Непостижимая концепция — страница 24 из 51

– Почему напрасный? Я могу доставить вас куда угодно. Один раз, последний. Даже за Реку, но там вы умрете.

– Куда угодно? – заинтересовалась Стелла.

– В любое место Мира, – уточнил Харон.

– Значит, не совсем куда угодно… – констатировала она и посмотрела на мужа.

Тот молчал. И смотрел в зенит. Не отрываясь.

– Эта штука, между прочим, не только светит, но и греет… – предостерегающе сказала Стелла. – Несколько тысяч градусов на поверхности наверняка есть.

– Что-то мне не видится других вариантов… Надо рискнуть.

Бальди всегда останется Бальди. Она кивнула и засмеялась – совсем как та студентка, в которую по уши втрескался двадцатисемилетний профессор, многими почитаемый за величайшего физика современности…

…Плащ с треском разорвался, разошелся на куски, на полосы – Харон повел плечами, и остатки его одежды упали. Крылья оказались белоснежными, с перьями, ни дать ни взять крылья громадного лебедя. Стелла не удивилась, так и должно быть в мире, созданном из остатков, осколков, ошметков прежнего… Ангельские крылья, все правильно. Выглядят красиво, но едва ли будут способны бороться с нормальной гравитацией… Не важно, все равно здесь гравитации нет, ни нормальной, ни пониженной, ни какой-нибудь иной, – все тела в этой вселенной, все предметы отталкиваются от Света, от светила, зависшего в центре Мира, – иначе как бы они смогли разгуливать по всей поверхности сферы Бальди?

Потом был полет. На удивление недолгий, хотя Стелла подозревала, что он сможет растянуться на целую вечность – если подтвердится гипотеза, что все тела, по мере приближения к центру Мира, уменьшаются в размерах, а скорость света замедляется…

А может, и растянулся… В конце концов, как говорит Харон: что такое время и кто его видел?

Вблизи Свет оказался огромным. Не повисший в зените тусклый шарик – нестерпимая для глаза поверхность от горизонта до горизонта. Смотреть на нее не было никакой возможности. Стелла, стиснутая могучими руками Харона, закрыла глаза. Лицо чувствовало испепеляющий жар, и он усиливался.

Они все-таки сгорят… Обидно. Надо было выбрать покой, успела подумать Стелла, прежде чем превратиться в ничто, в короткую болезненную вспышку…

Потом она почувствовала прохладу. Открыла глаза. Испепеляющая поверхность Света исчезла. Харон исчез. Рядом был Бальди, и стояли они в самом центре очень странного помещения.

Стояли? Нет, скорее парили в вертикальном положении, без какой-либо точки опоры. Вокруг, со всех сторон, – зеркала. Огромные зеркала в форме правильных пятиугольников, сверху, снизу, повсюду, – ничего, кроме зеркал, смыкающихся краями, образующих правильный многогранник. Расстояние до зеркал и их истинные размеры оказалось трудно оценить, вокруг не было ничего, позволяющего определить масштаб. А двое пришельцев в зеркалах не отражались.

Там отражались – по одному в каждом зеркале – другие люди, которых не было здесь, внутри огромного додекаэдра. И тем не менее Стелла понимала и чувствовала – перед ней не окна, не экраны, именно зеркала. Очередной парадокс в порядком надоевшей череде парадоксов.

– Кто эти люди? – тихонько спросила Стелла. – Они нас видят?

– Не люди… Один человек… По крайней мере, когда-то его считали человеком… Не знаю, насколько обоснованно.

Стелла не поняла ничего. Ей обитатели зеркал показались совсем разными… Хотя… если приглядеться… да, что-то общее есть… Высокий лоб, очень крупные глаза, руки с удивительно длинными и подвижными пальцами… Но различий больше.

Люди в зеркалах занимались своими делами, не обращая внимания на гостей. Стелла долго вглядывалась в один из пятиугольников – в нем виднелся человек в длинной мантии, явно служившей рабочим халатом, изрядно заляпанной… Человек сидел, согнувшись над столом, и над чем-то напряженно работал – что именно он делал, Стелла не могла понять, поле зрения было ограничено. Время от времени человек припадал глазом к окуляру микроскопа – на вид древнего-древнего, латунного.

Похоже, результаты работы не слишком устраивали человека – лицо казалось недовольным, губы шевелились, но ни звука до Стеллы не доносилось…

Потом она заметила странную вещь – зеркало, именно это, придвинулось. Или же она каким-то образом переместилась к нему. Человек стал лучше виден, Стелла уже слышала слабые отзвуки его слов, язык показался незнакомым. Казалось, стоит продолжить вглядываться – и зеркало надвинется вплотную, а затем Стелла окажется там, в Зазеркалье.

Она торопливо отвела взгляд. Потом искоса взглянула снова. Зеркало отодвинулось на прежнюю дистанцию. Стелла не удержалась, повторила эксперимент – человек становился все ближе, все реальней, – и работа его подошла к концу: откинулся на спинку кресла, с довольным видом созерцая что-то, невидимое Стелле. Произнес непонятную, но торжественно прозвучавшую фразу, взмахнул рукой… Она опомнилась в последний момент, на самой границе, до того хотелось разглядеть, чем же занят незнакомец.

