Отыскав у народа два смартфона с еще не разрядившимися батареями, принесли их в комнату отдыха и врубили музыку. Еще на одном гаджете нашлось приложение, ритмично зажигающее и гасящее фонарик – вот и световое сопровождение. Чем не дискотека?
Ну а не желаешь танцевать – сиди себе, слушай музыку, потягивай коктейль, да поглядывай на тех, кто желает, как вон Вера, удобно устроившаяся в кресле с «бокалом» «Улетного», или тот же Мамаев, о чем-то вполголоса беседующий со здоровяком Максимом под «Черную дыру».
Не участвовали в общем веселье немногие. Вербицкий с обеда засел в учебном классе – по выражению Дили, подтянувшейся на пати одной из последних, «изучать отличия между сеятелями и жнецами». Артему, Диме и Аде выпало дежурить под дверью у Чужого в медотсеке – но к полуночи капитан обещал их сменить. Гера в одиночестве застыл перед выключенным шаром-экраном в том самом кресле, в котором накануне погибла Марина. Несколько раз к нему засылали ходоков – звали присоединиться к остальным, но успеха эти миссии не имели, и их прекратили.
Галя не танцевала, стояла у стены, рассеянно покачивая в ладонях плошку изумрудного «Космоса». Когда доиграла очередная песня, Олег, взяв со стола порцию «Слезы инопланетянина», подошел ее проведать. Их импровизированные бокалы глухо стукнулись стенками, и ребята сделали по глотку.
– Почему не танцуешь? – спросил юноша.
– Не люблю попсу, – пожала плечами Измайлова.
– Я тоже не особо, – признался он. – Это Ксюшин телефон играет, у него больше всего заряда сохранилось. Жаль, что здесь нельзя подзарядить…
– Да, жаль, – кивнула Галя. – У Дили хорошая подборка музыки на телефоне была, но она его в ноль разрядила.
– Мой тоже почти сел, – сообщил Олег. – Хотя я его почти и не включал здесь.
– У меня осталось процентов двадцать… Но у меня там почти нет танцевальной музыки. Да и та, что есть, скоро пропадет. Как думаешь, Кора не могла бы куда-нибудь перекачать наши записи? На память о Земле хотя бы?..
– Надо будет спросить у нее, – ответил юноша. Самому ему такая идея в голову как-то не приходила. А ведь в самом деле, неплохо было бы сохранить земные песни – какие бы они там ни были, пусть даже попса…
Они снова свели «бокалы» – на этот раз уже по инициативе Гали – и выпили еще по глотку. Очередная песня завершилась, и началась новая – медленная и немного грустная. Толпа танцоров заметно поредела, оставшиеся разбились на пары. Олег машинально отыскал глазами Инну: та направилась было к ближайшему креслу, но на пол пути ее перехватил Рома, они обменялись несколькими словами и пошли танцевать.
– …не так плоха…
– Что? – обернулся он к Гале. – Извини, я отвлекся.
– Я говорю: не такая плохая песня, – повторила Измайлова. – Может, пойдем? – показала она глазами на танцпол.
«Нет», – едва не ответил юноша, думая о другой, но вовремя осекся.
– Конечно, – виновато улыбнулся он, подавая собеседнице свободную руку. – Прости, это я должен был предложить…
Поставив по пути «бокалы» на край стола, они присоединились к медленно кружащимся парам. Олег осторожно обнял Галю за талию, девушка положила свои тонкие руки ему на плечи. Ее шелковистые, пахнущие луговыми цветами светлые волосы слегка коснулись его щеки, грудь прижалась к груди, на миг вызвав где-то глубоко внутри трепет, тут же, впрочем, угасший. Олег сделал короткий шажок, ловя ритм, Галя чутко повторила его движение, и их пара поплыла среди полудюжины других.
Лица приникшей к нему партнерши во время танца он не видел, зато несколько раз – гораздо чаще, чем ему бы сейчас этого хотелось, – взгляд юноши натыкался на Инну с Ромой. Веки Иноземцевой были прикрыты, казалось, она полностью слилась с звучавшей музыкой. Губы ее кавалера расплылись в широченной, довольно глупой улыбке – Олег очень надеялся, что сам он сейчас выглядит не столь нелепо.
– Спасибо, – почему-то шепотом проговорила Галя, когда песня завершилась и они остановились.
Учтиво поклонившись, Олег отвел ее к столу, где остались их «бокалы». Заиграла бодрая композиция, и большинство ребят включились в танец, снова оставив их, по сути, наедине. Юноша залпом допил свои «Слезы», Измайлова пригубила «Космос».
– Удивительная все-таки штука жизнь, – проговорила она, опуская руку с «бокалом». – Сегодня утром я проснулась в тюремной камере, в страхе ожидая суда и приговора за то, чего не совершала, а сейчас… Сейчас я почти счастлива.
– Только почти? – на автомате спросил Олег.
– Не могу забыть о Руслане, Маше, Оле, Артемио, Марине… Тёме – настоящем Тёме – он же тоже погиб, да?
– Кора считает, что да, – кивнул юноша. – Но настоящего Тёму мы, выходит, и не знали – на «Ковчеге» с нами с самого начала был Чужой.
– Да, но вел он себя как человек… Наверное, как и вел бы себя на его месте тот Тёма.
– Ну, едва ли он бы стал убивать всех направо и налево, – покачал головой Олег.
