Вокруг, в топях, то и дело появлялись какие-то огоньки – то зеленые, то синие, то, как гуси-лебеди, желтовато-красные. Что из них было обычным болотным явлением, а что порождением той неведомой силы, что свернула пространство, замкнув огромную площадь саму на себя, Митрофан не знал. Может, это были те самые кикиморы, что выли поутру. Здесь никто и никогда не проводил исследований, ученые даже не подозревали о существовании аномалии. «Точку» уже заметили – Майнер, во всяком случае, сумел разглядеть ее на своей обновленной карте, – но разведать еще не успели. И, похоже, не успеют.
Майнер не знает всех здешних премудростей, он до вездехода хочет добраться, информацию с него слить. Все регистрационные данные его датчиков, результаты всевозможных замеров и черт его знает, что еще. Черт его знает, зачем ему это нужно? Может, надеется, что удастся отсюда найти проход на территорию Станции. Может, и повезет ему? Но – вряд ли…
Люди устали, всем ужасно хотелось спать, но проводник не разрешил устраивать привал. Он посматривал вверх, в бурлящее марево, которое медленно начинало сереть. В обычном мире начиналось утро. Утро семнадцатого сентября.
Внезапно Сухостой остановился, подняв вверх руку.
– Всем сесть и закрепиться, – сказал он.
– Какого черта?! – возмутился кто-то из бойцов Майнера.
Митрофан отметил, что сам верхолаз выражать протест не стал. Молча опустился задницей в ледяную жижу и ухватился руками за пожухлую траву. Мокнуть совершенно не хотелось, но делать нечего – просто так, ради развлечения, Сухостой не станет заставлять людей купаться. Даже неприятных ему людей.
– Сядь! – не особенно громко, но так, что хотелось наложить в штаны и хоть куда, но плюхнуться на задницу, произнес верхолаз.
Возмутившийся боец мигом притих и сел, как было велено.
– Черт, не успели, – проворчал Митрофан.
– Куда не успели? – поинтересовался Майнер. Верхолаз, похоже, понял, что шутить в этих краях не стоит, а стоит слушать, что говорит Сухостой: он сидел, плотно вжавшись в набегающую из-под просевшей травы жижу.
– Пройти не успели. Теперь может вообще обходить придется.
Сухостоя Митрофан видел плохо, проводник стоял на коленях, вцепившись в воткнутый на полдлины шест обеими руками. Похоже, он был недоволен. Плохо дело – значит, чувствует Сухостой, что тряхнет сильно. Опоздать он, похоже, боится.
По частым темным лужам пробежала мелкая рябь. Началось.
– Держитесь, – посоветовал Митрофан Майнеру и прильнул к мокрой траве всем телом.
– Держусь, – послышался приглушенный голос верхолаза.
Мелкая дрожь повторилась еще несколько раз, а потом болото зашевелилось. В самом прямом смысле, будто было живым. Пучки травы в руках дергались из стороны в сторону, вода то тут, то там взлетала крупными фонтанами, словно под темной поверхностью резвились огромные рыбины, островки и кочки наползали друг на друга, подобно людям, слившимся воедино в любовных объятиях. Мир сошел с ума.
Митрофан зажмурил глаза, он не мог видеть, как вокруг все скачет и переворачивается, его начинало тошнить. Странное дело – все это буйство можно было только увидеть, с закрытыми глазами ощущения, что тебя опрокидывает вместе с кочкой вверх тормашками, не было, просто трясло.
Кто-то закричал. Митрофан открыл глаза, его тут же начало мутить, голова закружилась. Он пытался найти того, кто вопил, но никак не мог задержать взгляд хоть на каком-нибудь предмете. Мир вокруг переворачивался с ног на голову и обратно. Митрофана несколько раз ощутимо подбросило, а потом пришлось ухватиться за траву изо всех сил, потому что пальцы стали соскальзывать с мокрых пучков – кочка, на которой сидели бородач, Майнер и один из его телохранителей, начала заваливаться вбок.
Митрофан увидел кричащего – один из бойцов неуклюже размахивал «коловоротом», плавно погружаясь в черную грязь. Несколько раз густая вязкая волна перекатилась через торчащую над поверхностью топи голову. Сухостой теперь оказался не впереди, а сбоку, и кочка проводника становилась все дальше. Он пытался дотянуться своим шестом до тонущего бойца, но тот не то не видел помощи, не то не мог дотянуться. У него еще пара попыток, заметил про себя Митрофан, если не получится – шансов спастись нет.
Но на самом деле самого Митрофана больше занимал вопрос, куда движется их кочка. Он знал, что происходит – вся «точка», все болото, заключенное в одномерную бутылку Клейна, сейчас сминалось в одном месте и распрямлялось в другом. Как раз то, что он пытался объяснить Майнеру: у бутылки стенки неровные, они смяты и сейчас мнутся по новой. Когда все закончится, тропы, по которой их вел Сухостой, не будет, придется искать иной путь. А касательно Сухостоя – Митрофан не на шутку испугался, что их кочку может отбросить на приличное расстояние, даже на противоположную стенку «бутылки». Тогда они обречены, без проводника из этого болота не выбраться.
Светопреставление закончилось внезапно, словно кто-то снаружи выключил моторчик, приводивший в движение этот мирок. Митрофан поднял голову и осмотрелся. На душе сразу полегчало: Сухостоя он видел. Их отнесло совсем недалеко, метров на пятьдесят.
