Он сделал шаг назад, упираясь в основание юрты, и почувствовал, как роняет пистолет.
– Вы меня использовали, твари… – выдавил жалобно, будто это могло помочь в споре с существами, имевшими одно лицо на всю деревню. – Добрыми притворялись…
– Ты тоже, Артемка, – назидательно парировал старик с черными нечеловеческими глазами. – Это мир притворщиков, верно? Но так было нужно, поверь. Хотел знать про Врачующего-И-Отнимающего? Про Того, Кто Ходит По Спиралям? Так знай, сынок, что он не только возвращает здоровье. Он требует новой крови, одновременно награждая наших мужчин проклятием бесплодия. Поможет это твоим епископам, если расскажешь?
Фостер окаменел, не в силах пошевелиться. Дед стоял в нескольких шагах от него, терпеливо чего-то ожидая. Жители поселка продолжали тянуть гипнотическую песнь. Огромная тень за деревней снова шевельнула конечностью, поседевшие волосы разведчика приласкал ветер.
– Нельзя ему уходить, – спокойно, без привычной злобы, сказал Коленька, все еще лежащий на земле. Шевелящиеся губы двумя червями переползли на левую щеку, где растворились под жидкой кожей. Через мгновение на лице раненого прорезался новый рот. – Видел слишком много.
– Да ничего он не видел, брат, – беззаботно отмахнулся Горский, и было сложно понять, то ли его лицо опять поплыло, то ли маска растянулась в улыбке. – На дурман все спишет, если умом не повредился. Есть еще шанс.
– Ты ошибаешься, брат, – рассудительно возразил подстреленный поднебесник. – Он – ищейка Церкви. Уничтожитель чудес. Отпустим, и через месяц Волю заполонят вудуисты, ученые и корпоративные ищейки. Не будет больше спокойной жизни, не будет новых детей…
Старик не ответил. Нахмурился, отчего брови перетекли на переносицу, растворяясь, а на их месте тут же проклюнулись новые. Непроницаемые вытаращенные глаза Степана стали еще больше, грозя вывалиться из глазниц. Он тяжело вздохнул.
– Заходи, Артемка, – наконец резюмировал Горский свое короткое раздумье, буравя шпиона чужой церкви тяжелым паучьим взглядом. – Узнай, о чем мечтал. А дальше пусть сам Врачующий решит, оставаться тебе или исчезнуть…
Сквозь парализующий холод, иглами пронзивший его разум и тело, Мэтью Фостер понял, что ему только что вынесли приговор. Он хотел протестовать, кричать, драться, бежать. Но вместо этого развернулся, действуя, как послушный запрограммированный робот. Отбросил тяжелый полог из шкур, зажмуриваясь от яркого янтарного света, ударившего из недр юрты. Пригнулся и нырнул внутрь.
Огромная глубоко-черная тень, нависавшая над Волей, плавно сместилась к востоку. От поступи Того, Кто Ходит По Спиралям, вздрогнула земля, а в домах-контейнерах жалобно забренчала посуда…
Внутри юрты Фостер замер. Машинально отдал «балалайке» приказ подстроиться под нестерпимый свет. С недоумением осознал, что умная техника по-прежнему не работает и отказывается подчиняться распоряжениям хозяина.
Мужчина прищурился, двигаясь едва ли не на ощупь, и тут же почувствовал, как кто-то заботливо подхватывает под локоть, не давая оступиться. Облако табачного дыма выдало Степана, и желудок Мэтью скрутил новый рвотный спазм, на этот раз ложный. За их спинами – толпа продолжала гудеть в одной тональности, раз за разом повторяя заклинание, от которого хотелось выть, – с меховым шелестом опустился полог юрты. Ветер стих.
Когда зрение привыкло к тепло-желтому свечению, после ночной мглы показавшемуся невыносимым, Фостер с опаской разглядел его источник. Огромный пень, способный принадлежать вековому дубу, занимал почти все пространство полусферической хижины, испуская мерное медовое сияние сквозь зигзагообразные изломы коры. Мэтью, в своей жизни повидавший немало фальшивых или искусно сымитированных чудес, ощутил, что у него отвисает челюсть – у вудуиста не осталось никаких сомнений, что он стоит на пороге величайшего открытия за всю свою жизнь…
– Значит, хотел знать про Врачующего-И-Отнимающего, сынок? – без издевки осведомился дед, притаившийся за правым плечом. – Смотри, чего уж там. Вот отпечаток того, кто открыл Дорогу. Вот наследие Восьмерых, служивших Милостивому Владыке Грядущего. Вот кир-ахор – основа нашей Семьи. Сердце Того, Кто Ходит По Спиралям…
– Этого не может быть, – второй раз за эту бесконечную ночь в Фостере оживилось нечто профессиональное, не до конца стреноженное дурманящей атмосферой Воли. Он, не мигая, уставился в середину пня, где на гладком янтарном срезе темнел отпечаток растопыренной пятерни. – Мутабор покинули планету… Прелаты погибли или переселились в иные миры… Храм Эволюции опустошен, его дети растворились в прошлом цивилизации…
– Ну, сынок, это как посмотреть… – совершенно по-дедовски, что никак не вязалось с оплывающим свечкой лицом, возразило существо, несколько часов назад попросившее называть его просто Степаном. – Не важно, что ты пересек – тайгу или жизнь, но след за собой оставляешь. И Восемь, даровавшие человечеству новый шанс, исключением не стали…
Фостер слушал, приоткрыв рот. Равномерный, теплый, по-домашнему уютный свет внутри юрты очаровывал его, заставляя забыть о горестях и болезнях. Он нашептывал, звал, пульсом стучал в ушах и обещал покой. Задумчиво уставившись на свою правую ладонь, Мэтью вознес последнюю мольбу Марии Лоа. Но, как было и чуть раньше, снова не уловил отклика в сердце. Никто не поможет ему здесь, на земле адептов Владыки, – ни Мария, ни Иисус, ни Мбота или добросердечные духи.
