В какой-то момент меня стала раздражать откровенная глупость при выборе карт, и я громко хмыкнул. Только после этого мне дали понять, что мое появление не прошло незамеченным. Один из солдат, крепыш с властным лицом, негромко сказал:
— Хорошо ходишь, Иван. Даже я ни единого звука не услышал. А если бы пригнулся, мог и вообще незаметно подкрасться.
Не дождавшись от меня ответа, снова заговорил:
— Если интересно, можешь сыграть в карты. А то этот… — он покосился на сдающего, — почти все деньги у нас выиграл.
Я хмыкнул.
— Как же ими играть, если они у вас прозрачные?
Мужики быстро переглянулись.
— Что значит прозрачные?
— Так сразу же видно, какая картинка.
Тут начал подниматься сдававший карты солдат.
— Ты чо, хочешь сказать, что у меня карты меченые?!
Я только усмехнулся. Уж сколько на моей памяти было таких разборок, а слова всегда одни и те же.
— Я сказал, что карты видно насквозь.
Солдаты снова переглянулись, потом один протянул:
— Так, может, сыграешь такими? Сразу все деньги выиграешь.
А что, можно попробовать. Хоть какое-то развлечение на эту ночь. Мужики раздвинулись, уступая мне место у костра. Но я только немного сдвинулся к ним, чтобы случайно никого не коснуться.
— Мне сидеть неудобно, мм… спина болит. Я буду просто говорить, сколько нужно карт, а переворачивать будете сами.
Снова переглядывание. Игра получилась смешная. Да и как можно играть всерьез, если знаешь карты в колоде? Мне дали взаймы медную монетку, и через десяток партий она смешалась с целой горсткой моего выигрыша. Никто не смеялся. Наоборот, с каждой сдачей в воздухе нарастало напряжение. И в какой-то момент сдающий сорвался — скинул мне карту не с верха, а с низа колоды. Ладно бы хорошую, так ведь нет, самую шваль. Пришлось вежливо пожурить:
— Ты сдал мне карту снизу, поменяй.
Мужик нахохлился.
— Много болтаешь. Я сдал правильно.
— Да нет. Должен был сдать семерку сверху, а дал даму снизу.
Один из сидящих рядом солдат протянул руку и молча перевернул карты. Все верно, дама и семерка. Какие можно сделать выводы? Правильно, карты крапленые, а мы оба шулера. Сдающий решил пойти на скандал. Вскочил, начал махать руками, посыпались слова в духе базарного кидалы. И в какой-то момент даже стал хвататься за меч.
— Да я тебя, паскуда, на куски порежу за такой поклеп! Доставай меч, разберемся как мужики!
Стало грустно. Вот только драки, тем более на мечах, мне и не хватало. С трудом преодолев желание самому схватиться за меч (после этого надо мной будут только смеяться), на мгновение прикрыл глаза и постарался расслабиться. По телу пробежала горячая волна. А когда открыл глаза, мужик почему-то сразу заткнулся и отступил.
— Я достаю меч только для того, чтобы убить. Не вынуждай меня к этому.
Тяжелую тишину прервал крепыш, который заговорил со мной первым:
— Все в порядке, Иван. Ты не серчай. Керым временами бывает излишне нервным, ты уж прости его. И с его картами мы тут сами разберемся.
Ну что ж, разбирайтесь. Я коротко поклонился.
— Спасибо за интересно проведенный вечер.
Я повернулся уходить, когда сзади раздался голос:
— Выигрыш-то забери.
Я только хмыкнул.
— Для меня это мелочь. Я играл на интерес.
Чувствуя себя Джеймсом Бондом после крупного выигрыша в казино Монте-Карло, гордо проследовал к своей палаточке. Уселся на поваленный ствол, и… тут на меня нахлынули сомнения. Что-то было не так. Граф запретил солдатам приближаться ко мне, а они сами зовут меня играть. Да и этот, как его, Керым, орал и кидался, но как будто не всерьез, будто спектакль разыгрывал. И мгновенно заткнулся, стоило старшему сказать слово. Это что ж получается, они проверку мне устраивали? Не слушаются прямого приказа графа не общаться со мной или приказ графа был для отвода глаз и спокойствия Тани?
Что-то меня все эти непонятки и сомнения начинали раздражать. Как просто было раньше — только я и Таня. А тут приходится думать, сомневаться, подозревать. Не, при первой же возможности надо будет избавиться от такого общества.
Дальше было неинтересно. Единственное, что при очередной смене часовых эта самая смена проходила очень долго, и после этого службу несли двумя парами. А на рассвете солдаты решили поиграть в индейцев и несколькими группами отправились в лес. Я весь извелся от любопытства — что они искали? Хотел было сходить в лес за ними, но сразу отказался от этой мысли, поскольку мое преимущество — бесшумность в темноте, на свету солдаты меня сразу обнаружат. И очень сильно удивятся, увидев меня возле какого-нибудь дерева с ветками, торчащими сквозь тело.
Солдаты вернулись примерно через час, очень серьезные. Доложились графу, а затем процедура сворачивания лагеря повторилась, но в ускоренном темпе. Даже Таня принесла не кашу, а кусок вяленого мяса и хлеб.
Мы немного посидели, наблюдая за суетой.
— Тань, а чего это все так торопятся?
