подремать. Но меня одолевали одни и те же думы — о заботе, справедливости и доброте к солдату — в смысле, к военному вообще. Обязанности солдата, записанные в присяге — переносить все тяготы и невзгоды воинской службы… а если потребуется, то, не щадя своей крови и самой жизни и т. д. — это все правильно. Но надо, чтобы и государство несло ответные обязательства перед солдатом. То есть если солдат должен не щадить своей жизни во имя интересов государства, то и государство обязано… Если солдат должен за службу обучиться главному — многотерпению и выносливости, то офицер к этому еще должен выработать в своей душе железную стойкость — не взрываться даже тогда, когда, по всем канонам логики, надо было давно взорваться. Не взрываться, а спокойно разобраться, принять решение и добиться полного и точного его выполнения, применяя для этого все дозволенное уставом. Однако и государство должно отвечать ему взаимностью. Точнее, оно должно действовать упреждающе, создавая условия для четкого исполнения воинского долга. Оно, государство, в Вооруженных Силах должно проявить себя через заботу старшего о младшем, начальника — о подчиненном, и не формально, лишь потому, что записано в Уставе, а искренне, с душой.
Конечно, было обидно, что из армейских руководителей никто не приехал в Колу и не встретился с личным составом. Ведь любой начальник всегда должен быть там, где сложнее всего. Его присутствие вдохновляет людей, даже если он ничего лично не сделает и даже ничего не скажет. Помню, под Сталинградом — молва, как молния, разносила весть: «Жуков и Василевский у нас, с нами!» или на Одере: «Жуков на переправе». А в это время немцы бросали на переправу самолеты-снаряды. Конечно, одно его бесстрашное присутствие вдохновляло саперов и помогло, собрав все силы и волю, быстро восстановить плавучий мост, разрушенный мощным взрывом.
…На Рыбачий пришли в полночь при самой низкой воде, так что от нашего катера выше пирса была только верхушка мачты, даже рубки не было видно. Но мы уже имели богатый опыт загружаться и выгружаться при полном отливе и полном приливе. Машину выгрузить не смогли, поэтому все пошли пешком в Озерко. Не успел появиться — дежурный бежит навстречу: «Вас искал командующий армией!» Звоню оперативному дежурному штаба армии и спрашиваю — по какому поводу меня искали. А сам подумал: наверное, спохватились и хотели бы как-то подчеркнуть эпизод с переходом, но не угадал. Дежурный штаба сказал, чтобы я утром позвонил командующему: «Он, кажется, интересовался, когда вы сможете принять 266-й мотострелковый полк!»
Утром позвонил. Умышленно очень подробно доложил, что и как было сделано с танковым батальоном и тремя батареями САУ. Попросил также разрешения представить ему список офицеров для поощрения и лишь в конце в общих чертах доложил обстановку о ходе расформирования полка.
Генерал О. А. Лосик, являясь танкистом, вопросам подготовки, обеспечения танковых частей и подразделений всегда уделял исключительное внимание. Однако на этот раз только одобрил проведенные мероприятия и разрешил представить офицеров на поощрение (думаю, что командование все-таки осознало, что надо было с их стороны кое-что предпринять). После чего стал детально разбирать, как я буду встречать, размещать и включать в боевую службу 266-й мотострелковый полк, когда я мог бы его принять и что надо еще сделать, чтобы доподготовиться. Но когда я сказал, что уже через 5–6 дней готов полк принять и нужен только приказ на офицеров, которые переводятся из 6-го отдельного пулеметно-артиллерийского полка в 266-й мотострелковый полк (список мною представлен), то командующий не сразу отреагировал так, как я бы хотел. А я хотел бы так: «Решено! Через 5 дней полк будет на Рыбачьем!» Нет, он начал издалека:
— А вы все продумали по офицерам? Уж слишком большой список вы представили на перевод из полка в полк… Какая в этом целесообразность? Ведь в 266-м полку хорошие офицеры, сколочен коллектив, у вас все готовое. Вы же предлагаете целые службы переводить.
— Товарищ командующий, действительно, офицеры, которые приедут с полком, очень хорошие. Но и те, которые здесь остаются, не хуже. Дело в том, что местные офицеры прекрасно знают все условия жизни, быта и учебы, имеют навык и им ничего изобретать не надо. Есть такие области, где требуется преемственность, например, инженерная служба, особенно поддержание в рабочем состоянии пирса круглый год, связь, службы тыла. Если говорить о службе тыла, то оставленные мною начальники еще и материально ответственные за запасы, а их от 6-го отдельного пулеметно-артиллерийского полка переходит огромное количество.
— Вы все о службах обеспечения, — перебивает командующий, — и ничего о боевой учебе и боевой готовности.
— Так если мы обеспечим нормальную жизнь, то будет и боевая подготовка, и должная боевая готовность, и боеспособность полка. Меня беспокоит, что кадровики подзатянут с назначением офицеров, а это может отразиться на состоянии дел. — Кивая в сторону кадровиков, я, конечно, имел в виду, в первую очередь, самого командующего, потому что он, задавая вопрос офицерам, сам давал понять, что решение еще окончательно не принято.
— Хорошо, разберемся. Значит, через неделю полк можно присылать. Мы же должны зафрахтовать судно.
— Так точно! Я подтверждаю, что к приему готовы.
— Комиссию присылать надо, чтобы проверить готовность?
