Утром вышло солнце. Жук проснулся и подумал: «Какой ужасный сон мне приснился. Во сне я был деревом». Но подул холодный ветер, больно обрывая листья, и жук понял, что это не сон. Ах, ему захотелось стать хотя бы листочком, чтобы полететь куда-нибудь! Но он был всего лишь деревом.
«Доброе утро», – прошелестели деревья вокруг.
«Здрасте, – сказал жук, – я жук».
И деревья засмеялись.
«Вы не знаете, что значит быть жуком. Вы привязаны к земле, а я жук: жужжу – что хочу, ем – когда хочу, лечу – куда хочу».
«Как удивительно», – сказали деревья. Они ему не поверили.
И жук больше с ними не разговаривал.
Все листья на нём облетели. Однажды пошёл снег. Жук стоял голый, но ему не было холодно. Он заснул. Зимой засыпают все деревья.
А весной он проснулся. На нём, как и на всех деревьях, проклюнулись молодые листочки, его корни пили влагу из земли, на его ветвях птицы свили гнёзда. Иногда прилетали жуки, но наш жук уже не узнавал их. Он забыл, что был жуком. Он стал деревом: радовался солнцу, тёплому дождю, ветру и облакам и был счастлив, если в его тени отдыхал уставший путник.
Именем книжного короля!
Вадиму Романенко
– Это единственный монарх, который сам выбирает себе подданных, – сказал я.
– Я, я его верноподданная! – воскликнула Соня. – Я почти всего Достоевского прочла, я, может быть, даже фрейлина Его Королевского Величества, я написала два, нет, уже три рассказа. Да-да, я – Соня Столярова, фрейлина Книжного Короля!
– А как же Матвей, он вообще не читает?
– Ну что Матвей, Матвей – плебей. – И Соня вздохнула.
– Соня, искать смысл в рифмах – признак графомании. А графоманы – холуи Книжного Короля.
– А ты кто? – вдруг спросила Соня.
– Кто я? – Я пожал плечами.
– Ты награждён орденом Нестора Летописца, ты – кавалер ордена, ты, ты, ты… ты – Его Тайный Советник, ты в свите короля, и я горжусь тобой. – Соня обняла меня так крепко, что во мне что-то хрустнуло.
– А что, если Книжный Король умер? – сказал я. – А мы продолжаем служить Ему: читать, писать, прославлять Его. Мы ведь даже не знаем, как Его зовут.
– Нет-нет! – воскликнула Соня. – Он не умер, он в изгнании, скрывается от невежд. А наш Матвей – разведчик Его Величества Книжного Короля, только он сам ещё не знает об этом.
– Я ценю твоё великодушие, Соня.
– Это великая тайна! Враги Книжного Короля мечтают, чтобы никто в мире не читал и не писал книг, но мы не позволим. Я сама буду читать Матвею. Сегодня же и начну. Хочешь, я прочту ему все твои сказки?
– Но ты их сама ещё не читала.
– Да, это было предательством с моей стороны, интриги двора, я же фрейлина, но я раскаиваюсь.
– Я не уверен, что мои сказки понравятся тебе, тем более Матвею.
– Они понравятся, понравятся, ты же наш папа.
– Значит, тебе всё равно, как они написаны?
– Ты не можешь написать плохо, потому что мы тебя любим.
– Разве этого достаточно?
– Нет, ещё человек не может написать плохо, если он любит.
– Но все кого-то любят.
– Все-все?
– Все-все.
– Значит, все должны читать и писать, писать и читать. Именем Книжного Короля: всем-всем читать и писать!
Как я выдумал сказку
– Жили-были девочка Соня и мальчик Матвей.
– Нет, нет! – почти хором кричат Соня и Матвей. – Не хотим о нас!
– А о ком?
– О бабочке, – говорит Соня.
– О мотыльке, – говорит Матвей.
– Хорошо. Жил-был мотылёк. Однажды он влетел через открытую форточку в дом и стал летать по комнатам. В одной комнате на стене висела рамочка. Просто рамочка. В неё ещё не успели вставить картину, и мотылёк сел на стену внутри рамочки. Может, он решил, что это форточка, не знаю. Но тут пришли гости. Они увидели мотылька внутри рамочки и воскликнули: «Ах, какая прекрасная картина!» Потом ушли выпивать и закусывать. А рамочка сказала мотыльку:
– Спасибо большое.
– За что? – спросил мотылёк.
– За то, что волею Божьей вы оказались внутри меня. Мы с вами чудесная пара. Вы же слышали, как все восхищались нами. Не улетайте, пожалуйста.
– Хорошо, – сказал мотылёк. – Но давайте хотя бы познакомимся.
Весь день они разговаривали и очень понравились друг другу. Вечером, когда гости уходили, они опять остановились возле них.
– Удивительная, прекрасная, чудесная картина. Настоящий мотылёк внутри рамочки. В ней нет никакой искусственности. Он приклеен или пришпилен?
– Нет, сам сел.
– Пришпильте или приклейте, будет очень красиво.
– Ну, мне пора, – сказал мотылёк, когда ушли гости. – Прощайте.
– Вы покидаете меня навсегда? – спросила рамочка.
– Навсегда, – сказал мотылёк и улетел.
– Прощайте, – прошептала рамочка.
А мотылёк прилетел к себе домой, выпил чаю, лёг в постель и запел свою любимую песню: «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю…»
– Не хочу песню, – говорит Соня.
– А я думал, ты спишь. Матвей уснул. Закрывай глаза.
