– Снаружи с этого места, – вздохнул бородач. Ну как ему объяснить? – Дайте ваш навигатор.
Верхолаз протянул гаджет. Митрофан включил голограмму, нашел Мушиное болото – на карте оно выглядело несколько иначе, чем теперь его можно было увидеть в реальности, – отметил примерное расположение «точки» – места, через которое можно попасть сюда, внутрь. Собственно, эту «нутрь» Сухостой тоже называл «точкой». Странное дело, но черная отметина – «точка» – на карте Майнера была. И странность крылась не только в этом: предыдущий раз, когда Митрофан показывал верхолазу Камни, здесь было все Мушиное болото. И «точки» – бородач готов поклясться – тут не было. Карта была другая, снятая спутником до того, как в этих краях появилось это странное место.
– У вас карта новая?
– Да, две недели назад обновление прислали.
– А предыдущая версия с каких времен была?
– Не знаю. Еще до Катастрофы, наверное, рисовали. А какая разница? – верхолаз не мог понять, к чему клонит Митрофан.
– Разница есть.
Стало быть, две недели. Вот чего они там всполошились. «Точку» они нашли. Именно поэтому вездеход и пер так уверенно прямо к ней. К этой совершенно непримечательной полосе выжженной земли метров пять шириной и в длину – не более двадцати. Словно какой-нибудь дракон из древних сказок лизнул болото раскаленным языком. И все, больше там ничего не было. Только сажа и пепел, которые отчего-то не смывались дождями и снегом, не выдувались ветрами. За прошедшие два года вид этой самой «точки» не изменился ни на йоту.
Митрофан внимательно посмотрел в глаза верхолазу. Майнер ухмылялся. Недобро ухмылялся. И выражение его глаз тоже сильно изменилось, напомнив Митрофану метаморфозу, происходящую с лицом Сухостоя всякий раз, как тот попадал внутрь «точки».
– Вы это видели? – спросил бородач, показывая на черную отметину на карте.
– Разумеется, – кивнул верхолаз. – И две карты, датированные разными годами, я тоже сравнить в силах.
Значит, он заметил исчезновение из реальности большей части Мушиного болота. Целого участка тундры, клином уходящего в сторону полигона корпорации «Науком» номер тринадцать.
– Покажите навигатор.
Майнер протянул прибор. Митрофан порылся в настройках: этот гаджет мог выполнять нужные ему функции. Он совместил старую карту с последним обновлением, а потом потянул ее пальцем из центра, свернув в некое подобие мешка. Или бутылки. Черная клякса «точки» из современного вида Мушиного болота оказалась прямо на горлышке получившегося сосуда Клейна.
– Мы здесь, – объяснил Митрофан. – Но попасть сюда просто так не удастся. И сеть здесь не берет, сигнал со спутников не ловится – это оттого, что мы внутри.
Он повертел получившуюся картинку. В виде бутылки близость Мушиного болота к полигону в глаза не бросалась. Во всяком случае, на голографическом экране навигатора.
– Это как? – не понял его верхолаз. Можно подумать, что Митрофан сам понимал, как это. Ему тоже «на пальцах» объяснил Сухостой. Одна разница: Митрофану поверить было проще.
– Как хочешь, так и понимай, – усмехнулся бородач.
– Тут еще одна странность, – добавил он, вернув Майнеру навигатор, – с расстоянием не угадаешь. Это на карте вашей мешок ровненький получается, а на самом деле он, словно измятый кем-то снаружи: где-то противоположные стенки соприкасаются, где-то длинные и глубокие складки. Так что путь всегда разный получается.
– А как Сухостой определяет, куда идти? Без навигатора.
Митрофан пожал плечами. Проводник никогда не рассказывал, не отвечал на вопросы, хотя бородач спрашивал неоднократно. Похоже, он и сам не знал.
А потом Сухостой скомандовал привал. Поскольку у Камней успели только вскрыть банки с пищевым концентратом, закинув пару кусков в рот, есть и в самом деле хотелось.
Митрофан машинально жевал, не чувствуя вкуса. Нужно было есть, и он ел. Даже здесь организм без пищи функционировать отказывался. Митрофан думал. Вспоминал день, когда впервые попал сюда.
День, который наступит завтра.
Попасть внутрь, перешагнуть на другую сторону «точки», мог только Сухостой. Если другие умельцы и существовали, Митрофан о них не слышал – не возвращались обратно. Он и сам неоднократно пытался попасть сюда; первое время шило в одном месте все вертелось, не терпелось вернуться и разобраться, что к чему. Только ничего не получалось: потопчешься по черной выжженной полосе, да толку никакого – даже следов на угольной пороше не остается. С Сухостоем совсем по-другому все было: идет проводник себе да идет, прошагает по «точке» и топает дальше, вроде бы ничего и не изменилось. А глядь, ты уже внутри.
Но как тогда он, Митрофан, впервые попал внутрь? Ведь Сухостой вывел его наружу, он не приводил его сюда.
