– И все? – Затем министр обороны спрашивает: «Кто есть в Генштабе из руководства?» Я ответил, что он прибыл сегодня первым. Маршалы Огарков и Соколов уже должны скоро подъехать, Ахромеев вызвал машину, а вы на стройке. Министр обороны переспросил: «На какой стройке?» Я ему доложил. В конце концов, оказалось, что действительно его возмутило именно только то, что для Генерального штаба делается небольшой спортивный комплекс неподалеку от рабочего места. Здесь каждое управление Генштаба могло отлично заниматься дважды в неделю по два часа. Спортивный зал открывался в 8 утра и закрывался в 22 часа, а в субботу был открыт для всех желающих. Поездки же на Ленинградский проспект были связаны с многими проблемами и требовали большой затраты времени. Я переговорил с Николаем Васильевичем и попросил в личном разговоре убедить министра, что Генштабу совсем неплохо иметь почти рядом такой объект, и попросить также, чтобы он снял свое вето. Тем более что спортивный комплекс уже готов. Огарков без особого желания согласился переговорить. Через несколько дней сказал мне, что министр обороны согласился с Хамовниками, но предупредил, чтобы Генштаб больше ничего для себя не выдумывал. Что ж, уже это было хорошо. И вскоре состоялось открытие спортивного комплекса. Верховным спортивным руководителем в Генштабе стал начальник одного из управлений нашего Главного оперативного управления генерал-лейтенант Е.А. Евстигнеев (затем он стал заместителем начальника Генштаба). Человек спортивный, очень активный, энергия из него так и выпрыгивает. Спорт же он не просто любит, но и умело приобщает к нему всех, кто его окружает. Так что ему и карты в руки. Дело у нас благодаря Евгению Андреевичу Евстигнееву быстро наладилось, так что я и не знал забот. Однако, как говорят в народе, беда не приходит одна. В это время я уже затеял переоборудовать расположенное неподалеку от Генштаба здание под гостиницу для лиц, которые приезжают в Генштаб. Я уже говорил о том, что у Министерства обороны была гостиница на Мосфильмовской. Гостиница хорошая, но вечно переполненная. Надо заранее подавать заявку, и к тому же находилась она далеко. Вторая гостиница – на площади Коммуны – была в ведении Главпура. Гостиница очень слабая, запущенная, вечно грязная и тоже далеко. А в Генштаб постоянно прибывают из войск с оперативными документами (для уточнения) командующие войсками, начальники штабов военных округов и флотов, начальники родов войск. Они частенько работают далеко за полночь (особенно начальники штабов и операторы), и, естественно, если бы у Генштаба была бы своя небольшая гостиница, чтобы ни от кого не зависеть и в любое время разместить приезжающих в Генштаб, – это было бы прекрасно. Тем более что она чуть ли не под боком.
Здание, которое я переоборудовал, находится в двух шагах от Гоголевского бульвара, фактически рядом с Генштабом. Раньше здесь располагались склады Военной академии Генерального штаба, а когда академия получила новое добротное здание и переехала туда со всеми атрибутами, то здание у станции метро «Кропоткинская» освободилось. Десятое Главное управление Генштаба хотело прихватить его под свои склады. Но, убедив их, что это недопустимая роскошь, я приступил к реставрации здания. А это величественное сооружение датировалось XVIII веком и имело грамоту императрицы Елизаветы. Оно представляло собой здание в несколько этажей, с высокими окнами, и находилось во внутреннем дворе одного из переулков, где было тихо, спокойно и весьма удобно.
Работа уже бурлила полным ходом. Но если министр обнаружит, что это будущая гостиница для Генштаба, то разразится очередной скандал. А их у нас и так хватало. Надо заниматься своим делом, а тут вдруг очередной «поджог рейхстага» (так я называл такие эпизоды, а иначе как провокацией их и не назовешь).
Что делать? Надо найти приемлемую для министра обороны форму (как видит читатель, и тогда дорогое время часто тратилось на различную чепуху, чтобы ублажить начальника). Вроде нахожу вариант и еду к заместителю министра по строительству маршалу инженерных войск Н.Ф. Шестопалову. А мы с ним фактически вдвоем решились на этот шаг.
Приезжаю, рассказываю ему об эпизоде со спортивным комплексом в Хамовниках и говорю, что надо, на мой взгляд, внести необходимые поправки в документацию, что это гостиница не Генерального штаба, а Министерства обороны и здесь будут останавливаться лица по вызову министра обороны из войск. Формула была принята и получила свое утверждение. Мы договорились, что сами ни с кем на тему гостиницы говорить не будем. Ну, а если кто-то что-то затеет, то у нас все однозначно: объект Министерства обороны, но, так сказать, ключи от этой гостиницы будут в ГОУ Генштаба.
К счастью, опасения были излишними – не только министр обороны об этой гостинице ничего не знал (и так и не узнал), но и начальник Генштаба о ней услышал впервые, только когда мы в очередной раз собирали командующих войсками, начальников штабов и членов Военных советов военных округов (групп войск) и флотов на годовое итоговое совещание. Как раз номеров было ровно столько, чтобы разместить эту категорию военачальников.
