авить его, сделать сговорчивым, когда речь пойдет о конкретном и не очень приемлемом назначении. Вместо того чтобы поздравить с получением очередного звания и пожелать хорошей службы, удивленно восклицает: «О, вы уже подполковник!» Как все-таки важно, чтобы должностные лица, которым доверяются судьбы человеческие, обладали бы необходимыми для этого данными, тактом, человечностью.
Отвечаю кадровику на поставленный вопрос:
– Да, до поступления в академию я полтора года служил в Киевском военном округе.
– А до этого в Группе Советских войск в Германии?
– Так точно. Но в мою бытность это была Группа оккупационных войск в Германии. Все младшие офицеры и часть старших, которые не имели семей, жили на казарменном положении. Это я докладываю для того, чтобы у вас было правильное представление об этом периоде офицерской службы в Германии.
– И все же служба в Германии – это не Кушка и не Дальний Восток. А поскольку у вас за плечами Киевский военный округ и Группа войск в Германии, мы, конечно, должны вам предложить послужить и в отдаленных районах страны.
– Я готов на любые варианты. Меня это не беспокоит. – А какую бы вы хотели получить должность?
– Желательно, чтобы было восстановлено мое положение, которое я занимал последние два года на войне и год после войны, то есть положение заместителя командира полка. – Заместителя по артиллерии?
– Нет, общего заместителя, с учетом того, что я окончил общевойсковую академию.
– Понятно, понятно… Но уже после войны вы ведь были и начальником штаба батальона, и заместителем начальника штаба полка. Так что с новыми академическими знаниями могли бы проявить себя и в штабной работе.
– У меня принципиальных возражений нет, но вы спросили, и я ответил – какую хотел бы получить должность. Она не выше тех, что я уже занимал, и в то же время отвечает моему пожеланию.
В целом командованию должно быть виднее, где мне лучше служить.
– Вот поэтому мы вам и хотим предложить должность начальника оперативного отделения дивизии в бухте Провидения. Это Дальний Восток, Чукотка. – Я готов. – Вы подумайте. Вы представляете, где это?
– Так над чем же мне думать, если других вариантов нет? А что касается расстояния, так это от Москвы далеко, а до американцев – рукой подать, если потребует обстановка. – Я понял так, что вы согласны?
– Разумеется.
Мы распрощались. Внутренне я как-то был даже доволен, что так все обернулось. Далековато, конечно. Почти полмесяца на поезде добираться до Владивостока. А оттуда до бухты Провидения пароходом еще столько же шлепать. А тут еще непогода – как-никак осень, штормы, качка. Но ведь люди живут, работают, служат, переезжают. В общем, выбор сделан. Вопрос решен.
Я шел к себе в группу в приподнятом настроении. Открываю дверь – все ко мне:
– Ну как? Ну что? Куда?
Я сел за свой стол, принял бравую позу и загадочно говорю:
– Если кто-нибудь отгадает – сегодня приглашаю всю группу. Жигулин, давай карту.
Майор Жигулин степенно расстелил карту. Все сгрудились и начали гадать. Битый час лазили по карте, но никому и в голову не пришло, что я попаду на край света. Видя тупиковую ситуацию и не желая больше мурыжить своих товарищей, я торжественно встаю и объявляю:
– Подполковник Варенников назначается туда, где Макар телят не пас! А именно: в бухту Провидения. Плюс к этому еще и на штабную должность.
Все сочувствующе притихли. А я улыбаюсь. Улыбаюсь потому, что, видно, только я удостоен такого внимания.
Опять все прильнули к карте. Действительно, получалось грандиозно! От Москвы – на Восток через всю страну, по горизонтали, до Хабаровска и далее – до Владивостока. А там на пересыльном пункте необходимо ожидать грузопассажирский пароход, который при нормальных климатических условиях ходит на Чукотку один раз в неделю. А осенью – в две недели раз. И в пути тоже две недели. Об этом же можно только мечтать!
