Первой из такси показалась Кирсти с ребенком, за ней Райан с огромным букетом цветов. Он подбежал к Серене и сунул букет ей в руки.
— Вот, возьми. С этими цветами я похож на голубого, но мне хотелось чем-то подбодрить тебя.
— Райан! — рассмеялась девушка.
— Э… а чаем нас здесь угостят? Или сказать Марку, чтобы не уезжал? — спросил он.
— Пусть едет, — шепнула ему Серена. — Я вас после чая сама отвезу домой.
Черное такси укатило. Серена повела гостей в дом.
Мари восторгалась малышкой, Холт пошел ставить чайник и вскоре вернулся в комнату с большой вазой, наполненной водой.
— Поставь цветы сюда, — смеясь сказал он Серене, лукаво поглядывавшей на него из-за вороха желтых головок ракитника и белых гвоздик, купленных в магазине Мэдди.
Мари, забрав малышку у Кирсти, нежно качала ее на руках.
Кирсти подошла к Райану, стоявшему возле камина.
— Такие букеты дарят только люди с нечистой совестью, — пошутила Серена, поставив цветы в вазу.
— Ты угадала, — ответил Райан краснея.
— Что значит угадала? — подозрительно спросила девушка.
— Мы искупаем вину за то, что не пригласили вас на наше бракосочетание, состоявшееся сегодня утром.
Кирсти вытянула левую руку, на которой сверкало золотое кольцо, и смущенно засмеялась.
Все кинулись обниматься, целоваться со слезами на глазах.
— Мы возвращаемся в Австралию, — сообщил Райан.
— На следующей неделе.
— Нет, — пролепетала взволнованная Серена. — Вы не можете…
— Могут.
Холт, стоявший рядом, стиснул ее плечи, взглядом говоря, что ситуация изменилась.
Обратив к нему свое серьезное лицо, она медленно кивнула.
— Да, я понимаю. Ты хочешь сказать, что в жизни каждого из нас начинается новый этап.
Райан подошел к ней и поцеловал в лоб.
— Я был вчера в райвлинской больнице, — объявил он, глядя Серене прямо в глаза. — Мое состояние остается прежним, дорогая. Пуля на месте. Процесс идет своим чередом.
Девушка почувствовала, как ее лицо искривилось в слезливой гримасе. Как он спокойно рассуждает о своей трагедии, словно смирился с неизбежным, с тем, что ожидает его в недалеком будущем.
— Не плачь! — приказал Райан. — Я счастлив. Мы прорвемся — мы с Кирсти, — ласково добавил он.
— Мы не собираемся сидеть и сложа руки ждать печального конца, — сказала подошедшая к ним Кирсти. — Мы слышали, что в Америке, в Нью-Йорке, есть хирург, который творит чудеса с такими повреждениями, как у Райана.
Серена, уткнувшись в рубашку Холта, ревела, как ребенок.
— Я же просил не плакать!..
Райан раздосадованно вздохнул и, взяв ее за плечо, повернул к себе лицом.
Холт подал девушке носовой платок.
— Вытри нос. Сегодня как-никак день свадьбы.
Кирсти сунула руку в карман своей новой кремовой куртки и извлекла маленький камешек.
— Вот!
Серена удивленно смотрела на нее.
— Это камень удачи, — объяснила австралийка. — В нем дырочка, видишь? Я нашла его на берегу в день освящения лодок. Он принес мне удачу. В тот день я вновь обрела Райана. Нам он больше не нужен. Теперь мы все вместе — я, он и Рин. Возьми его себе, Серена. Я хочу, чтобы вы с Холтом были так же счастливы, как мы.
— Я… я не могу…
Серена отшатнулась, понимая, что, какими бы счастливыми ни чувствовали себя Кирсти с Райаном, впереди у них много трудностей.
Кирсти широко улыбнулась.
— На вашей свадьбе нас не будет. И купить вам подарок мы не можем, поскольку бедны, как церковные мыши. — Не желая принимать отказа, австралийка схватила руку Серены и положила камень ей на ладонь, согнув пальцы. — Возьми, — прошептала она, крепко сжимая руку девушки. — Тебе столько пришлось пережить за минувшую неделю. Наверное, никак не оправишься от потрясения.
С этими словами Кирсти вернулась к Мари, и они заговорили о детях. К ним тут же присоединился Райан. Центром их вселенной была Рин.
Они стояли вдвоем на выступе, держась за руки. Одни. Только он и она. Справа мирно отдыхала забывшаяся сном долина, слева разливался простирающийся в бесконечность серый океан. От пристани одна за другой отплывали лодки, растворявшиеся в перламутровой дымке рассвета.
— Ты хотела посмотреть, как уходят в море кобли? — спросил Холт. — Потому и не можешь спать?
— Нет, — ответила Серена, поворачивая к нему голову. — Я не могу спать потому, что грядет день, с которого начинается новый отсчет моей жизни, самый важный день в моей судьбе, и я не желаю пропустить ни единого его мгновения.
Холт широко улыбнулся.
— Ровно через семь с половиной часов мы станем добропорядочной супружеской четой, верно?
— И тогда долина наконец признает меня по-настоящему своей, родной.
— Своей? — Холт чуть сдвинул брови. — Разве ты до сих пор чувствовала себя здесь чужой?
— Такого родства, как сейчас, я прежде не ощущала.
Теперь, мне кажется, я понимаю отца.
— Его любовь к Кейндейлу?
Серена кивнула и вновь устремила взор на отплывающие от берега последние лодки.
— Красиво здесь, правда?
Холт тихо рассмеялся.
— Ты только теперь раскрыла глаза, да? А для меня долина всегда была наделена очарованием — ее холмы, прочные маленькие домики, даже безвкусно разукрашенные голубятни… Кейндейл прекрасен, потому что ты всегда была и останешься его частичкой, Серена.
Девушка вновь повернула к нему голову.
— Я срастаюсь с ним, с каждым прожитым днем чувствую, как он все глубже укореняется в моей душе, привязывает меня к себе, наделяет смыслом мое существование.
— Это место такое.
— Я никогда по-настоящему его не видела. Сейчас, правда, даже представить не могу, чтобы когда-нибудь покинуть Кейндейл. Я нужна этой долине, нужна заводу. — Она неожиданно улыбнулась. — И я землю сверну, но разгадаю секрет этих чертовых дверей, вот посмотришь.
— Ты уже полюбила наш Кейндейл.
— Правда? Ты тоже это чувствуешь?
— А ты всегда его любила, — заметил Холт, привлекая к себе девушку. — Всегда любила, моя Серена. Просто тебе потребовалось чуть больше времени, чем всем нам, чтобы распознать его волшебное очарование. Вот и все.
— И всего лишь десять лет, чтобы распознать мою любовь к тебе.
— Ах, да ты и не переставала любить меня, — возразил Холт. — Потому и не могла нигде найти успокоения — даже на другом на краю земли.
— Тогда люби меня, — сказала она, приникая к нему. — Люби меня. Всегда люби.
— А я и люблю. — Он склонил к ней голову и поцеловал. — Люблю и всегда буду любить.