– Я не про то. Я про обычное поведение, в быту… Подумать только, если бы не случайность, мы бы так ничего и не узнали!..
– Да, голубая кровь его подвела, – согласился юноша. – Можно сказать, на ровном месте.
– Я слышала, она была синяя.
– Это выражение такое, – пояснил Олег.
– Да, я поняла… Знаешь, когда с криками: «А ну-ка покажи, какого цвета у тебя кровь!» – ко мне в камеру ворвалась вооруженная ножами толпа, я чуть ежика не родила…
Они успели обменяться еще буквально парой фраз, когда к ним с плошкой пузырящейся «Черной дыры» подошел Рома.
– Тоже не танцуете? – спросил он, чокнувшись с Галей и потянувшись «бокалом» к Олегу. Тот перевернул свой, демонстрируя, что «Слезы» у него закончились.
– Почему это тоже? – чуть резче, чем, вероятно, следовало, отозвался он. – Кое-кто, по-моему, за весь вечер не присел.
– Не, хватит, – мотнул головой Рома. – Поплясали – и будет. Инна вот предлагает с гитарой посидеть. Пойдете?
– Куда? – развел руками Олег, не слишком обрадовавшись услышанному: он-то как раз ждал новой медленной песни, рассчитывая на этот раз пригласить на танец Иноземцеву – правда, вот только не очень пока представлял, как для этого деликатно покинуть Галю. – Музыка же орет.
– В тренажерку, – махнул рукой его собеседник в глубину комнаты отдыха. – Звукоизоляция рулит!
Собственно говоря, посидеть с гитарой (и с Инной) было отличной идеей, вот разве что без Ромы, на взгляд Олега, такие посиделки вполне могли бы и обойтись.
– Ну так что, идете? – спросил тот.
– Ты как? – спросил Олег у Гали.
– Пошли, – кажется, без особой охоты – но и без особого неприятия – пожала та плечами.
Среди тренажеров разместились прямо на полу, поставив рядом плошки с разноцветными коктейлями: Инна, скрестив ноги и положив на колени гитару, рядом с ней Вера, дальше полукругом Ксюша, Рома, его приятель – теперь Олег знал, что того зовут Володей, – ну и они с Галей. Шум дискотеки по соседству сюда и в самом деле не проникал. Иноземцева тщательно подкрутила колки, настраивая инструмент, затем обвела взглядом компанию. Ее темные глаза задорно блестели – то ли от предвкушения любимого занятия, то ли от выпитого алкоголя.
– Ну, что спеть? – спросила она.
– Спой про «сижу на пне»! – в кои-то веки среагировал первым Олег.
– Как ты сказал? – рассмеялась Инна, заставив юношу смутиться. – «Сижу на пне»? Так мою «Ирландскую народную» еще никто не обзывал!
– Ты говорила, что новую написала, – подала голос Вера. – Может, ее споешь?
– Новую? – заинтересованно переспросил Рома. – Что, вот прям здесь написала, на «Ковчеге»?
– Ну да, – кивнула Иноземцева. – Пришло внезапно вдохновение.
– И о чем? – спросила Галя. – О космосе?
– Нет, – покачала головой Инна. – О любви, как всегда.
– О! – оживился Володя. – Любовь и космос – что может быть ближе!
– Давай ее, – повторила свою просьбу Вера.
– Хорошо, – кивнула Иноземцева, коротко перебрав пальцами струны. – Слушайте. Названия у нее пока нет, так что просто песня…
Словно примериваясь, она вразнобой извлекла несколько аккордов – сначала будто бы невпопад, но затем те как-то сложились в неспешную, плавную мелодию, закрыла глаза, точно так же, как во время недавнего танца, и запела, постепенно повышая голос.
Не говори со мною о делах,
Поговорим о чем-нибудь приятном,
Об этом чувстве, странном и занятном,
Которое не выразишь в словах…
Поговори со мною о себе,
О том, что ты меня, наверно, любишь,
Себя боясь, меня невольно губишь,
И я паду в бессмысленной борьбе.
К чему грустить о том, что не вернешь?
К чему любить того, кого нет дома?
Здесь все так просто, здесь все так знакомо,
Лишь нужно верить в то, о чем поешь…
Прошла пора случайных, милых встреч
И поцелуев, сорванных украдкой,
Тот миг любви восторженный и сладкий
С тобою не смогли мы уберечь…
Так говори со мною о делах,
Я ошибалась, ну так что ж, бывает,
Слова пусты, но дело не в словах,
Пусть проиграет тот, кто побеждает.
– Очень здорово, – похвалил Рома, едва утихла последняя нота. Заслушавшись, Олег, как всегда, не успел сделать это первым. – И стихи, и музыка!
– Да какая там музыка, – скромно улыбнулась Инна. – Три блатных аккорда…
– Я насчитал восемь, – заметил Рома, шевеля в воздухе пальцами левой руки – словно зажимая струны на невидимом гитарном грифе.
– Девять, – поправила его Вера.
Олег с тоской почувствовал себя лишним в этом разговоре.
– А теперь давай «Твоя любовь», – попросила тем временем Вера.
– Хорошо, – кивнула Иноземцева. – Но только потом ты споешь свою «Прости меня, мой друг…»!
– Если пальцы выдержат, – помедлив, кивнула та.
– Одну песню выдержат, – усмехнулась Инна.
– Так, закончили пока с песнями! – раздалось вдруг сзади. – И с выпивкой тоже!