Мы обнялись и долго тискали друг друга в объятиях, не обращая внимания на окружающих. Пащенко, глядя на нас, заметил:
– Вот в народе говорят, что муж да жена – одна сатана. А здесь командир и начштаба – одна сатана. Дело, в общем, будет.
После общей беседы Пащенко отпустил всех. Мы остались вдвоем. Я понял, что сейчас будет сказано главное. И не ошибся.
– Валентин Иванович, – начал Пащенко, – скажу откровенно – я тебе не завидую. Полк тяжелейший, устроен плохо. Никто не хочет заниматься ремонтом. Условия – сам уже видел. Стрельбище далеко. Полк замучили самовольные отлучки. Офицеры обозлены. Боевая подготовка еле-еле тлеет.
И в этом духе «информировал» меня больше часа. А меня все подмывало спросить: «Если в полку такая обстановка, то почему же вас выдвинули заместителем командира дивизии?» Но вместо этого спросил:
– Так что вы рекомендуете делать? Так же продолжаться не должно!
– Это точно, – согласился он охотно, – так продолжаться не должно. Но так будет продолжаться, пока старшие начальники не повернутся к полку лицом.
– А вы ставили этот вопрос перед кем-нибудь?
– Конечно, ставил. И мне постоянно отвечали: меры будут приняты. Или просто молчали. И вот мер никто не принимает, а все рассчитывают, что полк все решит сам или обойдется как-нибудь. Поэтому до меня сняли сразу двух командиров полков: один и года не прослужил у нас, а второму дали покомандовать всего шесть месяцев. Лишь я не только продержался полтора года, но и выдвинулся. А что вас ожидает, я не могу даже предположить, тем более что против вашего назначения на этот полк и командование армии, и командование дивизии. Вы представляете? Все и всё против вас. У них свои есть кандидаты и первый из них – Дубин, а тут вы.
– Мне все ясно, – оборвал я поток его «красноречия». – Очевидно, мне надо представиться командарму и комдиву, а затем принимать дела.
– Да, пожалуй, надо представиться, – согласился Пащенко. – Что касается приема дел, то все материально ответственные лица представили свои рапорты, и мы можем подписать документ о приеме и сдаче уже сегодня. Дело в том, что мне приказано завтра утром выехать в Печенгу к новому месту службы.
Меня это крайне удивило, но я согласился. Взяв офицера штаба полка, я поехал к командующему 6-й армией. Это минутах в десяти от полка. Оказалось, что командарм генерал-лейтенант Баринов в отъезде, за него остался начальник штаба армии генерал-майор Никитин. Он принял меня сразу. Я вошел в кабинет и с порога:
– Товарищ генерал! Подполковник Варенников. Представляюсь по случаю назначения на должность командира 56-го стрелкового полка.
Никитин встал из-за стола и, не подавая мне руки, стал прохаживаться по просторному кабинету:
– Здравствуйте, товарищ подполковник. Вы понимаете, получилось какое-то недоразумение. Дело в том, что Военный совет армии принял решение и представил на эту должность подполковника Дубина. Видно, командующий войсками по каким-то причинам не успел рассмотреть наше решение. Я уверен, что оно будет удовлетворено. Поэтому считаю, что вам не следует пока принимать полк. Лучше подождать.
– Товарищ генерал, я совершенно не намерен что-то ждать.
Мне приказано сегодня прибыть в Мурманск и вступить в должность командира полка. Что я уже и делаю. Если командующий войсками округа изменит свое решение, я сдам полк тому, кому будет приказано.
– Смотрите! Я вас предупредил, потому что не хотел, чтобы вы оказались в смешном положении: только принял и тут же надо сдавать.
– Ничего, мы переносили и более сложные потрясения. Если у вас нет ко мне никаких указаний, то я мог бы действовать.
– Да, нет. Указаний никаких. – Разрешите идти? – Идите!
Я вышел. Но не подавленный, а злой. Что за ханжа? Что за манера разговаривать с новым, совершенно незнакомым офицером?
Я прибыл к новому месту службы с надеждой, что поддержат, помогут, а здесь все наоборот.
Верно говорится: нам не дано предугадать… Через двадцать лет мы с Никитиным встретились в Москве. Он был генерал-майором, преподавателем Военной академии им. М.В. Фрунзе, а меня, генерал-полковника, назначили председателем Государственной экзаменационной комиссии по выпуску слушателей академии. В то время я уже несколько лет командовал Прикарпатским военным округом.
Начальником академии был генерал армии А. Радзиевский. Делая разбор деятельности профессорско-преподавательского состава академии, я вглядывался в лица людей, участвовавших в этом совещании. И вдруг увидел Никитина. Он мало изменился. Очевидно, он почувствовал, что я его узнал. Я закончил выступление, Радзиевский поблагодарил меня за рекомендации, заявив при этом, что все они будут выполнены, после чего совещание завершилось и мы, уже в вольной беседе с преподавателями, вместе с Алексеем Ивановичем отвечали на вопросы. Вдруг раздается голос Никитина:
– Алексей Иванович, а ведь генерал-полковник Варенников – это наш, с Заполярья. Вот мы какого вырастили!
Алексей Иванович вопросительно посмотрел на меня. Я вынужден был ответить:
– Да, было дело – мы с товарищем генералом служили на Севере.
