– С тобой еще поговорим, Ромашка, – пообещал Саня напоследок.
На первом этаже Кира тихо сказала:
– Отпусти руку, пожалуйста. Мне больно.
Роман сбивчиво поведал Кире о Сане и поделился вычитанными сведениями о воровском мире, рисуя преступное сообщество подлым, жестоким и могущественным.
– Надо было настучать ему по морде, – сказала Кира. – В Йошкар-Оле ты дрался бы чаще.
– Это не подъездная гопота с пивом, – сказал Роман. – У блатных вопросы решаются через слова, через интонацию, через жесты. Бить вора запрещено. Говорю тебе, это хитрая система. Ее правила нельзя нарушать. И подчиняться этим правилам тоже опасно. Порочный круг.
– Ты усложняешь, – сказала Кира.
– Ты упрощаешь.
– Ты свободный человек. Ты сам определяешь, каким правилам следовать. Это твой выбор.
Роман понимал, что между ними все кончено. Очевидно, что он упал в глазах своих и Киры, хоть она не осуждала его. Крепкий мужик, будь он вместо Романа, первым делом велел бы девушке (жене, сестре, дочери, знакомой) ждать его внизу, чтобы не впутывать. Крепкий мужик, приняв вызов, не позволил бы никому так о себе отзываться.
Роман и Кира имитировали доверительные отношения еще около месяца. В памяти запечатлелись отдельные образы: Роман отбирает у случайного промоутера набор листовок, Кира с размаху бьет ладонью тугодумный кофейный автомат в университетском холле. Если Роман угощал Киру бананом, то банан, по ее мнению, оказывался недозрелым или перезрелым. Если покупал Кире кофе, то не угадывал с сахаром. Ссоры, цепляния, подколы, подначивания, снова ссоры.
Оба сознавали, что глубоко неправильно продлевать совместные мучения. После очередной перебранки, вспыхнувшей в университетском городке, Роман взял на себя ответственность и объявил о расставании, признав, что он не из тех, кто гарантирует уверенность и защиту Кире.
– Это конец? – глухо переспросила она.
– Конец.
– Точно?
– Это не здоровая связь. Тебе нужен тот, на чьем плече ты будешь не только сладко засыпать, но и просыпаться. В безопасности и спокойствии, – закончил Роман неуклюжим каламбуром.
– Тупая шутка.
– Согласен.
Ему хотелось изрезать себя. За идиотские шутки, за идиотские поступки, за идиотские манеры, за слабость.
Вечером, через неделю, Кира позвонила и раздраженно произнесла:
– Раз ты решил, что мы сами по себе, тогда отныне у нас все свободно. Ты понимаешь, о чем я. Разные парни говорят, что я милая. Сегодня мы с девочками идем в клуб до утра, и я собираюсь напиться.
Роман разозлился:
– Мне-то чего докладывать? Я тебе индульгенцию должен выдать? Благословение? Так получай! Веселись, дочь моя, открывай врата!
На следующий день Роман, раскаиваясь, отослал Кире сообщение, где сожалел о своей грубости. Девушка в ответ написала, что в клубе не пила ни грамма и ни с кем не знакомилась.
Поведав друзьям о разрыве с Кирой, Роман и словом не обмолвился ни о Сане, ни о своем позоре.
– Вы почти полгода вместе были. Для первых серьезных отношений это приличный срок. Даже более чем. Считай, сколько тонкостей надо просечь, сколько навыков на ходу освоить. С первого раза никто не справляется, – говорил Юра Седов.
– Она ведь не курила. И тоже гуманитарий. Свой человек, – выражал сожаление Гриша Тыквин.
– You must be sleeping, Рома, какой запой? Алкоголь тебе не товарищ. Сердце надорвал, хоть печень сохрани. Лучше найди себе увлечение. Начни изучать французский. Или в бассейн запишись. Прикинь, годика через два пересечетесь с Кирой в Севастополе. Да она глаза округлит, когда увидит, как ты рассекаешь черноморские волны в стиле баттерфляй. А еще советую побродить по городу, послоняться, развеять думы. Человеку свойственно ошиваться. Глядишь, путеводитель новый выпустишь. Тематический. Я не психотерапевт, но должно сработать, – рассуждал Егор Климович.
И Роман слонялся. Нырял в проходные дворы Покровки, блуждал по конструктивистским кварталам в районе станции «Спортивной», искал модернистские здания на Пречистенке, исследовал сады – Александровский, Нескучный, Михайловский…
По ряду признаков Кира и Берта кардинально различались. Кира стремилась к стихии, Берта опасалась покидать пространство культуры. Бурную Киру раздражал покой, инертная Берта отдалялась от шума. Блондинка и рыжая. Тем не менее их объединяло важное сходство: они выпадали из парадигмы, как сказал бы Юра. И Кира, и Берта ценили спонтанность, а не расчет. Они не гнались за деньгами и не выискивали того самого самца, который одарит их кучей вещей, полезных и бесполезных, и доверит им исключительную роль Матери Его Детей.
Роман понял, что давно искал чуть тронутых девушек, и не мог определить, виновато в том утонченное гуманитарное образование или причина во врожденном пороке. На филфак его точно привела любовь к русскому языку.