Тогда мужчина протянул руку, занося ее над пнем и темным отпечатком. Будто хотел сравнить, не ему ли принадлежит след на срезе. Проваливаясь в неизвестное. Отрицая и готовясь принять. Все еще не веря и бесповоротно уверовав в черную тень на окраине деревни.
– Давай, сынок. Теперь можно, раз Врачующий-И-Отнимающий так решил, – миролюбиво кивнул старик за его спиной. – Семя брошено, долг исполнен. Пусть свершится воля Соруса Бинга. Добро пожаловать, брат.
Ладонь Фостера опустилась на черный ожог пятерни. В следующий миг все его тело пробило молнией, острой, будто акулий зуб, и долгожданной, как крик новорожденного. Сорокаметровая тень, дозором бродившая вокруг Воли, ворвалась в него, как жадно втянутый клуб табачного дыма. Заполнила без остатка, вытесняя чуждое и недружелюбное; взамен отдавая могучее, жаркое, достойное лишь избранных…
Оплавившись, из затылка Мэтью выпала перегоревшая «балалайка». Искусственные нервы, вживленные имплантаты, напыленные наноэкраны и искусственные органы – все это в один миг обратилось в прах, пыль, пепел, который вышел из судорожно раскрытого рта мужчины легким облачком выдоха.
Фостер упал на колени, сотрясаемый дикой болью. Его зрачки стали угольно-черными, затем кляксами разлились по всей радужке, а в следующую секунду побелели и остекленели, лишив зрения. Отрекшегося вудуиста, посланного изучить лжекульт, который кое-кто в Европе посчитал опасным и тлетворным, скрутило, оглушило, вывернуло наизнанку…
Степан присел рядом, бережно поглаживая нового брата по щеке.
– Ничего, брат, это пройдет… – бормотал он, попыхивая трубкой. – Все через это прошли, так уж повелось… Потерпи, брат, потерпи. Врачующий-И-Отнимающий милосерден, он обязательно вернет тебе то, что отняла бездушная Цифра…
Фостер, свернувшись в позу эмбриона среди корней янтарного пня, лишь стонал и трясся, потеряв возможность видеть, слышать или осязать. Но еще через миг, наполненный бесконечной болью и хрустом выворачиваемых суставов, он вдруг приобрел. Возможность видеть без глаз. Говорить без слов. Знать без получения какого-либо знания…
Он видел восемь фигур, окруживших девятую – женскую, раскинувшую руки подле каменного алтаря, усеянного рунами. Молнии, побивавшие одного прелата за другим. Искрящуюся ультрамарином неудержимую энергию Копья, не всецело ушедшую на открытие Врат, а расплескавшуюся по всей планете. Ключи Арки, раскаленные настолько, что оставляли после себя черные отпечатки на сокровенной изнанке мироздания.
Мэтью потряс экстаз, пережитый Сорусом Бингом четыре года назад, на Великой Церемонии…
Он видел жженое клеймо огненного ключа, слишком долго пролежавшего на деревянной доске. Видел дымок, поднимающийся от ожога, чувствовал запах можжевельника. Восемь ключей – восемь отпечатков на теле планеты… Фостер нутром чувствовал высоченную фигуру Того, Кто Ходит По Спиралям, безликую ипостась, воплощение и отклик, бесплотный и могучий. Способный одарить плодовитостью любую из земных женщин и вытягивающий эту плодовитость у мужчин. Врачующий любую болезнь и Отнимающий самое ценное.
Еще Мэтью узрел всю свою семью – новую и нерушимую. Узнал про Тапани ибн Мякеля, проницательную корпоративную ищейку из Финляндии, еще на этапе возведения сибирской границы внедренного в первые «кротовьи» бригады. Про человека, рано постаревшего после заболевания проказой Рейгана, изгнанного искателями в тайгу и приготовившегося умереть в одиночестве. Но выжившего, ставшего Степаном Горским и коснувшегося тайны.
Увидел бледную полусонную Марику, с малолетства подсевшую на синдин и телом зарабатывавшую на жизнь. Теперь Фостер знал, что метелку три раза перепродавали из одного тюменского борделя в другой, пока в итоге она не оказалась в караване живого товара, везомого в Тобольск. Синдиновый кашель тогда стал кровавым, трахать подыхающую девку брезговали самые отмороженные работорговцы, и Марику сбросили с вездехода. Прямо на камни и мох. Встав с которых она и забрела в Волю, потому что ее призвал Тот, Кто Ходит По Спиралям…
Еще Мэтью видел Николая, которого когда-то звали Фэном. Воочию наблюдал его драку с гигантской лысой кошкой, питомцем зеленоглазой ведьмы; реки крови и вспышку ядерного взрыва, последствия которого сумел подавить Врачующий. Видел затяжной полет на скоростном конвертоплане со сбитым автопилотом. Крушение винтокрылой машины, пожар, спешащих на подмогу волевцев. И пусть китаец отныне не мог надолго покидать деревню, при удалении терзаемый прогрессирующей лучевой болезнью, он остался жив и отныне стал братом Фостера…