ережной, хоть до того не пользовался этим маршрутом никогда.
Если бы не темный сосед с плотоядными повадками, то можно было бы сказать, что Роман доволен тем, как у него складывается. Чтобы преодолеть волнение, он увеличил вес на гантелях, подписался на несколько научно-популярных блогов и стал активнее перемещаться по городу. Больше всего влекли Коломенский парк и Лосиный Остров.
А затем приключилась Кира, и тогда стало не до парков, блогов, гантелей и Сани.
Роман влюблялся и прежде. Если не считать мимолетных школьных глупостей, то единожды. В девушку с редким именем Берта, веснушчатую блондинку с потоковых лекций. Проведя достойное для дилетанта интернет-расследование, Роман определил, что она из Владивостока и что у нее не самая выразительная фамилия Селедцова. Судя по репостам, Берта ценила Шенберга, Кейджа, французское кино и дизайнерскую одежду от малоизвестных брендов. Как застенчивый гуманитарий, Роман предпочел обозначить интерес к загадочной Берте через послание в интернете.
Порой нордическая красавица целыми днями не отвечала на сообщение, а иногда сама начинала диалог. Берта ни при каких условиях не изменяла своему стилю и писала лаконично, без точек. Она уверяла, что Еврипид не прижился бы на филфаке ни как студент, ни как преподаватель, что московское метро перемалывает человеческие души в песок и что в Москве больше разных звуков, чем во Владивостоке.
На их единственное свидание Роман явился один и в тот вечер поклялся впредь и шагу не ступать на фестивали короткометражек. Москвич грешным делом заподозрил, будто провинциалка с высокими запросами держит его в уме в качестве запасного варианта, и три месяца ходил нервный и не общался с Бертой. А в мае она сказала, что отчисляется, потому что город слишком шумный и кипучий. Роман помог ей довезти багаж до вокзала. Там, на перроне, в первый и в последний раз по лицу девушки скользнула теплота. На прощанье Берта поцеловала Романа в лоб.
Их истории недоставало совместно прожитых мгновений, чтобы достичь драматического накала.
По пути из Санкт-Петербурга Роман невольно подслушал в «Сапсане» обрывок диалога между парнем и девушкой.
– Ты знаешь мощность своей батарейки в амперах? – спросил парень, кивком указывая на телефон в руках девушки.
– Нет. А ты своей?
Последовавший затем ликбез об амперах Роман пропустил мимо ушей. Его осенило, до какой степени эта фраза удобна для знакомства. Если девушка подхватит диалог и избежит пошлых ассоциаций, то это, считай, твой человек. Если не сообразит, что к чему, то и связываться с такой незачем. Да он просто Пушкин от пикапа!
Роман проверил свою теорию через месяц, когда распечатывал в Первом гуманитарном корпусе список литературы по педагогике. Перед филологом в очереди стояла рыжеволосая студентка с кипой документов, чтобы снять копии. В первый момент Роман открыл для себя, до чего мил ее салатовый портфель, а через секунду уже любовался длинными медными прядями. Девушка, ничего не замечая, листала на смартфоне ленту новостей «ВКонтакте».
Неожиданно для себя Роман решился:
– Ты знаешь мощность твоей батарейки в амперах?
Студентка повернулась в недоумении.
– Я имею в виду батарейку смартфона, – пробормотал Роман.
Черт, как будто оправдался. Незачет.
– А! – Девушка подобрела. – Я культуролог. Не знаю. А сколько?
Роман пожал плечами.
– Я филолог. С амперами перестал дружить со школы.
Студентка улыбнулась.
– Вот как. Все равно надо быть всесторонне развитым, – сказала она трогательно и чуть наивно.
– Как Леонардо да Винчи, – согласился Роман. – Или как Ломоносов. Ты новенькая?
– Как догадался?
Роман посмотрел по сторонам и сообщил приглушенным тоном, будто раскрывал тайну:
– Здесь не принято называть факультет.
– Правда?
– Нет, конечно. Я пошутил. А насчет новенькой угадал.
Роман и не подозревал, что слова способны литься столь легко. В тот же вечер он с Кирой гулял по университетскому городку, делился мифом о семи сталинских высотках и рассказывал о студенческих поверьях.
– Какой в твоем представлении должна быть идеальная девушка? – спросила Кира.
– Если учесть, что идеальных девушек не бывает, то…
– Не занудствуй. Какой?
– Что ж. Не набитой стереотипами, умной, привлекательной, честной. Доброй, само собой. В меру тронутой. И чтобы грамотно писала. Теперь твои критерии идеального парня.
– Умный, привлекательный, верный, честный. Добрый и умеет грамотно писать. Хоть я и сдала русский всего на восемьдесят четыре.
– Совсем неплохо.
– В общем, чтобы можно было с ним поговорить и переспать. И чтобы можно было заснуть у него на плече.
Кира сказала об этом так естественно, словно сдружилась с Романом давным-давно.
На второй день Роман не нашел в гардеробе рубашки свежее, чем красная. Перед встречей он выпил три эспрессо из кофейного автомата. Допивая третью порцию, филолог уловил в смешении голосов оброненную кем-то фразу: «Не сверни себе шею». Не сверни себе шею. Как бы не стать шизофреником, который выискивает вокруг знаки и вкладывает глубокий смысл в случайно подслушанные слова.
