– Этот вопрос надо обязательно решить, а с министерством я сам договорюсь. Сейчас к вам подойдет Валентин Иванович с председателем облисполкома – решите все вопросы!
Мы обнялись, и я уехал на завод. Растолковал все подробно. Директор-кабельщик вызывает по телефону директора-трубача и говорит:
– Вот у меня главком Сухопутных войск Валентин Иванович Варенников с твоим ходатайством. Ты что, сам не мог приехать или хотя бы позвонить? Просто неудобно…
Тот что-то ему бубнит. Но этот, перебивая, решительно заключает:
– Завтра присылай своего снабженца, заказывай вагон. Послезавтра отправим все, что положено. Передаю трубку Валентину Ивановичу.
Я спрашиваю директора-трубача: «Мне к вам еще раз приехать?» Отвечает, что не надо и он благодарен за такую оперативность. Но я прошу его прямо сейчас позвонить на завод-гигант директору и сообщить им, что отгрузка труб начинается. Договорились.
Уже поздно ночью прилетаю в исходный пункт. Мои товарищи не спят, ждут меня. Рассказал им о своем «путешествии» в деталях. А утром – опять в обком, к Ивану Ивановичу, сообщаю: трубы будут. Секретарь, хоть и первый, но скептик, посмеивается. Я ему:
– Позвоните директору-гиганту.
Звонит. Тот даже без вопроса первого говорит, что на этой неделе уже начнут поступать долгожданные трубы и что он очень благодарен Ивану Ивановичу за такое содействие. Затем мы договариваемся и в обкоме, и на заводе в отношении дома отдыха и турбазы. Оставляю на месте свою оперативную группу, чтобы это дело «добивали», а сам возвращаюсь в Москву.
Вот так мы и выкручивались, вынужденно прибегая к предприимчивости. Приблизительно таким же образом решались проблемы моих избирателей, а это были калмыки, проблем же была тьма.
Все, о чем я рассказал, лишь отдельные примеры из многогранной и многоликой организаторской деятельности. Надеюсь, что они для молодых командиров частей и соединений, да и для уже зрелой категории военачальников, а также просто руководителей послужат определенным подспорьем в отыскании решений. Правда, жизнь сегодня намного усложнилась, но зато нет таких, которые, если проявляешь предприимчивость, постоянно грозили бы тебе пальцем: «Отберем партбилет!»
Но вернемся в Заполярье. Для меня и моей семьи оно уже стало родным. Все-таки за плечами была Кандалакша, а сейчас, вот уже второй год, – Мурманск. Наш полк был на высоте. Все показательные, методические и другого типа занятия для дивизии или для армии готовились и проводились на базе нашего полка. А командир дивизии Чайка вообще «заболел» этими показными занятиями. Минимум раз в неделю, обычно в пятницу, звонит и говорит:
– Ну, как?
– Все в порядке. Происшествий нет. – А что новое вы там придумали? Это касалось всего, но в первую очередь, конечно, боевой и политической подготовки, поддержания внутреннего порядка, несения караульной службы и т. д. Кстати, на одно из занятий мы пригласили командование дивизии с семьями. Праздник проводили в Доме офицеров – это был и наш полковой клуб. Выступала самодеятельность полка. Ее руководитель, он же и дирижер полкового оркестра, был исключительно одаренным и действительно влюбленным в свое дело человеком. Поэтому самодеятельность была на уровне профессионалов. Наши «артисты» покорили всех. – Это чьи? – спрашивает меня Федор Васильевич Чайка по окончании концерта. – Как «чьи»? Наши! – Так это же артисты. Готовь любые показные занятия, а в заключение покажем самодеятельность. Я приглашу командование всех частей с женами. Надо, чтобы они обязательно посмотрели. – Ну, если вы хотите пригласить с семьями, то тут никакие показные занятия не подходят. Можно часа за полтора-два показать жизнь и быт полка. Затем обед в нашей офицерской столовой, но – из солдатского котла. И в заключение – самодеятельность. – Вот-вот. Так и сделаем. Через неделю и провели намеченное. И все хорошо получилось. И цель – распространять передовой опыт – командиром дивизии была достигнута. Однако жизнь сложна, когда полк под боком у начальства. Но в то же время приятно, что на наш полк опирались, доверяли. В зиму с 1957-го на 1958 год по плану командующего войсками Северного военного округа проводилось тактическое учение с 131-й мотострелковой дивизией (к этому времени и наша 67-я стрелковая дивизия перешла на новый штат и именовалась 116-й мотострелковой дивизией). Она дислоцировалась в районе Печенги, то есть у государственной границы с Норвегией. По замыслу учения, дивизия должна была из этого района перейти в наступление в общем направлении на Мурманск. При этом, используя две дороги: магистральную, действующую – Печенга – Мурманск и вторую – полевую, от Луостари через Большой Кариквайвиш к реке Титовка, а затем к реке Большая Западная Лица. Дивизии ставилась задача: прорвать тактическую зону обороны на рубеже реки Титовки, развить наступление, с ходу овладеть второй полосой обороны на рубеже Большая Западная Лица и далее, применяя обходящие отряды, стремительно выйти к Кольскому заливу – овладеть портом города Мурманска. На противоположной стороне в качестве обороняющегося действовал наш 266-й мотострелковый полк, который имел на своем вооружении, кроме всего остального, гусеничные транспортеры северные или ГТС. Они были средством транспортировки, в том числе по бездорожью, стрелковых подразделений и отличными тягачами для полковой артиллерии (в зимнее время орудия и 120-мм минометы ставились на лыжи).