Будучи умным человеком, Радзиевский понял, что ничего хорошего вспомнить о Никитине я не могу. На том наша встреча и закончилась.
Ну, а в 1956 году после «любезной» беседы с врио командующего 6-й армией я поехал в штаб дивизии. Командира дивизии генерал-майора Давиденко тоже на месте не оказалось – уехал в Москву учиться, за него остался начальник штаба дивизии полковник Крутских. В приемной сидел лейтенант. Я попросил его доложить полковнику обо мне. Лейтенант ушел за таинственную дверь. Через минуту вернулся немного взъерошенный, но сообщил:
– Товарищ полковник сказал: «Хорошо». И больше ничего.
– Ну, раз «хорошо» – будем ждать.
Прошло полчаса. Вдруг дверь кабинета распахивается и на пороге появляется крепкий, среднего роста полковник с крупным лицом. Сделав вид, что меня не замечает, он стремительно проходит мимо и удаляется по коридору. Я посмотрел на лейтенанта. Тот пожал плечами, но ничего не сказал. Прошло еще минут двадцать. Полковник возвращается и, все так же не замечая меня, идет в кабинет, плотно закрыв за собой дверь. Минут через пять я обращаюсь к лейтенанту и говорю:
– Доложите полковнику. Если он очень занят и не может меня сейчас принять, то я приду в удобное для него время, а сейчас ухожу в полк.
Лейтенант зашел в кабинет и буквально через несколько секунд выскочил, приглашая меня зайти. Я подумал: подействовало! И еще пришла мысль хоть и тяжелая, но ясная и реальная: «Что ж, война так война! Сдаваться не будем!» С этим я и зашел к полковнику Крутских. Он стоял посередине кабинета, широко расставив ноги. Не выслушав меня (а я хотел представиться) и не поздоровавшись, сразу «взял быка за рога»:
– Чего вы волнуетесь? Я знаю, что вы подполковник Варенников, что вы якобы назначены на 56-й полк, что вы даже намерены этот полк принимать, хотя у нас давно вместе с Военным советом армии принято решение – назначить Дубина. Полк сложный, он все знает (два года начальником штаба), мы его знаем, и это все обеспечит успех делу. Логично! Вы были у начальника штаба армии?
– Во-первых, товарищ полковник…
– Нет, нет! Вы были у начальника штаба армии генерала Никитина?
– Вы меня не перебивайте, иначе я уйду! Я к вам пришел не наниматься на работу, а довести до вашего сведения, что, согласно приказу командующего войсками, я с сегодняшнего дня командир 56-го стрелкового полка. Не якобы назначен, а уже командир полка. Нравится это кому-то или не нравится – другой вопрос. Я совершенно не волнуюсь, как вы заявили. Я более часа у вас в приемной, а вы не принимаете и даже не ориентируете, когда можете принять! Учтите, пока существует приказ командующего войсками, я буду командовать полком, и никто не имеет права, кроме командующего, отстранить меня от командования. – Вы что, мне здесь читаете мораль? Вы где находитесь? – Я никогда и никому мораль не читаю, тем более старшим. Я разъясняю. И полностью отдаю себе отчет, где я нахожусь и с кем разговариваю. Есть ли у вас ко мне какие-либо указания, товарищ полковник? – Ишь какой… – Какой уж есть! – Есть рекомендация – пока в командование полком не вступать, а подождать, когда в верхах разберутся с этим недоразумением. – Учту вашу рекомендацию, но полк я уже принимаю. Разрешите идти? – Идите! И что-то еще было сказано вслед, вроде того, что «…на все четыре стороны». Я вышел, попрощался за руку с лейтенантом и пошел по длинному коридору. В небольшом холле, где лестница шла на первый этаж, было большое окно, обращенное в военный городок нашего полка. (Штаб дивизии, как уже сообщалось, находился от полка через забор.) Я подошел к окну. Это был прекрасный наблюдательный пункт – все как на ладони. Можно было представить, что каждый начальник, сидя на своем рабочем месте на втором этаже, имел отличную возможность наблюдать буквально за всем, что происходит в полку. Постоял я, погрустил… Представил внутренние проблемы и внешние, которые будут исходить от армии и дивизии, но, не поддаваясь этому настроению, наоборот, еще больше озлобившись на свое будущее руководство, решительно отправился в полк. Офицер ожидал меня внизу, а машину мы отпустили сразу. Я извинился, что заставил долго ждать, и сослался на обстоятельства. Штаб дивизии располагался в начале небольшого переулка. А на углу, уже вдоль основной магистрали, составляя своей тыльной стеной часть границы нашего военного городка, стоял гарнизонный Дом офицеров. Это длинное двухэтажное здание имело приличный внешний вид и хорошую внутреннюю «начинку», в том числе отличный зрительный зал. Обогнув Дом офицеров, мы вошли через знакомый КПП в свой теперь уже родной военный городок. Выскочил дежурный и четко представился. Я подумал, что кто-то уже «приложил руку» (наверное, наша утренняя «прогулка» от КПП до штаба полка стала достоянием начальника штаба). Это хорошо. Дело шло к вечеру. Меня ожидал Пащенко:
– Ну, наконец-то! А я уж думал, что эти акулы тебя проглотили.