Как было здорово, что мы наконец-то избавились от самодурства Генеральной прокуратуры! Хоть нам и не было известно, что именно ждет нас в суде, но сам факт передачи дела в суд уже много значил.
Вскоре был определен состав суда, которому предстояло рассматривать наши дела. Председательствовать будет заместитель председателя Военной коллегии Верховного суда РФ генерал-лейтенант Анатолий Тимофеевич Уколов. Народными заседателями – генерал-лейтенант Юрий Дмитриевич Зайцев (в отставке) и генерал-майор Павел Иванович Соколов (служит в Вооруженных Силах). Кстати, генерал-лейтенант Зайцев был моим сослуживцем по Заполярью – мне довелось в свое время командовать 54-й мотострелковой дивизией (штаб дивизии и ряд частей стояли в Кандалакше), а он командовал ротой, затем батальоном в 279-м мотострелковом полку нашей дивизии в Пинозере.
Председательствующий принял постановление, в котором определялось, что дело взято к производству, первое судебное заседание дела назначается на 14 апреля 1993 года. А в феврале 1993 года нам выдали обвинительное заключение в пяти томах. Таким образом, для подготовки к суду оставалось всего два с небольшим месяца. Заседания планировалось проводить в здании Военной коллегии Верховного суда РФ. Поскольку оно располагалось не так далеко от моего дома, то это облегчало мое положение, как и некоторых других, кто тоже проживал неподалеку.
На первом суде подсудимых было двенадцать (перечисляю в последовательности, которая определена уголовным делом): Г.И. Янаев, А.И. Лукьянов, В.С. Павлов, В.А. Крючков, Д.Т. Язов, О.С. Шенин, О.Д. Бакланов, В.И. Варенников, Ю.С. Плеханов, В.В. Генералов, А.И. Тизяков, В.А. Стародубцев.
Этих обвиняемых защищала сильная группа адвокатов: А.М. Хамзаев, Г.П. Падва, А.М. Гофштейн, А.П. Галоганов, Ю.П. Иванов, Н.М. Пилипенко, А.С. Абельдяев, Н.В. Печенкин, И.И. Мацкевич, П.Я. Крайний, А.К. Шмырев, Д.Д. Штейнберг, Г.М. Резник, Е.Ю. Львова, В.В. Халмаш, Ю.Б. Поздеев, Г.Г. Каджардузов, И.П. Грицюк.
Государственные обвинители были представлены от Генеральной прокуратуры РСФСР в следующем составе: Э.Г. Денисов (руководитель группы), Л.М. Сюкасев, О.Т. Анкудинов, Р.Р. Барсегян, А.Б. Данилов, В.П. Митюшов, В.Н. Пронин, В.В. Смыков, В.Е. Фадеев. Всего девять человек.
Никто из перечисленных лиц мне не был знаком.
В феврале 1993 года Верховный суд вручал нам обвинительное заключение по уголовному делу № 18/6214—91. Председательствующий суда определил место в здании суда, где мы можем собираться и, пользуясь материалами предварительного следствия (то есть 150 томами дела по ГКЧП), готовиться к очередному судебному следствию.
Это было очень удобно. Первую половину дня я мог работать с необходимыми материалами и общаться со своими товарищами, с адвокатом, а после обеда продолжать подготовку уже дома. На мой взгляд, условия для нашей работы были созданы нормальные. Теперь многое зависело от нас самих.
Однако в нашем коллективе первоначально складывалась, на мой взгляд, не совсем открытая обстановка. В аудитории, отведенной нам для работы, было установлено множество столов так, чтобы можно было свободно общаться и советоваться. Но многие почему-то работали со своими адвокатами обособленно. Переговорив с рядом товарищей, мы прямо поставили вопрос: индивидуализм может навредить и даже подорвать нашу позицию. Дело общее, поэтому общим фронтом и надо выступать, а следовательно, принципиальные вопросы обсуждать сообща, независимо, от кого они исходят. В том числе это касалось и будущих ходатайств.
С нами согласились все. Да и не могло быть иначе. И хоть в деле ГКЧП каждый из нас имел свое место и играл разную роль, все мы были объединены одним убеждением – действия наши были правомерны.
Еще до начала заседания мы определились по поводу всех общих ходатайств и тех, что должны были быть заявлены каждым из нас. Уже на этом этапе мы полностью подготовились к тому, чтобы активно участвовать в судебном процессе. Таким образом, наша договоренность сыграла большое значение. Мы и в последующем, уже в ходе судебных заседаний, собирались в перерывах, живо обсуждали ту или иную проблему, вырабатывая единый взгляд и определяя порядок и тактику наших последующих действий. Каждый из нас испытывал удовлетворение от того, что все мы хорошо организованы и сплочены.
Это было очень важно.
