— Это вы позвонили мне четверть часа назад и трусливо повесили трубку? — требовательно спросила она. Похоже, на этой лестничной площадке я — не единственный, кто страдает от кризиса доверия.
— Не ожидал услышать ваш голос, — пояснил я.
— Поверить не могу, что он дал вам мой номер. Должно быть, забыл, что мы знакомы.
— Должно быть, так.
Оба мы одновременно почувствовали, как глупо выглядим, общаясь на площадке, от которой отходит сумрачный коридор.
— Послушайте, — сказала Мег, избегая смотреть мне в глаза, — мне так кажется, он решил остаться тут. А мне позарез нужно, чтобы он съехал, понимаете?
— Дайте ему час, и он уедет, — пообещал я.
— Он очень милый, но я ведь и с Джули дружу.
— Верно.
— Не то чтобы секс так уж много значил, — продолжала она. — Обман — вот что меня смущает.
— Вполне вас понимаю.
— Ну что ж, дверь не заперта, — завершила она, развернувшись и устремляясь вниз по ступенькам. Но внезапно остановилась, словно тут-то ее и осенило: — Вы здорово разозлились, правда?
— Наверное, для меня секс значит больше, — ответил я. Чего я не сказал, так это как я рад, что не решился разделить с ней тот персик.
Но она, похоже, поняла и без слов.
— Вы в точности мой старик, — сказала она, покачав головой. — Только что не пьете.
И ушла.
Квартира Мег — во всяком случае, гостиная — была обставлена с типичным студенческим шиком, так, словно девушка еще не выбрала, читать она предпочитает или выпивать. Повсюду наполовину сгоревшие свечи, разноцветный воск стекает по горлышкам винных и ликерных бутылок. Примерно две тонны книг навалено на доски, установленные на цементных блоках. Окинув взглядом корешки, я убедился, что любимые авторы Мег по большей части тоже не могли решить, что им надо — писать или пить. Ее экземпляр Уильяма Генри Деверо Младшего (забавно, как он всякий раз бросается мне в глаза на чужих полках) зажат между Фредериком Эксли и Скоттом Фицджеральдом.
Обнаружив Рассела крепко спящим среди сбившихся комом простыней Мег, я принялся пинать ногой кровать, пока не разбудил его. При виде меня он изумился еще больше, чем Бобо. Настолько изумился, что поозирался по сторонам, проверяя, где находится. Достаточно странно было бы проснуться в собственной кровати и увидеть перед собой тестя, но в спальне Мег Квигли, когда он лежит в ее постели, мое присутствие невозможно осмыслить.
— Вот видишь, про это я и говорил вчера, — напомнил я. — Никто не рассказывает все как есть.
Теперь-то уж я несомненно ощущал гнев, и я бы хотел назвать его праведным гневом, вот только непросто распалиться праведным гневом против человека, чьи трусы ты натянул на себя.
— Одевайся! — велел я. — Но сначала прими душ.
Рассел не спешил выполнять приказ, хотя мои указания были вполне ясны и просты.
— Вы бы вышли, — попросил он наконец. — Тогда я встану.
Невероятно.
— Страдаешь от застенчивости, Рассел?
Он уселся в кровати, подтянул простыни до пояса.
— Это ничего не значит, Хэнк. Мег ничего не значит для меня.
Я кивнул: дескать, понял.
— По крайней мере, в этом ваши показания совпадают. Она только что заверила меня, что и ты для нее ничего не значишь.
Рассела это, кажется, немного задело, но он поспешил скрыть обиду:
— Это просто…
— Что-то вроде системы поддержки, — подсказал я, вспоминая, как Джули объясняла, зачем часами висит на телефоне в выходные. — Не стоит разыгрывать из себя одинокого рейнджера, когда тебе плохо.
Он прищурился, гадая, не новое ли это издевательство с моей стороны, — такой разговор в духе нью-эйджа и ток-шоу.
— Странный у вас вид, — сказал он наконец.
— В каком смысле?
— Неистовый, — тревожно пояснил он. — Как будто готовы убить кого-то, если сочтете, что он это заслужил.
— Одевайся, Рассел, — повторил я. — Сначала в душ. Потом оденься. Потом собери все, что может понадобится в Атланте, — на неделю или немного дольше.
Я ушел в гостиную, чтобы не мешать Расселу. Помещение крошечное, стены тонкие, и невольно я слышал мощную посткоитальную струю, бьющую в унитаз. Что ж, такова справедливость. Я дразнил Рассела, теперь он дразнит меня. Сначала Бобо, теперь он.
Я сверился с часами, прикидывая, сколько времени займет поездка в аэропорт и обратно. Много всего надо успеть до семинара, который начнется в два. Я позвонил на кафедру, чтобы попросить Рейчел организовать мне встречу с деканом, но вместо Рейчел наткнулся на автоответчик. Поверить невозможно: она послушалась и, как я и велел, взяла отгул. Значит, все придется делать самому. Хорошо хоть, набрав номер декана, я услышал в трубке голос Марджори, а не Джейкоба.
— Мне нужно увидеться с ним ближе к концу дня, — сообщил я.
— Насколько я понимаю, он хочет поговорить с тобой прямо сейчас, — проинформировала меня Марджори.
— Нет, пока я не хочу говорить с ним! — возразил я, но на том конце раздался какой-то приглушенный звук, а затем трубку взял Джейкоб.