Эти сведения мы собрали по крохам прямо в группе – у тех, кто там служил или имел какое-нибудь к этому отношение. Вдруг старший группы, Васильев, говорит:
– Между прочим, Валентин, ты зря улыбаешься. Это тебе не прогулка. Тем более что твоя жена ждет второго ребенка. Тебе, конечно, ничего, а каково ей? Ты подумай.
Все его поддержали и начали советовать, что в этих условиях надо просить, чтобы изменили назначение. Но это выходило за рамки моих принципов. На следующий день после занятий остались Кузьма Васильев, Михаил Дыбенко (член партийного бюро курса) и я. Снова стали обсуждать ситуацию. Оба давили на меня, чтобы я написал рапорт о пересмотре моего назначения с учетом положения жены и через начальника курса подал его по инстанциям. Я с ними не соглашался:
– Вы только поставьте себя на мое место: я даю согласие, а на второй день пишу рапорт с просьбой пересмотреть назначение! Вроде мне до этого не было известно состояние жены. Между прочим, когда я объявил Ольге о предстоящей нашей службе на краю света, то она восприняла это как должное. Даже проявила интерес…
– Да она, как и ты, просто не представляет сложности самой поездки! – перебил меня Васильев. – Целый месяц в пути, никаких врачей и вообще капитальной медицинской помощи. На пароходе, конечно, судовой врач и медпункт есть, они только и предложат таблетки от головной боли. Нет, надо решение менять.
Договорились, что Васильев устно доложит обстановку начальнику курса генералу Макавчуку, а Дыбенко – секретарю партийного бюро курса подполковнику Юденкову. А я буду на всякий случай наводить справки о самой поездке, о жизни и быте на Чукотке, о службе.
Уже в тот же день, когда со мной была проведена беседа, весь курс узнал о моем предстоящем назначении. Слушатели нашего курса и до этого относились ко мне уважительно, а в связи с этим событием зауважали еще больше, но вместе с тем в разговорах и при встречах пробивались нотки сочувствия. Я делал вид, что ничего не замечаю.
Как-то встретился со старшиной курса полковником Лукашевичем:
– Ну, ты что, к чукчам собираешься ехать?
– Да, вот подвернулось счастье. Хотел вас попросить, чтобы порекомендовали, с кем мне из слушателей курса переговорить, чтобы навести справки о крае.
– Так в первую очередь переговори с подполковником Игнатьевым. Он с Дальнего Востока. А я посмотрю, с кем можно еще посоветоваться.
В тот же день мы встретились с Игнатьевым. Ничего нового о том, как добираться железной дорогой и морским путем, он мне не сказал. Правда, из-за того, что на пересыльном пункте в порту неуютно и холодно, надо взять с собой два-три шерстяных или хотя бы байковых одеяла. Что же касается жизни на Чукотке, то он на меня нагнал страху, как мог: там и цинга косит всех подряд (теряют зубы, зрение), там и туберкулез, а летом нет спасения от гнуса, а зимой страшные морозы, все и всех заметает снегом, в котором люди живут, ожидая весны; там постоянно ломается связь и вечные проблемы с отоплением, самое надежное – это печка да хороший запас угля и керосина на зиму. А продукты одни – только консервы.
– В общем, если выживешь, то это счастье, – заключил Игнатьев. – А сам-то ты где служил? – На Камчатке. Там полегче, но тоже очень тяжело.
– Ну, ты же вот выжил? Опять же замена через три года.
– Вероятно, через три. Но эти три года…
Словом, я понял, что служба в таких краях – это не рай. Впрочем, иного я и не представлял. Но рассказчики обычно сгущают краски для того, чтобы человек максимально мобилизовался. И это правильно.
Внезапно к нам в группу приходит подполковник Юденков и обращается ко мне:
– Пойдем поговорим.
