– Валентин Иванович, вас приглашает Дмитрий Федорович. – Уже освободился?
– Давно.
Странно: освободился, да еще и давно. Значит, Сергей Федорович находился у него 10–20 минут, не больше. Иду, а сам недоумеваю – почему у министра с начальником Генштаба такая короткая встреча. Не исключено, что у них был только один вопрос – обо мне.
Беседа Д.Ф. Устинова со мной состоялась один на один, что бывало крайне редко (во всяком случае, для меня – обычно как минимум присутствовал помощник). Дмитрий Федорович расположился на своем месте – в торце длинного стола. Я рядом. Внешне обстановка вроде благоприятная, но внутренне у меня было все напряжено. Интуитивно я чувствовал, что он тоже собрался к жесткому разговору. Каждый из нас уже немного психолог. По лицу, по взгляду, по жестам и по манере говорить мне было ясно, как он настроен (тем более что я смотрю на это лицо почти ежедневно уже несколько лет). Я начал: – Товарищ министр обороны (я никогда его не называл по имени и отчеству, как это делали другие моего ранга – полагал, что это для военных является фамильярностью, тем более на службе), уже исполнилось пять лет, как я в Генеральном штабе. На мой взгляд, возложенные на меня за эти годы задачи выполнялись. Я хотел бы вернуться в войска. – Так все-таки почему вы хотите вернуться в войска? – Я никогда не просился в Генштаб. Наоборот, я вообще очень не хотел идти в центральный аппарат… – И я был против вашего назначения, но меня в свое время уговорили, – перебивает меня Устинов и жестко смотрит мне в глаза. Я тоже не отвожу глаз и говорю: – Так тем более меня надо отправить из Генштаба: вы были в свое время против моего назначения в Генштаб и, надеюсь, мнение свое не изменили. Лица, которые вас когда-то склоняли к тому, чтобы я был в Генштабе, сами уже ушли из него, и ходатайствовать в этом плане некому. А в целом это пойдет только на пользу делу. С учетом того, что Сергей Федорович Ахромеев не возражает против такого решения. Устинов пристально смотрит на меня. Я понимаю: он хочет, чтобы я выговорился. Что ж, пожалуйста! – На протяжении пяти лет по исполнению документов, по подготовке или проведению каких-либо мероприятий я не получил от вас ни одного замечания. Не считаю случаев, когда при обсуждении каких-либо вопросов мои предложения не совпадали с вашим пожеланием, шла дискуссия. Все документы, которые разрабатывались мной или под моим руководством, и особенно по строительству, развитию и применению Вооруженных Сил, всегда одобрялись начальником Генштаба и утверждались вами без поправок. Капитально проводились теоретические исследования и создание регламентирующих документов. Все учения, маневры, тренировки руководящего состава, научно-практические конференции, проверки – также проходили на должном уровне. Все наши связи с промышленностью, непосредственные контакты с конструкторскими бюро, генеральными и главными конструкторами, начиная от академика Семенихина, вами всегда поощрялись. Наши зарубежные поездки, в том числе с моим участием или под моим руководством, каждый раз по итогам одобрялись. А что касается отработки предложений «пятерки» для руководства страны, документов на Совет обороны и лично вам для заседаний Политбюро, то все выглядело нормально. Особенно мне хотелось бы обратить ваше внимание на то, что мы старались всегда вооружить вас самыми последними и достоверными данными по обстановке в Афганистане, Анголе, Мозамбике, Эфиопии, Никарагуа и другим напряженным районам. У нас были, на мой взгляд, достаточно надежные отношения со всеми министерствами и ведомствами страны, а также со странами Варшавского договора и их Вооруженными силами.
Непосредственно этим занималось Главное оперативное управление. Но оно занималось и проведением в жизнь реформ. То, что получило подтверждение на практике, было внедрено в войска и в органы управления, а что не прижилось – все это было отменено.
Мы не стояли в стороне и от совершенствования структуры самого Генштаба. Главное оперативное управление было инициатором (а точнее, я подал идею) создания при Генеральном штабе Центра стратегических исследований, и он набирает силу.
Товарищ министр обороны, мне можно было бы еще долго перечислять, в решении каких проблем участвовали Главное оперативное управление Генштаба и я как его начальник. Но хотелось бы еще раз подчеркнуть, что по работе ГОУ в целом и по моей лично работе никто никогда претензий не имел. А я имел много и персональных поручений. Взять, к примеру, так называемую Стратегическую оборонную инициативу (или СОИ) Соединенных Штатов Америки. Чтобы наконец принять правильное решение о наших адекватных мерах, по решению Политбюро ЦК и Совмина была создана комиссия, куда была включена вся элита нашей науки, председателем был назначен академик Велихов, а я – заместителем председателя. Эта комиссия была вывезена за город, и в течение нескольких дней, проводя заседания только в бункере, мы наконец выработали стратегически правильную линию для нашего государства.
Поэтому, товарищ министр обороны, полагаю, я вправе считать, что в течение пяти лет выполнил возложенные на меня обязанности. А что касается военного округа, куда я прошусь, то у меня навык работы в этой должности есть достаточный и положительный. Если такое решение состоится – я буду благодарен. А если еще мне будет позволено высказать свои пожелания конкретно, то я буду благодарен вдвойне.
Я мог бы продолжать, но закруглился, потому что почувствовал: надо кончать. И не ошибся.
– Да, вы правы. В основном. Но со своей благодарностью вам надо повременить. Никуда вы не поедете. Будете работать в Генштабе. Вас назначат на освобожденную должность первого заместителя начальника Генерального штаба, а вместо вас на ГОУ поставят другого генерала, но это уже будет не первый заместитель начальника Генштаба, а просто – заместитель. Надо еще поработать здесь год – максимум полтора. Я обещаю вернуться к этому вопросу.
Причины мне были ясны – какой бы опыт генштабовской работы ни был у С.Ф. Ахромеева, ему, конечно, нужна опора. Уход Н.В. Огаркова и мой немедленный уход и появление на ГОУ генерала, который должен еще привыкать к этой сложной работе, могут на делах отразиться негативно. Тем более что уже год, как мы распрощались с генерал-полковником Иваном Георгиевичем Николаевым. А он был не просто высоким авторитетом, но и высшего класса генштабовским специалистом.
Понимая все это, но самое главное – удивительно полярно измененный тон разговора (переход от резкого и агрессивного: «И я был против вашего назначения» – к лояльно-уважительному: «Надо еще год поработать… Я обещаю вернуться к этому вопросу»), конечно, подействовал и вынудил меня согласиться.
Разговор был окончен. Мы распрощались. Перед моим уходом Устинов сказал: – Надо, чтобы все было в порядке… – Я вас понял. – Постарайтесь.
Я действительно понял, что именно имел в виду министр: надо, чтобы в Генштабе было все в порядке, чтобы Генштаб и его начальник были на высоте. А это – гарантия успеха в руководстве войсками.
Разговор состоялся в сентябре, а через три месяца Дмитрий Федорович Устинов скончался. Но еще при его жизни передо мной стал в полную меру вырисовываться Афганистан. С получением звания Маршала Советского Союза в 1983 году С.Ф. Ахромеев в Афганистан фактически уже не выезжал. С.Л. Соколов, убывая в 1984 году в очередную поездку в Афганистан, действовал уже без Ахромеева. Но в этот год, в то время, когда Сергей Леонидович находился в Советском Союзе, я выезжал в Афганистан для решения задач по отдельному плану. То есть я не занимался организацией и тем более проведением боевых действий. Но, зная о них, проводил другие мероприятия. В частности, в последние месяцы 1984 – начале 1985 года наш Генштаб, командующий Пограничными войсками СССР генерал армии В.А. Матросов и Генштаб Афганской армии занимались созданием Пограничных войск Афганистана.
Вообще создание какого-то нового государственного организма в условиях Афганистана того времени представляло проблему, а пограничных войск тем более. Караванные пути из Пакистана и из Ирана в Афганистан были полностью открыты, и переброска вооружения, боеприпасов, вольного имущества, да и самих банд не представляла для оппозиции никакой трудности. Конечно, силами правительственных войск Афганистана и войск нашей 40-й армии перехваты проводились, но это было очень сложно, так как фронт действий оппозиции был большой. С появлением же пограничных бригад перекрывались целые направления. Целая сеть погранзастав этих бригад накрывала множество уже наезженных караванных путей. Это заставляло мятежников сбивать эти заставы, проводить подкуп или же обходить и пробивать новые пути, а это было сложно. Но, во всяком случае, погранвойска Афганистана уже были каким-то щитом. В этих условиях правительственные войска и части нашей 40-й армии, которые привлекались для прикрытия госграницы (в основном для перехвата караванов), составляли уже вторую или даже третью линию в этом прикрытии. Конечно, создание пограничных войск хотя и проводилось по инициативе советской стороны, но с согласия главы государства Б. Кармаля и по плану, утвержденному министром обороны ДРА генералом Рафи и согласованному с маршалом С.Л. Соколовым и генералом Г.И. Салмановым (тогда Главным военным советником). Этапы становления пограничных войск Афганистана были сложными, болезненными. Случаи измены и перехода на сторону противника целых застав, неустойчивость, проявленная при ударах мятежников, просто уход с дежурства или дезертирство – все это часто наблюдалось особенно в первые месяцы становления. И причиной всего этого была не столько слабая подготовка, сколько родоплеменные отношения, семейные и родственные связи, единая вера ислам.
Словом, много нам хлопот доставили эти пограничные бригады. Но общими усилиями мы все-таки добились того, что пограничные войска Афганистана заявили о своем существовании. Командующий Пограничными войсками Советского Союза генерал армии Вадим Александрович Матросов, облетая каждую бригаду, организовывал распорядок, внедрял и правила службы, растолковывал суть их функций и проводил тренировки на местности. Я же вслед за ним организовывал взаимодействие между погранбригадой, ближайшими воинскими частями правительственных войск и 40-й армии, налаживал систему обеспечения вооружением, боеприпасами, продовольствием, финансами, а также связью и в целом занимался созданием системы управления. Забегая вперед, хочу отметить, что там, где командиром бригады или погранзаставы был деловой офицер или у него в подчинении был какой-нибудь инициативный офицер или солдат – там через год-два все буквально преображалось: на заставах появлялись большие стада баранов, пограничники разрабатывали прилегающие земли под сельскохозяйственные угодья и выращивали различные злаки, особенно пшеницу, а где были солидные водоисточники – выращивали различные овощи и т. д. Это было для пограничников хорошим подспорьем. Особенно широко это практиковалось на границе с Ираном, где, кстати, было и поспокойней. Занимаясь проблемами афганских пограничников, я чувствовал, как уже втягиваюсь в жизнь Афганистана. Если раньше были наезды познавательного характера, то сейчас я уже сам принимал решения. И вообще я чувствовал – с учетом моего положения в Генштабе, отношения ко мне руководства и, что было особым признаком, более редким появлением в Афганистане С.Л. Соколова, который с конца сентября 1984 года вообще туда не выезжал, – мой переезд в Афганистан уже на постоянной основе не за горами. В октябре 1984 года в Министерстве обороны, как обычно, подводились итоги за текущий учебный год и ставились задачи на следующий. В Москву съехалось все руководство Вооруженных Сил страны – военных округов, гр