Оборона должна была строиться на широком фронте, поэтому могла быть только очаговой, то есть с созданием узлов сопротивления на дорожных и на наиболее доступных направлениях, перехватывая дефиле и все командные сопки. При этом имея сильный второй эшелон и резерв, а также заранее подготовленные несколько рубежей в глубине.
У нас было два преимущества.
Первое – чтобы наступающая дивизия не прошла, руководство учениями разрешило применять все (естественно, кроме применения боевого оружия и боеприпасов), особенно различные обманные действия, контратаки на неожиданных направлениях, создание «огневых мешков» и т. п. На всем протяжении или в полосе действий войск были участковые посредники, которые на своих участках могли вынести соответствующий вердикт в пользу той или другой стороны. А во всех подразделениях, начиная от батальона и выше, имелись войсковые посредники, которые давали оценку командирам и личному составу за их действия.
Второе преимущество – к тому времени выпало огромное количество снега. К концу февраля, когда проводилось учение, снег, в связи с резким потеплением, спрессовался, и его можно было буквально резать или пилить. Причем верхний слой сантиметров на тридцать – пятьдесят был всегда свежим и рыхлым (на машине не проедешь), а глубже – это до трех и даже четырех метров – можно проделывать целые тоннели. Чем мы и занимались.
Учитывая, что полку для устройства всех рубежей было дано достаточно времени, мы смогли обстоятельно подготовиться. Как-то руководитель учения – командующий войсками округа генерал-полковник Стученко приехал на наш командно-наблюдательный пункт. Перед этим мне позвонили: «Встречай». Стою на дороге один, а КП у дороги, жду. Подъезжают два автомобиля. Поскольку я был один, да еще в белом маскхалате, машины вполне могли проскочить мимо, не заметив, как я поднял руку. Машины остановились. Подхожу, докладываю командующему войсками, что полк находится в обороне и имеет задачу не допустить прорыва «противника» к Мурманску. Стученко вышел. Посмотрел вокруг – никаких признаков жизни. Была середина дня, поэтому небо было уже светлое, хотя солнце не поднялось. Однако все вокруг было белым-бело.
– Понятно… – медленно произнес командующий, хотя мне совершенно не было понятно, что ему «понятно».
– Ну, куда ехать? Где ваш командно-наблюдательный пункт?
– Никуда ехать не надо. Мы находимся на КНП. Разрешите проводить вас на рабочее место?
И я повел удивленного командующего и не менее удивленных его сопровождающих в снеговой «замок». Буквально в пяти метрах от дороги был вход вниз. Метрах в двух-трех заподлицо было сложено из снежных блоков добротное, с крышей укрытие для парного поста, охраняющего вход на КНП со средствами связи. В амбразуру просматривались глаза часовых. Я сделал пояснение, тем более что с дороги пост можно было и не заметить, и мы спустились по ступенькам (они были деревянными, чтобы не разрушались, а сверху присыпаны снегом) почти на три метра вниз. Потолок был на высоте двух метров. Следовательно, над нами было еще не менее метра снежного покрова. Справа и слева были вырезаны в снегу комнаты, где за столами-раскладушками сидели офицеры и работали. Надо заметить, что и в самом ходе сообщения, особенно там, где были эти комнаты, имелись крепления – подпорки из деревянного бруса (как в шахте), чтобы не было обвала. Для освещения справа-слева были вырублены ниши, там стояли фонари «летучая мышь». Через каждые 15–20 метров вверху были проделаны люки, тоже укрепленные брусом, через которые и поступал свежий воздух и дополнительный свет.
– У вас не КНП, а какой-то сказочный снеговой дворец! А где место, откуда можно наблюдать? – спросил командующий, однако по его тону нельзя было понять – то ли командующий раздражен, то ли приятно удивлен.
– Мы уже подошли, – коротко ответил я.
Ход сообщения кончался Т-образным перекрестком: здесь справа и слева были вырублены в снегу «комнаты» для работы, прямо шли широкие удобные, тоже укрепленные ступеньки, они выводили к площадке для наблюдения за полем «боя». Площадка была широкой и длинной. Она вся была «облицована» брусом, впереди и по сторонам имелись амбразуры, откуда открывался хороший обзор, сверху все было обложено снежными блоками. Здесь стояли стол с картами, стол с телефонами и радиовынос, здесь же была установлена стереотруба. Несколько биноклей лежало прямо на амбразуре.
– Ну, а если надо прямо выйти наружу? – все тем же тоном спросил командующий.
– Пожалуйста! – ответил я и вывел его наверх – у нас был предусмотрен такой выход.
– Теперь доложите мне по порядку: боевую задачу, как вы намерены ее выполнять, что уже сделали для подготовки обороны, что еще должны построить, покажите на местности боевые порядки.