– Мотылёк вернулся к рамочке? – спрашивает Соня.
– Конечно. На следующий день мотылёк порхал по саду, садился то на розы, то на хризантемы, но к вечеру вспомнил о рамочке. Он влетел в дом, в ту комнату, где висела на стене рамочка, и не увидел её. Тогда он посмотрел вниз и обнаружил на полу разломанные кусочки дерева. Это и была рамочка. Она не вынесла разлуки с мотыльком, бросилась вниз и разбилась. А мотылёк вернулся домой и лёг спать. «Баю-баюшки-баю…»
Соня засыпает.
– Надо же, какая мелодрама получилась, – говорю я сам себе.
– Что, что, что? – спрашивает Соня сквозь сон.
Утром я заметил разбитую рамочку на полу и ржавый, согнувшийся от горя гвоздь в стене.
Летающий дом
Дом тосковал. Я понял это не сразу.
Он скрипел половицами, скулил дверьми, хлопал ставнями.
Дом тосковал по небу. От полётов его удерживала моя бессонница.
Сон покинул меня недавно.
Я бродил по дому и вспоминал о прожитом счастье.
Вот гостиная: камин с двумя дорическими пилястрами проектировал я, он поначалу дымил, и его трижды перекладывали.
Как хорошо было прийти с мороза, уложить в него поленья: снизу липовые или сосновые, сверху берёзовые и дубовые – и дремать в тепле.
Гостевая – сделана для Юлькиной бабушки Лидии Ефимовны.
Книжные шкафы, стол, стул, диван.
Тяжёлая настольная лампа мне досталась в наследство от брата.
После смерти бабушки дети полюбили здесь читать и делать уроки.
Первое солнце приходит сюда: восток.
Ванная комната – в ней родился Матвей. Юля лежала и стонала в воде, Соня плакала, сидя напротив. Акушерка подбадривала нас.
Я держал Юльку за руку. В одиннадцать с чем-то родился Матвей.
Помню дрожащие руки акушерки. Потом все трое: Юля, Матвей и Соня – уснули в гостиной.
Я был счастлив в ту ночь.
Столовая: здесь перед едой я читаю «Отче Наш…».
За этим старинным столом мы празднуем и принимаем гостей.
А эту картину написал я: в поле беременная Матвеем Юлька, Соня с ангельскими крыльями, на горизонте отдыхает Богородица, наш дом, за колонной – шут гороховый, это – я.
На втором этаже у нас детская, кабинет, спальня.
На третьем я делаю кино и мультфильмы.
Ещё есть подвал с гаражом, который я никак не приведу в порядок.
– Дом, – говорю, – мы уезжаем. Я выставил тебя на продажу.
Я знаю, что по ночам, когда мы спим, ты летаешь. Но у меня бессонница – и ты томишься. Прости меня.
В ответ дом заохал и захохотал дымоходом.
– В конце концов у тебя появятся новые хозяева. Они полюбят тебя. Будешь летать по ночам.
Дом затих. Я прошёл на веранду и закурил.
Неожиданно наша огромная веранда наполнилась туманом. Я выглянул в сад – та же молочная мгла, сада не было. Нет, это был не туман. Это были облака!
– Юля, Юленька! Да проснись ты, ради бога!
– А? Что?
– Мы взлетаем!
Я распахнул шторы. За окном всё быстрее и быстрее проносились сверху вниз облака.
– Буди детей.
– Соня, Матвей, просыпайтесь!
Мы схватили детей на руки и замерли у выхода на террасу.
Облака вдруг кончились, и открылось огромное, полное звёзд небо, а внизу, в лунном сиянии, – бесконечное море облаков.
– Что это? – спросила Соня.
– Это небо, Соня, – сказал я. А Матвей заплакал.
С того момента каждую ночь мы летали. Мы видели огни Киева, Москвы, Варшавы и Будапешта, Стамбула и Афин.
Мы узнавали Париж по Эйфелевой башне, мы пересекали Ла-Манш и любовались Лондоном, зависали над Средиземным морем в спорах, куда лететь: в Европу или в Африку?
Мы наблюдали шторм в Тихом океане и штиль в Атлантическом.
Мы парили над Монголией, где прошло моё детство, видели Японию (боже, какая она маленькая со всеми своими островами!), Китай, Индию.
Мы слушали тишину Антарктиды, прошли вдоль обеих Америк и покорили Северный полюс… Под утро мы возвращались в Ирпень.
Дом, мягко покачиваясь, всем своим фундаментом точно опускался на прежнее место.
Обычно дети уже спали. Мы с Юлькой готовили завтрак, будили и отправляли их в школу.
Восторг от ночных полётов придавал нам сил и радости. Общая тайна объединила нас. Дети, кстати, стали отлично успевать по географии.
Но пришёл день отъезда. Причина – отсутствие у меня работы, и главное – отсутствие надежды найти её.
Мы погрузили наши вещи в машину, помолились, сидя на ступенях дома, и двинулись в путь, на север.
Снег пошёл, как только мы пересекли границу. Зачем я поторопился сменить зимнюю резину на летнюю?
Юлька вела машину осторожно, но на одном из поворотов нас всё-таки снесло в кювет. Ночь, пустынная дорога, тихий снег огромными хлопьями.
Я пытался завести двигатель, дети плакали от страха и холода, Юлька молилась и вдруг заметила, что снегопад какой-то странный: снег падает вокруг, но только не на нас.
Я выглянул из машины, посмотрел в небо и прокричал: