Что же касается действий руководства самого Афганистана, то его политика должна была с приходом Наджибуллы коренным образом измениться, как мы все и договаривались. Виктор Петрович Поляничко был в центре этого бурления. Как-то он приезжает ко мне и говорит, что наконец не только определились с принципами новой политики, ее основным содержанием, но и со сроками и методами действий. Ориентируя меня, он сказал, что новая политика охватит внутренний и внешний фактор и будет называться «политикой национального примирения». Ее суть состоит в следующем: первое – с назначенного срока (предполагалось, с первых чисел января 1987 года) враждующие стороны немедленно прекращают ведение боевых действий, обстрелов и других враждебных выпадов по отношению друг к другу; второе – от враждующих сторон должны быть выделены представительства с достаточными полномочиями, которые в определенное, по договоренности, время собираются в Кабуле (или в любом другом городе Афганистана) за «круглым» столом на равных; третье – эти представительства избирают временное правительство; четвертое – временное правительство готовит, а затем проводит открытые всеобщие выборы президента страны.
При этом существующее правительство Афганистана давало гарантию обеспечения безопасности работы временного правительства и проведения выборов, подчеркивая при этом, что не будет возражать, если некоторые представители от оппозиции возьмут с собой необходимую личную охрану, о чем также можно будет договориться.
Принципиальная суть «политики национального примирения», несомненно, была приемлема для всех. Учитывая, что Наджибулла, уже будучи президентом Афганистана (это я забегаю вперед), на определенном этапе заявил, что он готов сложить с себя полномочия президента, если это положительно скажется на примирении, то можно себе представить, как реально близки были к цели те, кто действительно думал о стабилизации обстановки.
До нового 1987 года было проведено много различных подготовительных мероприятий. Причем идеей проведения в жизнь «политики национального примирения» были охвачены буквально все слои населения, в том числе воины армии, МВД и МГБ. К разъяснению существа этой политики подключились наши советские специалисты и весь личный состав 40-й армии. Все верили и надеялись, что наступил переломный этап, затянувшаяся война закончится, народ наконец облегченно вздохнет и начнется мирная жизнь. 3 января 1987 года принимается декларация «О национальном примирении в Афганистане», в которой говорится, что с 15 января 1987 года «политика национального примирения» вступает в силу и что все без исключения обязаны ее выполнять. Документ гласит: прекращаются все виды боевых действий, запрещается ведение огня из всех видов оружия; все войска возвращаются в пункты постоянной дислокации и приступают к учебе по программам мирного времени; в случае обнаружения вооруженного отряда мятежников, если достоверно подтверждается, что этот отряд никакой агрессивности не проявляет и опасности не представляет – огневые удары артиллерии и бомбо-штурмовые действия авиации по ним не применять; основные усилия армии МВД и МГБ будут сосредоточены на охране важнейших объектов, прикрытии государственной границы и обеспечении проводки колонн с грузами по основным магистралям. Создается механизм претворения в жизнь «политики национального примирения» – чрезвычайные комиссии на всех уровнях: кишлак – волость – уезд – провинция – столица. В Кабуле находилась Всеафганская чрезвычайная комиссия, которая являлась высшим органом примирения. Кроме того, созывались джирги (собрания) мира с широкими полномочиями. Они имели право перераспределять землю и воду, делить получаемую из Советского Союза гуманитарную помощь, распространять бесплатно товары и продукты питания, поступающие из Кабула (фактически это были товары и продовольствие в основном тоже из СССР), запрашивать различных специалистов, медицинскую помощь и лекарства. Но чаще всего джирга занималась умиротворением враждующих кланов и племен. Кстати, им же предоставлялось право проводить амнистию (в том случае, если осужденные давали гарантии о прекращении антинародной деятельности), призывать в армию, назначать народных судей. Священнослужители – муллы – брались на государственное содержание, им выделяли небольшие хорошие дома. Там, где результаты «политики национального примирения» были реальными, то соответствующий уезд или даже провинция объявлялись «зоной мира», и они получали от правительства большие материальные льготы. Во многих провинциях (в уездах и волостях) руководителями назначались (избирались) местные беспартийные авторитеты. Это укрепляло власть. Сюда съезжались афганцы различных убеждений. Особо ярким примером «зоны мира» был Герат.
Как же отреагировала на все это оппозиция?
Прежде чем ответить на этот вопрос, зададим еще один: могла ли оппозиция рассматриваться сама по себе? Была ли она независимой? Нет, она была инструментом правящих кругов США, которые преследовали в этом регионе свои цели.
Могла ли надеяться оппозиция на то, что при самом лучшем, в ее пользу, раскладе сил во время голосования, а также при полном соблюдении положения о выборах она получит уверенное большинство? Нет и нет, ибо за многие годы войны народ уже разобрался, откуда исходит зло и откуда исходит добро. Могли ли США хотя бы гипотетически представить, что они с проведением в жизнь «политики национального примирения» смогут достигнуть своей цели, что Афганистан будет настроен проамерикански? Конечно нет. Наоборот, на территории Афганистана народ был настроен против США.