В тот день разыгралась гроза, тучи плотные, струи воды хлещут – ни зги не видно, темно, почти как ночью. Молния яркой вспышкой высвечивает тундру от горизонта до горизонта. Свет настолько яркий и быстрый, что радужка не успевает подстроиться, сузить зрачок, и засвеченная сетчатка отправляет в мозг почти белое полотно, усеянное одинокими тенями от чахлых березок. И еще одна тень, намного ближе, чем тени деревьев. Митрофан не успевает распознать ее, но черный силуэт продолжает пульсировать перед ослепшими на несколько секунд от яркой вспышки глазами. Силуэт кажется знакомым, он похож…
– Подъем! – зычный голос Сухостоя выдернул Митрофана из воспоминаний. Бородач опустил глаза и обнаружил, что его банка с пайком пуста. Он аккуратно упаковал мусор, заставил убраться остальных, разбросавших объедки вокруг, и пристроился замыкающим.
В воздухе нарастало напряжение, все это чувствовали. Но никто, кроме Сухостоя и Митрофана, не понимал, в чем дело. Они приближались к воронке, к тому самому месту, куда хотел попасть Майнер. И Сухостой тоже хотел туда попасть. Не за деньги, ему там было нужно что-то другое.
А сам Митрофан? Хотел ли он вернуться туда именно сейчас? И что он хотел бы там увидеть? Или изменить? Даже если представить, что изменить что-то можно, что бы он изменил? Хотел бы он просто, ничего не заметив, вернуться назад? Скорее всего.
Прошлое не вернуть. Митрофан сам на себя махнул рукой.
Прошлое не вернуть. Но ведь сегодня еще только шестнадцатое сентября.
Небо стремительно темнело, серое марево продолжало клубиться, быстро наливаясь непроницаемым свинцом.
Сухостой неоднократно начинал говорить о том, что в воронке что-то должно случиться. Что-то важное. Каждый раз, когда говорил об этом, Сухостой тоскливо смотрел прямо в глаза Митрофану, будто пытался заглянуть в самую душу. Он словно ждал, что именно Митрофан должен изменить… Но что, что ему менять?
Внезапно справа послышался шорох, а потом донеслось громкое хлопанье. Охрана верхолаза тут же оттеснила подопечного, закрыв собой, в руках обоих уже были «дрели». Бойцы заняли позиции по сторонам, прильнув щеками к «коловоротам». И только Сухостой с подневольным Шкодиным остались на тропе.
Митрофан знал, что это такое, но люди Майнера среагировали настолько стремительно, что он не успел и слова произнести. К счастью, никто не угодил в трясину, сорвавшись с тропы.
– Это ж гуси-лебеди! – выпалил Митрофан, осознав, что ни черта он не объяснил.
Там, откуда слышался странный звук, теперь была отчетливо видна возня нескольких похожих на шевелящиеся тряпки существ. Или не существ – Митрофан не знал, что это такое. Больше всего создания напоминали поднимающихся на крыло гусей. Или лебедей. Оттого он и прозвал их так. А Сухостой их вообще игнорировал.
Гуси-лебеди размахивали рваными краями своих псевдокрыльев, поднимая веера брызг. После каждого их движения в воздухе оставался слабый, едва различимый светящийся след, который желто-красным маревом висел в пространстве несколько минут. Твари были резвые, поэтому скоро воздух вокруг них светился довольно ярко.
– Что это за хрень такая? – не отводя ствола от хлопающих непонятно чем тварей, спросил Андрей.
– Не знаю. Они никогда не трогают, не приближаются даже. Так, крыльями помашут и угомонятся. Здесь еще такие могут быть, так что вы уж поспокойней. А то, того гляди, утонет кто ненароком.
– Отставить, – скомандовал Майнер, отодвинув телохранителей. – Откуда здесь такое?
Митрофан усмехнулся:
– А откуда это здесь вообще взялось?
Майнер посмотрел на северо-запад. Вышло это у него машинально, но Митрофан понял отчего. Он думал так же – в нормальном мире в том направлении находилась Станция. Оттуда это все и шло, не было здесь такого раньше. Только сейды эти, к которым ходил Сухостой, да оленьи рога, сложенные особенным образом, выбеленные солнцем и ветром, невесть сколько лет пролежавшие в местной тундре. Чуэрвь-гарты – вот как эти штуки называл Сухостой. Их здесь нойды оставили, колдуны лопарей. Правда, откуда у Сухостоя столь глубокие познания о нойдах, исчезнувших не один десяток лет назад, Митрофан так и не понял.
Возможно, Шкодин со своим пропавшим отрядом напоролся как раз на один из чуэрвь-гартов. Совсем недалеко от «точки» была полянка, усеянная оленьими рогами и выложенным особым образом булыжником. Это место производило жутковатое впечатление. Однажды Митрофан даже видел, как Сухостой управляется с древним хозяйством нойдов – проводник что-то мычал под нос и поворачивал рога остриями в разные стороны, а камни перекладывал, поглаживая каждый перед тем, как опустить на землю. Черт его знает, чего он хотел этим добиться. Митрофану тогда пригрезилось, что посреди зимы вдруг прямо из земли солнечный свет ударил, а снег растаял, открыв зеленую молодую траву. Но в тот день Митрофан с самого утра выпил лишнего – сильно лишнего – и глазам своим не верил, а воспоминания путались с явными фантазиями или даже галлюцинациями. Так что в чудодейственные свойства чуэрвь-гартов бородач не особенно-то и верил.
Стемнело. Чем ближе подходили к воронке, которую Сухостой считал центром «точки», тем больше становилось не по себе. Не подходящее для людей это место.