я маршал, «осовременить» ее.
Наконец все было готово. Дивизию вывели в исходное положение для наступления. Все пункты управления заняты командирами и штабами, все готовы к действиям. Тут мне дают команду, чтобы я прибыл в Мурманск. А в штабе дивизии только дежурная служба — «все ушли на фронт»! Дежурный по штабу говорит, что звонили из Ленинграда и приказали, чтобы я лично позвонил командующему войсками. Командующим уже стал генерал армии М. И. Казаков, а Н. И. Крылов уехал командовать Московским военным округом.
Звоню по «ВЧ» правительственной связи. Отвечает командующий. Я ему представляюсь и говорю, что получил команду позвонить ему.
— Верно. Я такую команду давал, — окая, сказал командующий (он был вологодский). — Какая обстановка?
Я подробно доложил о дивизии, о штабе руководства и других военачальниках, о том, что мы готовы встретить маршала.
— Вот об этом я как раз и хотел поговорить. Поскольку вы те края знаете хорошо, будьте постоянно с Василием Ивановичем и давайте ему пояснения. Завтра утром он приезжает поездом. Вы встретите его вместе с руководством области и будете его сопровождать. Первым делом его надо повезти в Печенгу, в штаб руководства. Он даст там указания. А потом — по его плану. Учение продлится неделю. В субботу — разбор, а в воскресенье надо организовать ему охоту на медведя. У вас есть медведи? Он любит поохотиться.
— Медведи-то есть, но сейчас такая пора, что сделать это очень сложно.
— В каждом облисполкоме есть отдел, который занимается охотой. Свяжитесь с ним и скажите, что очень надо. Они постараются и сделают. Можете передать просьбу от моего имени. Но чтобы были соблюдены меры безопасности! И, конечно, важно, чтобы убил медведя именно Василий Иванович.
У меня и без медведя было полно забот, а тут еще это! Если бы дивизия не была задействована, то вопросы решались бы проще — офицеры управления дивизии и некоторых полков могли быть использованы для оказания помощи в работе штаба руководства и исследовательской группы (ведь они в этих краях впервые, поэтому их надо консультировать, помогать). Однако все подчистую ушли на учение. Я фактически остался один как перст. Набирал в свою команду работников Домов офицера Мурманска и Печенги, комендатуры, работников КЭЧ и даже прокуратур.
Но коль поставлена задача еще с медведем — поехал в облисполком, познакомился со специалистами этого дела. Говорю: так, мол, и так, нужен медведь живой.
Те смеются:
— Да вы что, военные, неужели не представляете, что в марте у нас в Заполярье охота на медведя вообще исключена?
— Ребята, надо! — сказал я и поведал о свалившейся на мою голову «боевой задаче», добавив, что, очевидно, Василий Иванович Чуйков попросил об этом командующего войсками округа, а генерал армии Михаил Ильич Казаков в свою очередь просит постараться всех их, работников облисполкома. В выходной день.
— Да чего уж там… Надо так надо. Вот только где его взять, этого медведя? В этом году шатунов мало, да и охотиться на них надо с вертолета. Маршал с вертолета никогда в медведя не попадет, даже если тот не будет убегать, а ляжет или сядет. Ну, а найти берлогу с медведем здесь поблизости, да еще после такой снежной зимы, почти невозможно. Но даже если мы ее найдем, то от дороги до берлоги надо добираться на лыжах километров 10–15.
— Хорошо, — заключил старший из них, — мы возьмемся за организацию «операции», а вы периодически нам позванивайте.
Мы обменялись телефонами, я предупредил, что здесь, в Мурманске, от моего имени к ним будет обращаться начальник гарнизонного Дома офицеров и передавать мне, как продвигается дело.
Утром следующего дня мы встречали Чуйкова на перроне железнодорожного вокзала. Он ехал своим вагоном, прицепленным в хвосте поезда «Москва — Мурманск». На вокзал от области и города прибыли все первые лица, а от военных встретить высокого гостя было поручено мне. Собралось человек восемь-девять. Все-таки член ЦК КПСС, Маршал Советского Союза, дважды Герой, Главнокомандующий Сухопутными войсками, а их подразделений на территории области много. Долг вежливости требовал этого. А потом у нас это было просто принято — оказывать честь крупным военачальникам. Так было и при царях.
Подошел поезд. Я предложил для порядка всем встать в одну шеренгу: на правом фланге — руководство области, а на левом — я. Поезд остановился, и мы оказались прямо против вагона маршала. Двери у всех вагонов открылись, и пассажиры посыпались на перрон. А наш вагон закрыт. Ждем пять минут — никакого шевеления, десять минут — полная тишина, даже окна зашторены. Кто-то говорит, что поезд скоро погонят в тупик. Может, они там спят? Я подошел к двери и громко постучал. Через пару минут дверь открылась и появился офицер для особых поручений Главкома полковник Косенко:
— Вы чего, товарищи, волнуетесь? Маршал собирается.