Понятно, почему на Западе в целом, и особенно в Пакистане, а также в Афганистане через заброшенных сюда провокаторов, сеявших слухи на базарах, в дуканах и других общественных местах распространялись всевозможные ложные измышления, будто «политика национального примирения» – это всего лишь уловка Советского Союза и его марионеток в руководстве Афганистана, чтобы увести народ Афганистана в сторону от главной цели. А цель они ставили: сначала ликвидировать в Кабуле и во всех провинциях «антинародный» режим и только потом можно говорить, мол, о выборах.
Таким образом, лидеры оппозиции, преследуя свои цели и выполняя «рекомендации» своих хозяев, приняли однозначное решение – ни при каких условиях на компромиссы с Наджибуллой не идти. Они активизировали свою деятельность, в том числе обстрелы и нападения на колонны и населенные пункты, которые контролировались правительством, проводили террористическо-диверсионные акции, максимально усилив пропагандистскую деятельность и распространение слухов, порочащих правительство Афганистана и лично Наджибуллу.
А самое главное – оппозиция представила мирные инициативы Наджибуллы как проявление слабости Народно-демократической партии Афганистана (НДПА) и правительства ДРА. Она стремилась показать общественности не просто слабость НДПА, но и безвыходность ее положения, ее полную обреченность, из-за чего они, мол, и решили использовать последнюю возможность для своего спасения – примириться.
Надо отметить, что значительное число людей поверило в эту ложь. Печально, что легковеры оказались не только среди обывателей, но и в достаточно высоких кругах. Объяснялось это тем, что обычно афганцы на компромиссы не шли. Им нужна была победа или выгодная – в материальном отношении – сделка (что они тоже считали победой). Тем не менее объявленная Наджибуллой «политика национального примирения» первоначально вызвала переполох в рядах оппозиции и у ее западных покровителей. Поскольку выгодные ее моменты, особенно возможность установления мира, были как на ладони, в стане «Альянса семи» усилились разногласия и противоречия. Опять стало проявляться соперничество между лидерами, каждый из них хотел убедить, что его партия и подчиненные ему боевые силы имеют значительно больший вес, чем до того считалось. Обострились, естественно, и отношения между полевыми командирами оппозиции, а в некоторых районах дело доходило даже до столкновений. Что касается афганской эмиграции, то она восприняла «политику национального примирения» неоднозначно. Большинство, однако, склонялось к тому, чтобы поддержать ее. Такой точки зрения придерживался и бывший король Афганистана Захир Шах, который в то время проживал в Италии. Отдельно хотелось бы отметить позицию полевых командиров, начиная с Ахмад Шаха Масуда. Являясь человеком умным, способным делать прогнозы, правильно и умело реагировать на любые изменения, он отдал своим подчиненным приказ прекратить боевые действия и обстрелы правительственных и советских войск. И сделал это не потому, что поддерживал политику Наджибуллы, а для того, чтобы осмотреться: как будет вести себя режим на самом деле (одно дело – объявил о политике национального примирения, а другое – реальные действия), как будут себя вести другие полевые командиры, и самое главное – как будет реагировать на все это население. Фактически несколько месяцев Ахмад Шах активно себя не проявлял. А вот ряд полевых командиров, и в первую очередь на северо-западе, западе и юге страны, сами пошли на переговоры с местными органами власти. Особенно хотелось бы отметить целую группу таких командиров в районе Герата: Дауд, Фазыл Ахмад, Амир Саид Ахмад. После переговоров они официально подписали с губернатором Герата договоры о сотрудничестве. Независимую позицию занял командир отряда по имени Пехлеван, располагавшийся восточнее Герата. Он специально приехал в Кабул, оставил свой отряд в пригороде, затем разыскал нашу резиденцию и явился ко мне. В целом он поддерживал «политику национального примирения», но заявил, что никаких договоров ни с кем заключать не будет. Однако пообещал, что его отряды нападать на правительственные органы и советские войска тоже не будут. Он назвал зону своего влияния, перечислив все кишлаки, и попросил, чтобы артиллерия и авиация их не обстреливала. В завершение своего визита он сказал: «Мне известно, что Наджибулла занимается борьбой. Передайте ему, что если он хочет получить удовольствие, то пусть пригласит меня – мы с ним поборемся. Я когда-то был чемпионом Афганистана». Это было неожиданно и очень интересно. Конечно, при удобном случае я рассказал Наджибулле о нашей встрече с этим командиром и о его предложении побороться. Наджибулла широко улыбнулся и сказал, что знает Пехлевана и что было бы интересно с ним повидаться, но сейчас не до этого – сейчас другая борьба.