Прохаживаясь по коридору, он сообщил мне, что по командной линии и по партийно-политической в Главное управление кадров пошла информация о том, что моя жена в положении, на последних месяцах, а согласно приказу министра обороны (в то время – военного министра), в такие поездки офицерскую семью посылать нельзя.
– Поэтому, – сказал Юденков, – вас должны вызвать вновь. Надо вооружиться справкой от врача. И с этим кадровиком не миндальничать. Им лишь бы заполнить свои клетки.
Действительно, через некоторое время меня вновь вызывают в отдел кадров академии, где проводят беседу кадровики высших инстанций. За столом полковник (отдельно за другим столом еще офицер):
– Здравствуйте, садитесь. С вами уже была беседа, и вы дали согласие ехать служить на Чукотку?
– Да, я такое согласие дал.
– Почему же вы не сообщили, что ваша жена ждет ребенка?
– Во-первых, мне предложили одно место, без выбора, и, во-вторых, мне не было известно положение, которое регламентирует ситуации, подобные моей. Вопросов же о составе и состоянии семьи мне не задавали. Самому говорить об этом было не совсем удобно – это могло бы быть неправильно истолковано. Возможно, это была моя ошибка.
– Да, ошибка. У вас есть справка по жене?
Я представил справку. Полковник прочитал ее, покрутил, положил на стол. Затем заглянул в свою большую тетрадь. Не спеша дважды перелистал ее, после чего сказал:
– Хорошо. Чукотка отпадает, но мы найдем место для службы не хуже Чукотки. До свидания.
Я ушел в раздумье. Что означает «найдем место не хуже Чукотки»? Как будто Чукотка – это сказка. Если бы было сказано: «Не лучше Чукотки», то тогда понятно. А что понятно? Ничего не понятно. А вдруг Кушка, Ашхабад или Термез? Это, конечно, тяжелее, чем север. Жара растапливает, расплавляет всё – и тело, и мозг, и волю… Скорпионы, змеи, болезни (особенно гепатит и малярия). Правда, ехать туда поездом – чепуха: каких-то четверо-пятеро суток и – на месте.
Шел я в группу подавленный. Очевидно, это было заметно, потому что товарищи сразу обратились ко мне с расспросами: что произошло? Я подробно пересказал нашу беседу, изложил свои сомнения, вздохнув:
– Видно, зря мы затеяли эту возню. Кадровики действительно могут в такое место заткнуть, что всю жизнь будешь икать.
Товарищи согласились, что места похуже Чукотки есть: к ней надо добавить Среднюю Азию и Забайкалье. Но тяжелее способа добираться до места службы в сравнении с бухтой Провидения тоже нет, с этим надо считаться. Рисковать нельзя. Ничего не оставалось делать, как положиться на волю кадровиков. Долго ждать не пришлось. Тот же полковник вызвал меня через неделю и объявил: – Поедете в Кандалакшу заместителем командира стрелкового полка. Это Северный военный округ, Кольский полуостров, Заполярье. От Москвы до Кандалакши поезд идет тридцать шесть часов. – Спасибо, товарищ полковник. Разрешите идти? – Да нет, погодите! Имейте в виду, что вы, как и все остальные выпускники, будете предложены нашему руководству вот в таком варианте. Как правило, наши предложения по выпускникам военных академий утверждаются. В редких случаях отдельные слушатели вызывают у руководителей сомнения. Но это в основном категории командиров полков, им равные и выше. Однако если вдруг коснется это и вас, то это не должно быть неожиданностью. Хотя, считаю, никаких оснований для тревог у вас не должно быть. Все понятно? – Понятно! Спасибо. – Вот теперь можно идти. – Полковник попрощался со мной за руку, внимательно посмотрел в глаза и улыбнулся. Всего несколько сказанных им слов и теплая, ободряющая улыбка вселили в меня духовные силы и уверенность. Я ушел окрыленный. Обо всем рассказал в группе – ребята были рады за меня. Но никто из наших ничего рассказать об этих краях, как и о Се