Подошел председатель облисполкома Н. Ломакин и говорит ему, что мы прибыли встречать и что надо бы доложить маршалу. Косенко предложил пройти. Ломакин направился к маршалу, однако буквально через полминуты выскочил, махнул рукой и пошел на выход. В дверях появился Василий Иванович:
— Чего вы собрались? Вам что, делать нечего? Мне просто за вас неудобно. Вот полковник пускай останется, а остальные — свободны. У всех же есть работа.
Много лет спустя, когда я был уже генералом армии и, как и Василий Иванович Чуйков, депутатом Верховного Совета СССР, я напомнил ему все эти «картинки». Благо что во время раздельного заседания палат наши места были рядом (видно, кто-то в аппарате знал наши близкие отношения). Мы усаживались, и он говорил:
— Давай, рассказывай про меня. Они пусть там выступают, все равно проголосуем единогласно. А ты лучше обо мне.
И я ему про него рассказывал. А знал я много — и лично видел, и еще больше — со стороны, товарищи муссировали. Не исключаю, что кое-кто добавлял и от себя, но, зная характер Василия Ивановича и его «изысканные» выражения, ничего отвергнуть было нельзя. Однако маршал отсеивал то, что ему не нравилось, и прямо мне говорил: «Это ты врешь. Такого не было. Или было не так, как ты рассказываешь». А если байка была в его пользу, он говорил иначе: «Да, припоминаю. Это было». Иногда же он охотно добавлял к тому, что было сказано мной.
Вот и с этим случаем в Мурманске. Изложил ему все доподлинно, как было, а он знай твердит свое:
— Такого не могло быть! Я вышел, со всеми поздоровался, поблагодарил, что встретили, и посоветовал всем действовать по своим планам. Вот так могло быть.
Очевидно, когда на его же поступки смотришь со стороны его же глазами, то они вызывают как минимум критические замечания. И в данном случае — конечно, его поведение выглядело не только нетактично, но и грубо. И Василий Иванович то ли действительно запамятовал, как было, и преподнес этот эпизод в том виде, каким должен был быть. Или же, стараясь хоть сейчас как-то сгладить досадную ошибку, решил несколько «закруглить углы».
События военного или послевоенного периода в Группе оккупационных войск в Германии, которые бросали на него тень, он напрочь отвергал. Эту его реакцию еще можно было «списать» на то, что он не помнит. Но когда и относительно недавние события вызывали у него сомнения, то здесь уже явно проглядывало стремление задним числом поправить свою оплошность или нетактичность. Хотя в ряде случаев, не отвергая сам факт, он добивался от меня признания, что он в принципе был прав. Вот два примера.
Как-то Василий Иванович, уже будучи главкомом Сухопутных войск, проводил в Ленинграде научно-практическую конференцию. Командующий войсками округа вызвал весь руководящий состав. Присутствовал и я, являясь командиром армейского корпуса. Разбиралась проблема действий фронта на приморском направлении. И в качестве примера была взята группировка ЛенВО. С докладом выступил В. И. Чуйков. Все шло нормально, но в одном месте Василий Иванович оговорился и вместо «Ботнический» сказал: «Ботанический залив». Полковник из числа его помощников, находясь рядом за столом, из самых хороших побуждений потихоньку ему говорит: «Ботнический залив». Чуйков взорвался:
— Я сказал: «Ботанический залив», значит, «Ботанический». И вы мне не мешайте!
Инцидент для полковника закончился благополучно. Может, потому, что это была научная конференция, а наука требует интеллигентного подхода. В других условиях его бы маршал выгнал, это точно.
Когда я напомнил Василию Ивановичу об этом случае, он отреагировал однозначно:
— Ну, скажи мне: что он сует свой нос туда, куда его не просят? Я делаю доклад. Я мог оговориться, как и любой. Зачем же заострять на этом внимание?
Вообще в принципе Василий Иванович был прав, но настаивать на своей оговорке было не обязательно.
А вот другой пример. Главнокомандующий Сухопутными войсками проводит показное занятие на тему: «Оборона мотострелкового полка» — на базе Московского военного округа. Я в это время был в Москве на сессии Верховного Совета РСФСР (служил в ГСВГ). Поскольку сессия закончилась, военных депутатов тоже пригласили на эти занятия, подготовленные специально для руководящего состава. Мы приехали задолго до начала занятий и вдоль «полазили» по обороне, посмотрев отдельные ее элементы. Конечно, все было сделано здорово. И в плане защиты от оружия массового поражения, и в противовоздушном, и в противотанковом отношениях, и в целях совершения маневра силами и средствами и т. д. Все было сделано добротно и красиво, как на плакате. Конечно, это был большой труд.
В установленное время все были построены. ПриехалВ. И. Чуйков. Его первый заместитель А. С. Жадов доложил, что все к занятиям готово. Главком не торопясь обошел всех, поздоровался за руку с каждым, отошел в сторону и начал осматривать оборону, а посмотреть, как я уже говорил, было на что. Вдруг, откуда ни возьмись, вынырнул небольшого росточка генерал-майор и, обратившись к Чуйкову, начал бодро:
— Представитель инженерных войск генерал-майор…
Василий Иванович перебивает его: