Пуха мечтал стать поэтом. По крайней мере, в определенный период жизни, лет в двадцать, его главной мечтой была поэзия. Вот только стихотворения он никогда не писал. И читал он их редко. Для него поэзия заключалась не в особом языке или в гармонии звуков, не в мастерски подобранных рифмах, а в образе конкретной женщины. Та женщина была настоящей поэтессой. Она была прекрасна. Особенно когда улыбалась, и тогда казалось, что весь свет мира исходит от ее глаз и губ. Правда, улыбку поэтессы он видел только на черно-белой фотографии в газете. В статье ее лицо, состоящее из черных и белых точек, выглядело щербатым и размытым. Черные точки офсетной печати выглядели, словно шляпки забитых гвоздей, а точки белой краски создавали ощущение светящейся кожи, будто жидкость заполнила пространство между оспинами. В последний раз он видел поэтессу в газете почти двадцать лет назад. С тех пор он и хотел посвятить себя поэзии. Раз та женщина писала стихи, то Пуха во что бы то ни стало тоже хотел этим заниматься. Ему и в голову ни разу не пришло купить сборник стихов, написать что-то свое или пойти на литературные курсы. Он просто хотел быть поэтом и совсем не чувствовал противоречия в том, что его мечта никак не пересекалась с реальностью. Зачем тогда мечты называются мечтами, а реальность – реальностью?
Это вовсе не означало, что Пуха постоянно думал только о ней. После нескольких лет увлечения он все меньше видел ее в своих снах, а позже ее лицо и вовсе всплывало в его подсознании лишь раз в год. Пуха вспоминал о поэтессе, когда кто-то спрашивал его, кем он хотел стать, но с каждым годом такие вопросы ему задавали реже, можно сказать, что в какой-то момент и вовсе перестали задавать.
Он работал в отделе международных продаж одной текстильной компании и часто ездил в командировки. Обычно его направляли в Южную Америку, куда, к его большому сожалению, приходилось лететь больше суток. Однажды он отправился в портовый город Вальпараисо. Ему надо было встретиться с представителями местной текстильной компании, которая тоже принадлежала корейцам. Там он оказался впервые в жизни и больше никогда туда не возвращался. Пуха в одиночестве завтракал в кафе рядом с отелем, как вдруг к нему подошла женщина и заговорила с ним: «Здравствуй, меня зовут Мария. Издалека приплыл, моряк?» Он посчитал, что ее лицо не отличалось красотой: кожа была слишком смуглой, как блестящая в лучах солнца ламинария, тыльная сторона руки была грубой и шершавой, как наждачная бумага, к тому же у нее не было одного переднего зуба. Тем не менее она была доброй и открытой, в беседе создавала комфортную и расслабленную атмосферу. «Как вас зовут?» – нараспев спросила Мария. Пуха назвался Кимом. «Ким, могу я просто посидеть рядом с вами минутку?» Он разрешил ей остаться, и она продолжила: «Просто купите мне стакан колы, посижу с вами недолго, а потом исчезну». Ее приятный голос вызвал у него чувство симпатии, и он сделал заказ.
Они вышли из кафе примерно через час, Мария инстинктивно взяла его за руку, но он смущенно отдернул руку. Женщина рассказала, что ее родной город находился в степных пустошах на севере. Ее отец работал шахтером на добыче битума, но умер от алкоголизма, а сама Мария переехала в Вальпараисо и работала в салоне красоты, которым управляла ее тетя. Но дела в салоне шли плохо, денег он приносил мало, поэтому тете приходилось подрабатывать гадалкой, что получалось у нее не очень хорошо. Пуха специально шел быстрее, на шаг впереди нее, но Мария все продолжала болтать, следуя за ним хвостом. Опасаясь, что его увидят люди с текстильной фабрики, мужчина повернулся и молча протянул ей пару купюр. В эту же секунду на землю упала его визитка, Мария наклонилась поднять ее, но он просто развернулся и ушел, будто стараясь сбежать, чтобы она не смогла догнать его.
Через несколько лет он уволился из компании и с двумя бывшими коллегами основал свое текстильное предприятие, которое вело торговлю с Китаем. Поначалу дела шли отлично, правда ему приходилось мотаться между Сеулом и неотапливаемой квартирой в Шанхае, но пять лет спустя компанию пришлось продать. У них почти не осталось средств после выплаты всех долгов, поэтому Пуха снова стал жить, как он часто говорил, без гроша в кармане. Все это произошло два года назад, и если бы не скромное наследство родителей, его существование стало бы совсем несладким. В то время он почти не вспоминал о поэтессе, потому что и сам перестал спрашивать себя, кем он мечтал стать в будущем.
Ему удалось на время устроиться в фармацевтическую компанию. От него требовалось упаковывать и доставлять некие синие таблетки, но это был неполный день. Он выходил только в те дни, когда появлялись заказы и надо было развозить упакованные лекарства. К тому времени он развелся уже со второй женой, и дело было не только в финансовых трудностях. Однажды ночью жена разбудила его посреди ночи:
– Как ты меня называл?
Он произнес ее имя.
– Не так, а как ты меня называл раньше.
Недоумевая, он пытался понять, о чем она говорит.
– Вот я и думаю: мы с самого начала друг друга не понимали. Так почему же мы решили сойтись?
