дикарка, — заметил им вслед Тони.
— Неужели ты и ей мог многое предложить? — вздохнул я.
Он даже глаз на меня не поднял.
— Ты думаешь, что все мои знания сводятся к плоти. Но это не так.
В центре зала молодая женщина, которая пришла вместе с Боди Пай, поднялась и направилась в дамскую комнату. Высокая, спортивная на вид, смутно мне знакома. Возможно, тренер какой-нибудь студенческой команды. Судя по выражению лица Боди Пай, это их прощальный ужин. Боди вынула сигареты, зажгла одну, спохватилась, что сидит в зале для некурящих, и погасила. Перехватив ее взгляд, я улыбнулся, попытавшись этой кривой улыбкой засвидетельствовать понимание и сочувствие, но, боюсь, засвидетельствовал только, насколько я пьян. В ответ она глянула на меня так, словно приняла за бывшего мужа, того самого, из-за кого стала лесбиянкой.
Дождавшись официанта, я заказал большую порцию ребрышек, и мой сотрапезник уставился на меня в ужасе.
— Не стоит.
— Что значит «не стоит»?
— Ты хоть понимаешь, как это вредно? — После шунтирования Тони сделался убежденным врагом красного мяса. — Знаешь, сколько фунтов непереваренного животного жира носит в своем теле средний американец?