На третьем цикле наблюдений разглядела… И удивленно вскрикнула:

– Так ведь это же…

– Да, это святой Маркус… – согласился Бальди. – Видишь руну Кронг?

Стелла не поняла ничего. Она хотела сказать, что в большой конической колбе копошились крошечные серые твари – точные копии тех, с которыми воюют солдаты Геверница. Копии, уменьшенные в масштабе сто к одному.

Но Бальди, как выяснилось, смотрел на другое зеркало – где человек в длинном прожженном фартуке возился рядом с чем-то огнедышащим, не то с топкой громадной печи, не то с чем-то в том же роде.

– Ты сюда взгляни! Вот откуда берутся твари, что лезут из прорывов! Подожди… Маркус Кронг?! Этот алхимик – прелат Маркус Кронг?! Но ведь он…

– Как видишь, не совсем…

– Но где же он? Что отражают эти чертовы зеркала?

– По-моему, ничего не отражают… И он именно там.

– В Зазеркалье?

– Можно использовать и такой термин. Демиург из Зазеркалья…

– Ты циник, Бальди… Перед тобой творец мира, который ты самонадеянно назвал своим именем.

– Случается… Америго Веспуччи тоже не сотворил континент, названный в его честь.

– Смотри, ему чем-то не нравятся получившиеся гомункулусы… Совсем не нравятся…

И в самом деле, колба с копошащимися существами была небрежно отброшена в сторону, послышался звон бьющегося стекла. Человек что-то раздраженно произнес. Стелла подумала, что сейчас, или же очень скоро, случится очередной прорыв…

– Что он сказал? Ты понимаешь?

– Что-то о нехватке энергии… Забавно… Мои расчеты показали то же самое – этот мир задыхается без энергии, он на грани коллапса, ему нужен свой Большой взрыв… Но кто бы мог подумать, что здесь сидит в должности демиурга отражение Маркуса Кронга и страдает от той же беды…

– Боюсь, в этом мы ему не поможем…

– Да почему же? Насколько я знаю Геверница и Моратти – помощь уже в пути.

И тут они допустили ошибку… Заговорились и оказались слишком близко к невидимой грани, к границе с Зазеркальем. Возможно, даже коснулись этой грани.

Отражение Маркуса уставилось на них. Не просто в их сторону – именно на них.

Стелла не успела испугаться. Увидела резкий взмах руки прелата, услышала громовой голос, выкрикнувший повелительную фразу.

И не стало ничего. Их тоже не стало…

Эпилог

Бригадный генерал Феликс Донахью сидел за столом в том самом разборном домике-штабе, где он три дня назад застрелил своего непосредственного начальника. На столе лежал «дыродел». Тоже тот самый.

Но и домик, и «дыродел», и бригадный генерал теперь находились далеко, в двух сотнях километров от штольни, ведущей в сферу Бальди.

Эвакуация прошла по плану. Закладка заряда прошла по плану. На экране виднелся пейзаж «зоны Алеф», в углу мелькали цифры обратного отсчета. Последние секунды уходили в ничто, капали в вечность…

На экране двоеточие разделило две пары нулей. Бригадный генерал зажмурился, смотрел сквозь узенькую щелочку век, хотя знал, что фильтры приглушат яркость вспышки…

Ничего не произошло. Вспышки не было. Четыре нуля на экране издевательски подмигивали.

Секунда, другая, третья… Тишина. Мирный пейзаж «зоны Алеф», покрытый выжженными пятнами былых прорывов.

Он схватил микрофон, потребовал данные мониторинга «Греты». Голос напоминал рык раненого тигра.

Оставалась надежда на неисправность, досадную и легко исправимую. Он знал, что такое невозможно в принципе, что все цепи, все системы продублированы и протриплированы… И все же надеялся.

Через несколько минут надежда испарилась. Данные подтвердили: взрыв произошел, все телеметрические датчики уничтожены, напоследок зафиксировав запредельный выплеск энергии.

Стомегатонный фейерверк все-таки состоялся. Но прошел совершенно незаметно. Даже легчайшего сейсмотолчка аппаратура не записала… Бригадный генерал Донахью был в шоке. Если бы ему довелось видеть, как стреляет штурмовая винтовка в сфере Бальди, у генерала могли бы возникнуть кое-какие догадки. Но он не видел. И не понимал ничего.

Однако подозревал, что Моратти не удовлетворится взрывом, зафиксированным исключительно датчиками в подземной каверне. Президенту нужен не взрыв сам по себе, это лишь средство для устранения источника постоянной угрозы… А устранен ли он – вопрос вопросов.

Долго своим вопросом Донахью не терзался… Пейзаж «зоны Алеф» начал меняться, зеленый альпийский луг начал вспучиваться вновь образующимся холмом…

Прорыв. Очередной прорыв… Задание провалено.

Донахью не знал, что за секунду до того – или за тьму эпох, смотря как считать – этот прорыв предрекла молодая женщина, зависшая в центре громадного, из зеркал составленного додекаэдра… Он знал другое: дивизионным генералом ему не бывать. И дальнейшая судьба сократилась до двух возможностей: взять со стола оружие и застрелиться сразу или же дожидаться, чем закончится трибунал – позорной отставкой или тем же «дыроделом» с одним патроном… Какой вариант предпочтительнее, Донахью еще не решил.