— Нам никакая комиссия не нужна. Она будет только отвлекать нас от дела. А если командующий считает, что нас надо проверить, то это другое дело.
— Хорошо. Я вам верю. Никакой комиссии не будет. Желаю вам успеха, до свидания.
Неделя пролетела как один день. Всех, кто был предназначен к переводу в другие части, мы отправили. Отдельные военные городки, как и оборонительные сооружения, законсервировали, жилые дома для офицеров и казарменный фонд держали на подогреве, все системы жизнеобеспечения работали нормально.
К тому дню, когда прибывал полк, мы подготовили торжественную встречу. «Вологда» пришла при большой воде, так что разгружаться было легко, поскольку борт парохода на много метров возвышался над пирсом. Мы сделали дополнительное освещение и района пристани, и самого поселка, и ведущей к нему дороги. С приходом «Вологды» я с пирса по громкоговорящей связи обратился с приветственным словом ко всем, кто приехал на Рыбачий жить и служить, пожелал им счастья и успехов. Оркестр, который мы тоже оставили себе, постарался на славу, так что встреча получилась торжественной и сердечной.
Вначале мы приняли офицеров с семьями и отвезли их в Озерко к клубу, где размещалась оперативная группа с проводниками. У них уже все было расписано. Прибывший называл свою фамилию, и проводник сразу вел семью в дом, где она будет жить. Там было тепло, светло, имелись необходимая мебель, постельные принадлежности, посуда и даже горячий чай в огромном солдатском чайнике. Вот только цветов не оказалось в нашем Заполярье.
Затем разгружались подразделения. В каждом как минимум был один офицер (на роту). Они подвозились к штабу полка, а там уже другая оперативная группа разводила их по казармам и указывала место, которое отведено этому подразделению.
Вечером всех ожидал торжественный ужин. Гвоздем программы была рыба в разных видах и даже в пирожках. Блюда украшала зелень-лучок, свежие огурцы, соления (полк имел парник). Как говорят солдаты, всего было до отвала, без нормы. Мы такую возможность имели.
В общем, получилось весьма удачно. Все угнездились, переночевали, а с утра начали обустраиваться, как было расписано по планам. К непрерывным звонкам штаба армии теперь еще добавились и звонки 116-й мотострелковой дивизии, которой продолжал командовать генерал-майор Ф. В. Чайка. Правда, сам комдив позвонил лишь один раз и, убедившись, что все идет нормально, оставил нас в покое. А дня через два-три я сам вынужден был связаться с Чайкой и, опираясь на прежние наши добрые отношения, сказать ему, что звонки замучили, не дают нормально работать. В связи с этим желательно, чтобы хотя бы месяц штаб и службы дивизии не беспокоили полк. Хорошо бы это подсказать и командарму. Буквально в тот же день мы почувствовали совершенно другой режим. Все ожили. Однако через пару дней вдруг звонит мне из Печенги командир 131-й мотострелковой дивизии генерал-майор Виктор Титович Ягленко:
— Валентин Иванович, дорогой! Ну, кого ты прислал мне в дивизию? Ведь половина из них — мочуны. Чем вы их там кормили-поили, что у них ничего не держится?
— Товарищ генерал, видимо, вам недостаточно точно доложили либо значительно преувеличили. Не исключено, что штаб армии под шумок сплавил вам людей из частей армейского подчинения. А наши солдаты в основном выглядят нормально.
— Да я не исключаю этого. И, кроме того, достоверно знаю, что они всех твоих пересортировали и самый низкий уровень сбагрили к нам, в Печенгу. Правда, надо отдать должное — стреляют хорошо. А вот на лыжах не только не могут ходить — стоять не могут: валятся, как снопы.
— Ну, зима-то только началась, все впереди. И на лыжах будут бегать — олень не догонит.
В общем, Ягленко отвел душу, и не больше. Такое правило: что получил — то твое, и изволь заниматься, как положено.
А наш теперь уже сводный полк набирал силу. Даже сейчас, вспоминая то время, благодарю судьбу, что она покидала меня в разные края, в том числе на Рыбачий. Это было просто уникальное место. Две трети года перевал закрыт, а морем добираться к нам в осенне-зимне-весенний период удовольствия мало — штормит. Поэтому мы жили по народной поговорке — «как у Бога за пазухой». Никто не мешал. И это самое главное: все, что наметил, обязательно сделаешь. А поскольку материальное обеспечение было отличным, то и темпы повышения уровня подготовки были высокие.
Конец 1958 года для меня был знаменателен двумя событиями: получением досрочно воинского звания «полковник» и хирургической операцией.
Совершенно неожиданно для меня состоялся приказ министра обороны СССР маршала Советского Союза Малиновского о присвоении мне воинского звания «полковник» досрочно. Не скрою, я был очень рад этому шагу со стороны нашего командования. Это, конечно, постарались и командир дивизии Ф. В. Чайка, и командующий армией О. А. Лосик, и командующий войсками округа А. Т. Стученко, и главнокомандующий Сухопутными войсками В. И. Чуйков. В то время получение звания досрочно вообще, а тем более — полковника — было крайне редким событием. И я не могу припомнить еще такого примера за всю длительную службу на Севере. А если учесть, что армия сокращалась, то это вообще было просто невероятно. Вместе со мной радовались все — и семья, и друзья, и весь полк. Это было искренне. Мы все считали, что такой шаг командования — это не только признание моих личных заслуг, но и оценка труда всего коллектива полка.