Факт обитания с Сашей на одном этаже, в одном доме, в одном городе продолжал изводить Романа. Любой хам или мерзавец ассоциировался с блатным соседом. Однажды, возвращаясь с пар, Роман в вагоне метро наблюдал перепалку между двумя отморозками и бабкой с внуком. Хулиганы, выпучив зенки, орали на старуху и сыпали матом. Бабка, прижав к себе испуганного ребенка в красной шапке, не теряла достоинства и смачно давала словесной сдачи. Романа поразила реакция мужиков в вагоне. Никто из них не вступался за старуху с внуком, не бросал косых взглядов в сторону ругающихся, не опускал виновато глаза в пол. Мужики, крепкие и кадыкастые, притворялись, будто ничего не происходит.
Роман подумал, что они годами закаляли привычку быть ни при чем. Это вопрос не лицемерия, а выживания. Нельзя осуждать тех, с молчаливого согласия которых творится будничное зло.
Правило не общаться Роман и Кира многократно нарушали. Он с иронией интересовался «ВКонтакте», не собралась ли Кира снова в клуб, чтобы от души повеселиться с парнями, которые считают ее милой. Она сообщала, что ей не до клубов, так как она устроилась на работу официанткой в ночную смену, и с притворным сочувствием осведомлялась, не обижает ли Романа нехороший сосед.
Кира бралась за старое.
«У меня рак»
«Рак чего?»
«Я серьезно. Сейчас сдаю анализы. Прогнозы неутешительные. Врачи толком не объясняют»
«Рак чего у тебя?»
«Пиздец. Неужели тебе насрать?»
«Я этого не говорил»
«Если тебе насрать, неужели тяжело поддержать меня хотя бы для приличия? Или это тебе незнакомо – приличие?»
«Кира, понимаю, как тебе трудно сейчас. Я тоже весь на нервах, засыпаю под утро. Будет лучше, если мы перестанем искать помощи друг у друга и обманывать себя, будто все можно наладить. Нам надо преодолеть эту чертову зависимость»
«Думаешь, я ипохондрик, да?»
«Я этого не говорил»
«Говорил! Думаешь, что девочка херней страдает. Типа ей нечем привлечь внимание, вот она и прикидывается»
В апреле Роману приснилось, как он очутился дома у незнакомой девушки. Она пела кантри под гитару, и они болтали обо всем на свете. Без пререканий и недомолвок. Девушка, непосредственная и искренняя, не кокетничала и не поправляла разметанные по плечам волосы. Она словно не догадывалась, как она изящна и красива. Посередине беседы Роман вспомнил, что должен распечатать важный материал, и направился искать копировальный центр. Неизвестный район с однообразными высотками и широкими автотрассами смутил Романа, и он заблудился, забыв до кучи адрес обаятельной незнакомки. Документы и телефон остались у нее.
Наутро Роман, разочарованный сновидением, открыл свежее сообщение Киры:
«Зря ты не поверил. Я правда больна. Это лейкоз. У меня критический уровень тромбоцитов, за месяц я потеряла шесть килограммов. Я ем раз в сутки и задавлена усталостью. Если бы у меня было хоть немножко сил, я бы возмущалась тобой. Я бы ненавидела тебя.
Я была готова следовать за тобой, пусть ты и проявил слабость и повел себя робко (назовем это так) на моих глазах. Ты отвернулся от моей поддержки. И лишил меня своей. В момент, когда я не могла без нее.
Я истощена. Есть только один выход. Тот самый».
К сообщению крепились два файла: композиция Джона Денвера «Leaving On a Jet Plane» и фотография – распечатанный электронный билет на самолет. Рейс «Москва – Горно-Алтайск» на 20 апреля.
То есть Кира улетела вчера.
Ее телефон не ответил. Одногруппницы доложили, что Кира не посещает лекции неделю. Соседки по общежитию сказали, что она съехала с чемоданом, и велели больше их не беспокоить. Знакомый Романа с мехмата, дока в графических приложениях, подтвердил, что фотография не обработана в фотошопе. Вечером Кира мелькнула в онлайне и, проигнорировав десяток писем от Романа, удалила свою страницу.
То есть Кира улетела вчера. По-настоящему.
В те дни Роман выпивал по полбутылки самого дешевого виски и бредил идеями. Он то намеревался ехать в Йошкар-Олу к родителям Киры, не зная их имен и адреса, то намеревался рвануть за ней на Алтай и изучал карту, то планировал нанять частного детектива. Само собой, каждый сценарий за версту нес беспросветной авантюрой.
Вероятно, Кира наметила Горно-Алтайск как перевалочный пункт и могла запросто купить в нем билет на междугородний автобус в любом направлении, не предъявляя паспорта. И вообще, откуда у нее столько денег? Чаевые с ночных смен? На авиарейс она, положим, накопила. Где спать? Чем питаться? А горное оборудование? На середине рассуждений пьяный Роман подлавливал себя на мысли, что придерживается логики начинающего туриста, который стремится обезопасить любой шаг. Какой логикой руководствовалась Кира, Роман терялся в догадках.
Выпивка не заглушала саднящее чувство вины, и Роман изнывал от бессилия. Не смея поделиться с кем-нибудь своей историей, в которой выставил себя образцовым подонком, он вдобавок не решался оповестить горно-алтайскую полицию и обзвонить местные хостелы и гостиницы. Единственное, на что Роман сподобился, – это обращение в интернет-приемную губернатора Алтайского края. Роман, снабдив пи