Они с Кирой катались на лодке в Царицыно, и разговор зашел сначала о детстве, а затем о бывших. Кире в январе исполнилось семнадцать, она родилась в Йошкар-Оле и окончила гимназию «Синяя птица». Она потеряла девственность с другом одноклассника и сейчас уверяла, что ничего к нему не испытывает. Историю же о Берте Роман завершил признанием, что до сих пор девственник.
– Девственник! Ха-ха!
Смех Киры был звонким и чистым и тем не менее коробил.
– И что в этом необычного?
– Девственник! В двадцать один!
– Вообще-то Бернард Шоу лишь в тридцать шесть это дело попробовал. А Кант и вовсе никогда не занимался сексом.
– Ты специально про них вычитывал?
– Ничего я не вычитывал. Может, я асексуал или придерживаюсь религиозных традиций.
– Ой, я не могу!
– Кира, ну перестань. Ладно бы я всегда хотел, а мне бы никто не давал. Все наоборот.
– То есть тебе давали, а ты не хотел? Ха-ха-ха!
– Кира.
– Как это мило!
В метро Кира заснула, положив голову на плечо Роману.
На третий день они снова гуляли по студенческому городку и радовались, заметив в зарослях белку. Когда они присели на скамейку, Роман вытащил из портфеля два банана и протянул один Кире. В ее улыбке промелькнула хитринка.
– Сюрприз, значит. У меня тоже.
И вынула два огурца.
К финалу незатейливой трапезы поднялся ветер. Кира моментально озябла в блузке и в красной юбке и прижалась к Роману. Он обнял ее. В момент, когда его губы прикоснулись к ее щеке, на асфальт сорвались дождевые капли.
– Только не дождь! – взмолилась Кира.
За первыми каплями последовало затишье.
– Ты хоть целовался когда-нибудь? – спросила Кира.
– Разумеется. На утреннике, на выпускном, на студенческой вечеринке.
Насчет вечеринки Роман приврал.
– Тогда давай.
Затяжной поцелуй прервался из-за второй серии редких капель. Кира с досадой смахнула одну из них с колена.
– Опя-я-ять, – протянула она.
Вняв ее совету, дождь замолк.
Через секунду разразился ливень, как в день потопа.
– А-а-а! Бежим! – закричала Кира и вскочила со скамейки.
Роман устремился за ней, на ходу бросая в урну банановую кожуру. До метро они неслись как заведенные, тормозя лишь на светофорах. На перроне Роману открылось, что насквозь промокли не только кеды и одежда, но и купюры в кошельке. Кире повезло не больше. Ее голову с роскошными рыжими прядями точно окатили ведром воды.
– Я страшная! – утверждала Кира.
– Ничуть.
– Страшная, говорю!
После очередного поцелуя Кира, заглянув в глаза Роману, произнесла:
– Только обещай: никаких совместных селфи. И никаких полетов в Турцию, Грецию и Египет. Это так убого.
– Обещаю. Куда бы ты хотела?
– В Кению. И в Ирландию.
– Я тоже за Ирландию. И за Чехию.
В разгар ночной переписки Кира сказала: «Нам надо скорей начать трахаться. Я постоянно отгоняю сомнения, что у тебя не получится». Вдогонку она отправила другое сообщение: «Что у нас не получится».
На следующее утро Роман созвонился с Юрой Седовым, счастливым обладателем однушки в Черемушках, и охарактеризовал свое положение. Все совпадало: неделю назад Юра расстался с очередной пассией, он не собирался на пары, а у Киры был библиотечный день. Роман заехал за ней в общагу и повез ее по оранжевой ветке к Седову, по пути обрисовывая план. Кира воспротивилась.
– Твой Юра совсем меня не знает.
– Это не проблема. Он славный парень и понимает ситуацию.
– Он подумает, что я шлюха.
– Ничего он не подумает. Во-первых, ни внешностью, ни манерами ты на шлюху не похожа. Во-вторых, Юра в курсе, что я с развратными барышнями не связываюсь.
– Правда?
– На сто процентов.
Через секунду Кира снова возроптала.
– Вдруг у нас не выйдет?
– С чего бы?
– Смотри. У меня опыт – раз и обчелся. Про тебя я вообще молчу.
– Мы справимся.
– Не справимся мы.
Роман сжал кулаки.
– Ты отличный мотиватор, – сказал он. – Умеешь снять напряжение.
– Что ты сразу злишься? Я же волнуюсь.
Юра предстал перед гостями в полосатых шортах и в синей футболке с рисунком клоуна, пожиравшего юный месяц со звездного неба. Пока кипятился чайник, Седов познакомился с Кирой, рассказал о происхождении названия «Черемушки» и вкратце выразил свое отношение к ЕГЭ.
– Систему нужно сносить, – заключил Юра.
Во время чая он увлекся философскими рассуждениями.
– Гуманитарии отличаются от обычных людей. Филологов это особенно касается. Особенно парней. У всех у нас экзистенциальный кризис. Мы осознаем, как устроен дискурс. Это осознание наводит тоску, так как противостоять дискурсу мы не умеем. Прибавь к этому саморытье, самокопание, когнитивный диссонанс, выпадение из парадигмы. И я, и Рома – все мы заложники дискурса.