Наступило 14 апреля 1993 года. Различные общественные организации к 9 часам утра организовали на Калининском проспекте (Новом Арбате) многотысячный митинг в поддержку привлеченных по делу ГКЧП к суду. Но наиболее весомое место занимала «Трудовая Россия» во главе с В. Анпиловым. И вся эта огромная масса людей, после коротких речей, двинулась к зданию Верховного суда РФ. Мне довелось увидеть много знакомых лиц. Все были возбуждены, торжественны и решительны. Встречный дружеский взгляд и несколько ободряющих слов – это была самая высокая духовная поддержка. Все-таки Виктор Иванович Анпилов молодец! Ему и всей «Трудовой России» мы премного благодарны не только за эту акцию, но и за солидарность в ходе всего судебного процесса, когда самоотверженные москвичи ежедневно, не считаясь ни с чем, приходили к зданию Верховного суда и весь день, пока не заканчивалось судебное заседание, стояли в пикете и периодически скандировали различные лозунги. Это была реальная сила и реальная, эффективная поддержка.
Что касается меня, то я трижды благодарен и обязан «Трудовой России» за все акции, которые были организованы в мою поддержку (так же было ежедневно во время суда надо мной) перед зданием суда, и за присутствие на судебных заседаниях.
Итак, вся многотысячная процессия двинулась к Верховному суду. Все переулки и улочки, которые вели к зданию суда, были заполнены народом. Нас просто «внесли» в это здание, придав сил и мужества. И невозможно выразить всю теплоту к этим людям и благодарность к ним за все, ими сделанное. Поэтому-то каждый раз, когда мне и сегодня удается с ними повидаться, я обязательно искренне говорю им: «Спасибо!»
…К установленному времени мы вместе с адвокатами заняли свои места в зале заседания. Правда, перед этим случилась небольшая заминка. Руководство суда хотело, чтобы все обвиняемые сели в первом ряду, а их адвокаты – во втором и третьем. Нас это не устраивало. Мы сели так, как было удобно, то есть каждый со своим защитником (или защитниками, как, например, у Лукьянова, Крючкова, Язова и некоторых других). А я занял место у прохода – крайнее и ближе к двери. Сердце меня все-таки беспокоило, и я на всякий случай предусмотрел и такую позицию.
В зале заседания на своих местах уже были все, кто обеспечивает работу суда, представители Генпрокуратуры, адвокат пострадавших, родственники пострадавших и, конечно, полный зал народа. Желающих попасть было очень много, но впускали по пропускам ровно столько, сколько было мест.
Зал суда – довольно просторное помещение – можно разделить условно на две части, чему способствовали и входные-выходные двери, расположенные приблизительно посередине длинных стен. Ими пользовались фактически все, кроме судей, которые входили в зал в специальные двери, расположенные ближе к судейскому столу. Этот стол был огромный и к нему были приставлены такие же массивные, с очень высокой спинкой стулья-кресла. Справа располагались ряды со столами и стульями для обвиняемых (точнее – подсудимых) и их защитников, слева, за столами в два ряда, – государственное обвинение (то есть группа от Генпрокуратуры), рядом с последними стоял отдельный стол для адвоката «потерпевшей» стороны. Считалось, что это родственники трех молодых москвичей, погибших на Садовом кольце в ночь с 20 на 21 августа. Перед судейским столом, который высоко возвышался над всем залом, размещался секретариат суда и другие обеспечивающие процесс работники. Посередине, как остров, стояла одинокая трибуна, которая служила для допроса свидетелей, а позади этой трибуны шли ряды уже обычных судейских лавок, стоявших вплоть до стены с окнами, выходящими на улицу. За окном – бурлящий народ и повседневная жизнь.
14 апреля 1993 года в 10 часов утра комендант суда подал команду: «Прошу встать. Суд идет!» Все поднялись. Началась новая историческая страница в жизни нашего народа – мы решили попытаться на фоне этого суда показать, что же произошло у нас в стране. Я стоял, как все, волновался и думал: будет ли правосудие, или нас ждет расправа, как того требовало лживое и циничное обвинительное заключение Генпрокуратуры? Сколько продлится суд – месяцы или годы? Что явится решающим фактором и сможет повлиять на суд? То, что от нас, подсудимых, лично будет зависеть многое, это несомненно. Но народная поддержка, поддержка различных движений и партий тоже многое значили, как и правдивое освещение нашими немногочисленными газетами истинного состояния дел.
Торжественно вошли судьи. Впереди председатель, за ним – два народных заседателя. Все в черных судейских мантиях. Это было впервые, поэтому и сами судьи, и болельщики в зале поначалу, на мой взгляд, испытывали некий дискомфорт. Однако вскоре все к нововведению привыкли.
С первых минут и часов работы суда мы почувствовали, что идет строгое, педантичное выполнение всех требований Уголовно-процессуального кодекса. И не только потому, что в зале заседания среди других присутствовал заместитель председателя Верховного суда – председатель Военной коллегии Верховного суда (которой поручено вести судебное следствие и объявить вердикт) генерал-полковник Николай Александрович Петухов, и не потому, что в зале было много юристов, политологов, социологов, журналистов и других специалистов, и не потому, что по периметру зала были установлены (или смонтированы на постоянной основе) телекамеры и за ходом заседания следили многие – от президента России и председателя правительства до министра обороны и Генерального прокурора России (а в новостях по телевидению показывали всему миру), но потому, что так были настроены сам председатель суда и народные заседатели. Даже если бы всего перечисленного не было, здоровый педантизм Уколова все равно бы сыграл свою роль.