Когда, как всегда, у Николая Васильевича разбирали все организационные вопросы и дошли до размещения, Огарков сказал:
– Размещать будем по старой схеме в гостинице на Мосфильмовской. Надо только заранее дать распоряжения, чтобы за три дня до наших мероприятий они ее освободили в той части, которая потребуется для нас. Я вынужден был доложить: – Есть еще один вариант.
Николай Васильевич удивленно посмотрел на меня, потом на Шестопалова. Тот улыбался.
– Целесообразно трех основных начальников военных округов и флотов разместить в гостинице Министерства обороны на Кропоткинской, а остальных – на Мосфильмовской. – Это что еще за гостиница? – Уютный старинный дом переоборудован под гостиницу со всеми современными удобствами. Имеется буфет с горячей едой.
Так что командующих, начальников штабов, членов Военных советов можно разместить рядом с Генштабом. – Мне надо посмотреть этот дом.
На том все в части приобретения, законности существования этой гостиницы и закончилось. Очень приятно, что ее не развалили и не растащили, как это произошло, к сожалению, с некоторыми объектами, и она функционирует по сей день.
Однако отторжение (уже патологическое отторжение) Генштаба у министра обороны маршала Д.Ф. Устинова было в то время более чем явное. В первую очередь, он уже не переносил Н.В. Огаркова.
Он просто мучился, когда кто-то произносил: «Генеральный штаб», а тем более – «начальник Генерального штаба».
Как известно, Леонид Ильич Брежнев умер 10 ноября 1982 года.
Но последние пять-шесть лет, и особенно в начале 1980-х, он выглядел совсем неважно.
Поэтому, возможно из-за боязни, что Брежнев долго не протянет или, возможно, потому, что самому Н.В. Огаркову уже было невмоготу все то, что происходило между ним и Д.Ф. Устиновым, Николай Васильевич в середине 1982 года решается на неординарный шаг – он пишет письмо на имя Генерального секретаря ЦК КПСС – Верховного главнокомандующего Л.И. Брежнева. Предварительно Николай Васильевич договаривается с В.В. Пивоваровым, что тот передаст его письмо из рук в руки, поскольку у него были большие возможности встретиться с Леонидом Ильичом. Однако ситуация сложилась таким образом, что Виктор Васильевич Пивоваров не мог повстречаться с Брежневым, о чем сообщил Огаркову. И тогда тот попросил передать письмо помощнику генсека Блатову, который поклялся, что передаст.
И через пару дней сообщил, что якобы передал. Однако никакой реакции не последовало. Многие догадки в то время мучили Огаркова:
то ли письмо застряло у Брежнева, то ли Брежнев передал его Устинову, то ли Блатов отдал письмо не Брежневу, а Устинову.
Обо всем этом мне стало известно значительно позже, а пока внешне обстановка оставалась прежней, ненормальной, а проще – плохой. Но почему Николай Васильевич избрал для направления своего письма именно этот момент? Дело в том, что незадолго до этого проводилось заседание Совета обороны и среди других стоял вопрос о состоянии боевой готовности Вооруженных Сил. Докладывал Н.В. Огарков. Николай Васильевич смог построить свой доклад до того умело и увлекательно, что даже Леонид Ильич вклинивался в этот доклад-рассказ и задавал по ходу интересные вопросы. Огарков, кстати, ввернул сообщение о наших стратегических учениях «Запад-81», сравнив их с крупной операцией Великой Отечественной войны (что соответствовало действительности). Леонид Ильич поблагодарил за доклад и сказал, что надо действовать именно так и впредь, чтобы Вооруженные Силы были у нас на высоте. Доклад не обсуждался.
Очевидно, находясь под впечатлением этого заседания и предполагая, что у Леонида Ильича все еще свежо в памяти (имеется в виду разговор на Совете обороны), Огарков и решился на этот шаг – куй железо, пока горячо! Но ковать Николаю Васильевичу ничего не пришлось.
Прошло еще два года удивительно странной и напряженной, до изнеможения, работы в Генштабе, где вместо того, чтобы полностью отдаваться именно работе на благо Отечеству, занимались плюс к этому еще и разбирательством внутренних течений. Конечно, это угнетало.
Как-то после майских праздников 1984 года я закончил доклад своих документов начальнику Генерального штаба и уже собрался было уходить, как вдруг Николай Васильевич говорит:
– Создалась тут у меня сейчас скверная ситуация. – Он встал из-за стола и начал ходить, видимо обдумывая, как бы лучше подать эту скверность. Огарков, как правило, ходил лишь в тех случаях, когда переживал или его одолевали тяжелые думы. Как только он сказал, что «создалась сейчас скверная ситуация», я подумал: «Почему сейчас? Она уже несколько лет. А с момента присвоения Сергею Федоровичу Ахромееву звания Маршала Советского Союза – ситуация приняла необратимый характер и уже перешла в стадию замены Огаркова на Ахромеева. Это всем уже было ясно. Во всяком случае, в Вооруженных Силах, в Военно-промышленном комплексе, в правительстве, в ЦК».