— Черт побери, Хэнк! — проревел он, прежде чем я успел отсоединиться.
Пока ждал Рассела, я пересчитал книги Уильяма Генри Деверо на полках Мег. Окончательный результат — четыре: три моего отца, одна моя. Услышав, что вода в душе стихла, я перезвонил Марджори.
— Ох уж разозлил ты его, — сказала она.
— Отлично. Я все утро дурно о нем думал. Одна мысль за другой.
— Он делает все, что в его силах, Хэнк.
Тогда я рассказал ей анекдот о священнике, нанявшем старуху играть на органе во время службы. Девять часов утра, воскресенье, начинается месса. Все поднимаются петь псалом, орган оживает, гремит, совершенно мимо нот. Ничего подобного в той церкви раньше не слыхали. И так всю мессу напролет, как будто за инструмент пустили малого ребенка. Очевидно, старуха солгала: играть на органе она не умела. В ярости священник потребовал объяснений.
— Угадай, что ответила старуха? — спрашиваю я Марджори.
— Делаю все, что в моих силах? — сразу угадала она, подтвердив мое (и не только мое) убеждение, что деканом следовало бы избрать ее. — Половина четвертого подойдет?
Я сказал, что это время подойдет идеально.
— Так что, — заговорил Рассел, после того как полдороги до аэропорта мы проехали в молчании. — Гоните меня прочь из города?
— Думаю, тебе стоит выяснить, что за вакансия в Атланте, — ответил я.
Рассел кивнул. Волосы он успел смазать гелем, они торчали короткими шипами.
— Понимаете, я совсем забыл про вашего отца, — признался он. Когда я глянул на него и нахмурился, он пояснил: — Джули мне говорила, что он вроде как олимпийский чемпион по супружеским изменам. Бросил вас с матерью и сбежал с аспиранткой, так? В таком контексте понятно, почему вы рассердились на меня.
— Заткнись, Рассел.
Он проигнорировал мой дружеский, сердечный совет.
— Но все-таки довольно странно, что вы считаете, будто можете попросту выгнать меня из города таким манером. Тем более в таком состоянии.
— В каком еще состоянии?
Он посмотрел на меня и нехотя сообщил:
— Вы ужасно выглядите. Я бы легко с вами разделался. Мог бы вырвать руль, вытолкнуть вас из машины, оставить на обочине и угнать автомобиль. Сами знаете, я бы справился.
— Разделаться? Вырвать руль? Что за речи?
— Я бы мог, — сказал он. — Знаете, почему не сделал?
— Потому что чувствуешь себя виноватым и униженным, потерпев крах в браке и карьере?
— А! — буркнул он, уставившись прямо перед собой. — Значит, вы понимаете.
Понимал я другое: со мной происходило нечто скверное и мне следовало это предвидеть. Теперь, когда Рассел уже не валялся в постели Мег, прежняя моя симпатия к нему возвращалась чуть ли не галопом. Он нравился мне так же сильно, как в тот день, когда я наголову разбил его в баскетбольном матче — когда он произвел тот нелепый, наобум, от отчаяния бросок и закинул мяч на крышу, да так, что мяч застрял за щитом и мне пришлось лезть за ним на глазах у дочери, его новобрачной жены.
— Ты же не думаешь, что я увожу тебя из города, потому что невзлюбил тебя, — поспешил я объяснить. — Это не навсегда. Все уладится, если ты на какое-то время уедешь. Уж мне точно станет намного легче.
— Надеюсь, вы понимаете, что денег на рейс до Атланты у меня нет.
Я глянул на него, приподняв бровь, — дескать, не считает же он меня совсем уж наивным человеком.
— И денег на жизнь там тоже нет, — смущенно добавил он.
— Не пытайся отговорить меня, Рассел, — предупредил я.
Мы домчались до аэропорта за рекордное время. Рассел больше не сопротивлялся. Единственное, в чем выразилось его недовольство тестем, — он не позволил мне понести одну из двух сумок.
— Ненавижу местные рейсы, — сказал он, после того как я забронировал местный рейс до Питтсбурга, где ему предстояло пересесть на большой самолет до Атланты.
Обратный билет взяли с открытой датой. Я выписал Расселу чек на личные расходы. Мой зять подозрительно изучил чек.
— Найди место подешевле, — посоветовал я. — Когда устроишься, позвони Джули.
— Позвонить ей?
— И вот еще что, — добавил я. — Скажи ей, что сам так решил. Она тебя зауважает.
— А что скажете ей вы?
— Пока не знаю, — ответил я, хотя уже знал.
Рассел увидел, что его рейс высветился на табло, и глубоко вздохнул.
— Я правда боюсь этих маленьких самолетиков, — признался он. Видно было — не притворяется.
— Ты не погибнешь в этом перелете, Рассел. Ты был куда ближе к смерти сегодня утром, еще до пробуждения.
— Знаете, как я этого боюсь, и все равно заставляете?
— Вот именно.
Он пожал плечами, как бы говоря, что его это не удивляет.
— Ну, до свидания тогда.
Руки мы пожали друг другу так, словно могли никогда больше не встретиться.
— Мег сказала мне, что давно с вами флиртовала.
— Это правда.
— Сказала, вы хотели ее трахнуть. Она, мол, видела.
— Вот как.
— Сказала, вам до смерти этого хотелось.