— Граф сказал, что ночью вокруг лагеря происходили непонятные вещи. Кто-то подкрадывался к часовым, выглядывал из леса и снова прятался. Он считает, что это могли быть те разбойники, что напали на твой обоз. Вели себя нагло — один часовой клянется, что отчетливо слышал ругань и как кто-то сказал «Ну-ну», а еще «Ха-ха», — но при этом очень осторожно: солдаты утром не обнаружили никаких следов.
Говорила Таня трагичным голосом, вся в мыслях о преследованиях «жениха» и возможном нападении, и я ей очень сочувствовал. Но когда она несколько раз повторила это «ха-ха», как пример крайнего цинизма и наглости, до меня, наконец, стало доходить, что главным «злодеем» здесь являюсь я.
Таня мгновенно заметила, что я начал крутиться и отводить взгляд.
— Иван, ты что-то знаешь? Говори, речь идет о жизни многих людей.
Я помялся.
— Понимаешь, ночью было скучно, да мы еще поговорили, что надо будет бежать. Вот я и решил проверить, как это можно сделать, как отвлечь часовых…
Таня не сводила с меня взгляда.
— А заодно и поиздеваться?! Да это твое «ха-ха» из черного леса именно своей глупостью и неуместностью больше всего и насторожило!
— А что я еще мог?! Веточку потрясти? Или открытым текстом заявить: «Эй, ребята, приветик! Это я, Ваня!» Так, что ли?
— Так это точно был ты? И никаких бандитов в лесу нет?
— Про бандитов ничего не знаю. А разговаривал я.
Напряжение во взгляде Тани медленно отступило, потом губы предательски дрогнули. Стараясь оставаться серьезной, она спросила:
— А почему все-таки «ну-ну» и «ха-ха»?
— А как надо было?
— Ну… — не выдержав, она улыбнулась в открытую, — я бы, наверное, что-то другое сказала. Например, «хи-хи», — и засмеялась, прикрывая рот ладошкой.
Я облегченно перевел дух. Пронесло, ругать меня не будут.
Теперь на суету вокруг мы смотрели уже как два заговорщика, провернувшие удачную операцию.
Вскоре прибыл и мой персональный транспорт. Вчерашний возничий расстарался и соорудил нечто среднее между цыганской кибиткой и повозкой американских первопроходцев. Большие колеса, полукруглый верх, в боковинах тента сделано с десяток аккуратных квадратных отверстий. Возница стоял напряженный, и я решил хоть немного наладить отношения.
— Вчера я немного погорячился. Будем знакомиться? Иван.
Руку протягивать не стал, а просто выжидательно посмотрел. Мужик слушал внимательно, но при этом старался не смотреть в глаза. Помолчал, как будто его больше интересовали интонации, а не смысл слов. Облегченно перевел дух и посмотрел на меня уже гораздо дружелюбнее.
— Зови Меганом.
— Ну и ладно. Показывай телегу.
— Чего это телегу? — сразу обиделся Меган. — Самая лучшая повозка в деревне. На ней я семью на ярмарку вожу.
— Ну ладно, повозку, — не стал обострять я. — Показывай.
Внутри, кстати, оказалось очень даже ничего. Просторно, чистенько. Стенки обшиты тонкими штакетинами. А вот передняя стенка была наглухо забита досками. Для разговоров оставлено только маленькое отверстие на уровне груди. Мне это сразу не понравилось.
— Эй, Меган, а как я вперед смотреть буду?
— А чего там смотреть? Кроме лошадиных задниц, все равно ничего не будет видно. А сбоку окошечки сделаны.
Я опять начал заводиться — он что, будет указывать мне, куда и как смотреть? Таня заметила, что я начинаю глядеть исподлобья, и вдруг заговорила как мамочка с маленьким ребенком.
— Вань, и правда, ну что такого? Так и пыль меньше лететь будет, и Мегану спокойнее. Посмотри, сколько окошечек сделано. И дверку я снова ленточкой завяжу…
И при этом стояла такая скромная-скромная, глаза такие невинные… Я скрипнул зубами, но ругаться действительно нет смысла. Надо ехать.
В отношении пыли Таня оказалась права. Колонна выстроилась в прежнем порядке — граф, карета с девчонками, потом солдаты, потом повозка с барахлом, а потом уже и моя повозка. Скорость движения не такая уж высокая, но вот дороги в этом мире были… очень разные. Это я быстро ощутил на собственной заднице. О рессорах для телег здесь почему-то не думали, в повозке не было даже подушки, да она для меня была и бесполезна. И все нюансы дороги я быстренько научился распознавать собственным телом. Ласковое плавное покачивание — значит, едем по проселочной дороге вдоль поля. Началась тряска, как на вибростенде, — наверное, попался кусок дороги, вымощенной камнем. Резкие удары — скорее всего, едем по лесной дороге с ползучими корнями. Главной проблемой теперь стало удержаться и не выпасть из повозки. Обычному человеку просто — откинуться на стенку, за что-нибудь уцепиться. А если это в принципе невозможно? Сначала я просто сидел, потом пытался по-разному упереться ногами, потом расставил руки, потом… пробовал по-всякому. И на спине (сильно бьет по голове), и на животе, и боком, и… Когда остановились на дневку и Таня пришла меня освободить, я уже не знал, чего хочу больше — кого-нибудь убить или просто полежать неподвижно на земле.