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – сказал Пуха и добавил, что не он ей имя придумал и никак по-другому ее не называл. Разве это непонятно? Он никогда не встречал женщин с таким же именем, как у его жены. Для него оно было новым, уникальным, как вторая луна, внезапно взошедшая над пустыней. Имя его жены было единственным ярким явлением в его мире.
Жена лишь покачала головой: «Мы очень хорошо знали друг друга. Когда-то мы были намного ближе, чем сейчас. Вот поэтому каждый раз, когда ты входишь в мою пещеру, твое лицо выглядит как лицо моего отца или брата».
В тот момент Пуха окончательно проснулся. Он встал с кровати, весь красный, обескураженный ее словами. Но даже в этой ситуации он знал, что никогда не сможет расстаться с ней, и для этого есть много причин, в частности, ему пришлось от многого отказаться, чтобы жениться на ней. К тому же у них не было ни детей, ни братьев, ни сестер. Более того, не он давал ей имя.
– Не понимаешь? – спросила жена вполголоса. – Тогда кто ты мне?
– Я твой муж, – ответил Пуха.
Через какое-то время он узнал, что его жена закрутила роман с начальником.
Синие таблетки, которые он разносил, хранились в прозрачной стеклянной банке без этикетки. На дне банки была только наклейка с именем и адресом получателя. Как-то раз он случайно узнал от начальства, что таблетки, которые он доставлял, «также могут облегчить симптомы височной эпилепсии». Официально препарат еще не получил лицензию на продажу, но начальство считало, что лекарство достаточно эффективное.
– Вы сказали, что оно может «также облегчить симптомы височной эпилепсии». От чего еще оно может вылечить? – спросил Пуха.
– Изначально это было обезболивающее, но его использовали локально во время небольших операций, чтобы снять воспаление. Медики пришли к выводу, что препарат успокаивает чрезмерную активность нервных клеток в определенных областях мозга, поэтому и считается, что у этих таблеток невероятные лечебные свойства. Просто пока это официально не подтверждено. Бытует мнение, что фармацевтические компании лоббируют выпуск этих лекарств. Честно говоря, мало кто точно знает, как работает действующее вещество в этом препарате. Но даже если и знают, то это все равно не имеет никакого значения – внутри любого фармацевтического склада полно одинаково выглядящих таблеток, дорогие лекарства часто подменяют более дешевыми аналогами, а продают по той же цене. И происходит это чаще, чем вы можете себе представить.
По ночам Пуха иногда созванивался с одной женщиной. Как-то раз он обнаружил ее визитку под дворниками своей машины. Это выглядело как приглашение на собрание тайного общества. На визитке был только номер телефона и подпись «Фрилансер Ёни. Звоните». Каждый раз, когда он звонил, в трубке раздавался механический голос автоответчика: «Этот звонок платный. Если вы не хотите продолжать, положите трубку».
Однажды Пуха получил письмо от бывшего коллеги. Его поразило то, что оно пришло из Чили и было отправлено Марией в текстильную компанию, где он когда-то работал.
«Бухаким, вы наверняка меня помните, – так начиналось письмо. – Это Мария из степных пустошей на севере, которую вы встретили в Вальпараисо. Вы были щедры и добры ко мне. Я пишу вам письмо на адрес с визитной карточки, которую вы мне дали тогда. За это время дела мои сильно ухудшились. Тетя погибла в аварии, а салон красоты попал в руки кредиторов. Я устроилась на работу в другой салон, но мне пришлось и оттуда уволиться. Работу найти тяжело, потому что салоны красоты в округе один за другим закрываются. Иногда я нахожу подработку, но платят гроши. Я получаю столько же, как и в те времена, когда встретила вас, а бывает и еще меньше. Поэтому, если вам не сложно, пришлите мне хотя бы тысячу долларов. Если это слишком большая сумма для вас, то хватит и пятиста. Мне нечем платить за комнату. Когда вы планируете вернуться в Вальпараисо? Было бы очень здорово. В любом случае, если пришлете мне тысячу долларов или хотя бы пятьсот, я буду поистине счастлива, как если бы моя мать воскресла.
Тем летним вечером, получив письмо от Марии, Пуха как раз развозил таблетки, но вдруг, по пути домой, на автобусной остановке встретил поэтессу. В последний раз он видел ее на черно-белой фотографии в газете еще в годы студенчества, то есть больше двадцати лет назад, но, что удивительно, она, казалось, совсем не изменилась. Она была высокой, чего он не ожидал. По фотографиям в газете сложно было определить ее рост. На самом деле он всегда представлял поэтессу маленькой и хрупкой. Женщина шла без тени улыбки на лице. Ему было непривычно видеть ее такой.
Поэтесса вышла из автобуса. Она была в белой блузке и тонкой летней юбке, тускло окрашенная ткань которой выглядела, как льняное кухонное полотенце. При каждом шаге подол юбки слегка приподнимался, обнажая нелепо маленькие для такой высокой женщины щиколотки, которые будто изначально принадлежали другому человеку. На ногах у нее были дешевые на вид туфли, которые сверкали новизной. На плече висела черная сумка из искусственной кожи, в руке была книга. Видимо, она читала в автобусе. Название книги в синей обложке было на иностранном языке, которого Пуха не знал. «Возможно, это немецкий», – подумал он. Пуха учил немецкий язык еще в школе, очень давно, но все забыл. Ему так сильно захотелось подойти к поэтессе и спросить, почему она ничего не писала в последние годы. Он решил, что раз о ней не говорят в газетах, то она перестала творит