– Стойте там, – крикнул Сухостой, – я за вами приду!
Голос проводника звучал бодро, что несколько удивило Митрофана. Стало быть, дорогу он уже знал.
Упавшего в топь бойца нигде не было. Когда Сухостой добрался до них, на вопрос Майнера о бойце он ответил:
– Держаться надо было за кочку, а не за автомат. Я же предупреждал, что оружие не понадобится.
– Но сам карабин взял, – парировал Майнер.
– Здесь я диктую правила, – сквозь зубы процедил проводник. – Быстрее пошли, недолго уже осталось.
Теперь Митрофан понял, отчего повеселел Сухостой. Землетрясение не испортило ситуации, а, напротив, приблизило их участок болота к воронке, в которой застрял вездеход. Тот самый, добраться до которого так хотел Майнер. Настолько сильно хотел, что согласился лично ползать по болоту, чтобы до него добраться – это было условием Сухостоя, и выполнить его пришлось. Присланный на проверку правдивости рассказов проводника Шкодин утопил команду и сам немного умом подвинулся. Так что выбора у Майнера не было: либо отказаться от затеи, либо приехать самому. Где и как пересеклись Сухостой с верхолазом, Митрофан не знал. Но сомнительно, что о вездеходе Майнер мог узнать от кого-нибудь другого.
Топь закончилась очень скоро. Буквально через пару сотен метров. Почва под ногами еще оставалась влажной, но с каждым шагом совершенно промокшие ноги ощущали все более твердую опору. Трава теперь росла не столь плотно, и деревья – все такие же невысокие и чахлые – стали попадаться чаще, постепенно образовав нечто вроде небольшой рощицы. Если этот похожий на привидение лес не «перевернуло», сразу за ним должна начинаться Пустошь, а дальше уже и поле с шептун-травой и воронкой по центру появится. Это недалеко, километра три-четыре, но как удастся пройти – неизвестно. Чем ближе к воронке, тем кривей становятся прямые. Так Сухостой говорил.
Редколесье закончилось внезапно, как ножом отрезали.
Сухостой остановился, за что Митрофан был ему несказанно благодарен – идти по сухому, конечно, куда легче, чем в топи, но слишком уж быстрый темп взял проводник. Охранники Майнера, даром что ребята тренированные, тоже дышали тяжело и с удовольствием присели на влажную землю.
– Тихо здесь, – сказал Сухостой, внимательно вглядываясь в Пустошь.
Пустошь была пуста. Абсолютно. Ни травинки, ни залетного листочка из леса.
– Пошли, – отдуваясь, сказал верхолаз.
Проводник покачал головой.
– Пошли. Ты же сам говорил, что осталось немного.
– Расстояние не всегда можно измерить километрами, – возразил Сухостой.
– Ага, – согласился Майнер, – еще милями или верстами.
– Вон она, воронка, – Сухостой ткнул ненужным здесь шестом в направлении горизонта и пожал плечами. – Иди.
Гладкая, как стол, поверхность Пустоши там, куда показал проводник, плавно опускалась, образуя довольно крупную не то вмятину, не то даже яму. По форме это образование действительно очень напоминало воронку. Будто именно сквозь нее и засосало все живое с Пустоши. И от нее исходило слабое оранжевое свечение.
– Сколько времени? – внезапно поинтересовался Митрофан.
В его сторону обернулись все, кроме Сухостоя.
– Десять почти, – ответил Майнер.
Митрофан кивнул, потом стянул с плеч рюкзак, порылся в нем и явил на свет небольшую темно-синюю коробочку. Контейнер, в котором уже почти два года хранилась его «балалайка». Пользоваться ею Митрофану отчего-то совсем не хотелось, но выбрасывать не стал. Не то чтобы жалко было, просто Сухостой сказал, может пригодиться. Теперь Митрофан понимал зачем.
Чип в затылок бородач не вставил. Пока. Взвесил коробочку на ладони, словно примериваясь, и спрятал в карман.
Десять, стало быть. Значит, осталось меньше часа.
– Пошли, – сказал Митрофан, кивнув верхолазу, и ступил на серовато-бежевую почву Пустоши.
Земля здесь была рассыпчатая, хоть и влажная, как все в этих краях. Как будто ее кто-то тщательно боронил-боронил, да так и забыл засеять.
Митрофан сделал один шаг и застыл. Прислушивался к ощущениям. Остальные, похоже, тоже ждали от него чего-то. А чего ждать-то? Чего он сам ждет, будто не знает, что случится?
За спиной, в рюкзаке, что-то происходило с Сухостоевыми амулетами. Точно рой пчел завозился там. Не нравится им или своих учуяли?
– Пошли, – повторил Митрофан и шагнул в Пустошь обеими ногами.
И вот тут его накрыло. Не мог он объяснить, что накрывало. Не тоска, не страх. Пустошь. Абсолютный ноль. Бездна, где нет ничего и исчезает все, что ни кинь.
Первым желанием было – бросить все и побежать стремглав, не разбирая дороги. Все равно куда, главное, не останавливаться, пока не появится хоть что-то, что можно считать ориентиром. Что-то, от чего можно начать отсчет.
Митрофан глубоко вдохнул, плотно сомкнув губы, чтобы не выпустить распирающий грудную клетку воздух. Он зажмурился, продолжая шагать. Правая нога, левая. Правая нога, левая. Зовут меня Митрофан.