– Нет, я еще не пробовала. – Она улыбнулась мне, приблизив свое огромное светлое лицо очень близко к моему. – Все еще впереди.
И вот что случилось той ночью.
После ужина, во время которого Бретт и Коули поддерживали беседу с тетей Рут, избавив нас с Джейми от этой необходимости, после назойливого щелканья фотоаппаратом – все замерли, снимаю, а теперь еще разочек, мои дорогие, – мы вчетвером наконец-то погрузились в «Шевроле-Бель-Эйр» бабули Пост, машину, которая теперь в моих глазах выглядела куда круче, чем несколько лет назад. Бретт разыгрывал из себя шофера, Рут сделала еще несколько кадров: как мы садимся в машину, катим по подъездной дорожке, выезжаем на улицу, пока наконец мы не завернули за угол, где можно было укрыться от вспышек новехонького розового фотоаппарата «Салли-Кью». Хотя бы на время, до торжественного прохода. Мы сказали Рут, что выезжаем загодя, потому что обещали подвезти ребят с Мэйн-стрит, для чего нужно будет сделать крюк и заодно сфотографироваться перед домом тети Бретта. Вместо этого Бретт свернул к колледжу. Стоянка была пуста, только одинокий бегун в спортивном костюме цвета морской волны маячил где-то вдалеке, пыхтя и отфыркиваясь, в остальном горизонт был чист. Мы по очереди прикладывались к горлышку «Джим Бим», пока Джейми не сказал, что не хочет пить больше, чем нужно, чтобы продержаться на выпускном. А потом он вытащил трубку и начал набивать ее травкой. Посмотрев, как он ее утрамбовывает, Коули сказала за всех, что, пожалуй, попробует, но только «снаружи», потому что не собирается появиться на балу, благоухая марихуаной.
Мы взяли из багажника колючие одеяла, Джейми и Бретт сняли смокинги. Глазам пыхтящего бегуна предстала сцена, достойная комедийного фильма: мы вчетвером, Коули и я, закутанные в шерстяные коконы, из которых торчат голые ноги в открытых туфлях, и Джейми с Бреттом в брюках с атласными лампасами пересекаем стоянку в направлении тополей и кустов можжевельника. Укрывшись под ними, мы наконец-то закурили. Коули и Бретт закашлялись и никак не могли остановиться. Джейми рванул к автомату с газировкой, который стоял у входа в зону отдыха, добыл им «Спрайт», вернулся к нам и принялся тянуть за ключ, орошая себя липкой цитрусовой жидкостью.
– Блин горелый! – выругался он, стряхнул с пальцев капли шипучки и протянул Коули то, что оставалось в банке. – Вы хотя бы что-нибудь чувствуете?
– Не могу сказать, – ответил Бретт. – Такое ощущение, что у меня рой пчел поселился во рту. Я под кайфом?
– Как Снуп Дог, – ухмыльнулся Джейми, тянясь за трубкой. – Может, еще одну на дорожку?
– Нам хватит. – Коули схватила меня за руки и попыталась закружить меня в танце, но я не далась. – Какое умиротворение, мы словно внутри сладкого пудинга. Какая прелесть! Но хорошенького понемножку. Нам пора.
После того как мы вылили на себя почти все содержимое крошечного флакончика духов «Ред Дор», который был у Коули в сумочке, и изрядно закинулись мятными конфетками, которые бабушка держала в бардачке, мы отправились на бал.
Всем участникам торжественного прохода пришлось выстроиться перед заграждением, специально устроенным в дальнем конце спортзала. Заместитель директора Хеннитц проверял билеты и, по идее, обязан был следить, не пришел ли кто в подпитии, но обезоруживающая улыбка Бретта и его успехи на футбольном поле в этом сезоне обеспечили ему теплый прием – энергичный кивок и понимающую ухмылку. Мы вошли в дверь и оказались на балу. Там было слишком много лака для волос и подводки для глаз, все уже немного вспотели и слегка приуныли. Когда объявили наши имена, нам пришлось вскарабкаться по двум лестницам (одна для мальчиков, другая для девочек) на платформу, выкрашенную блестящей краской. По задумке оргкомитета, она, видимо, должна была изображать поверхность Луны. Поднявшись, нам следовало пройти в центр площадки, взять за руку своего спутника, улыбнуться в объектив и сойти вниз вместе; видеокамеры транслировали все это на большой экран, который повесили вместо баскетбольного кольца. Трибуны в противоположном конце зала заполняли любящие родственники и старшеклассники, которые развлекались как умели: кое-кто подбадривал свои любимые парочки, но прочие открыто потешались над происходящим, как и те, кто стоял в очереди.
Мне пришлось напрячь все силы, чтобы не упасть, вышагивая в туфлях, которые выбрала для меня Коули. Каблуки были не очень высокие, но я-то привыкла к кроссовкам! Из-за травки и каблуков я почти не слышала трибун, пока не оказалась в центре подиума рядом с Джейми: его ладонь сжимает мою, свет прожекторов направлен на нас, а где-то вдалеке то и дело загораются вспышки камер (тети Рут и, вероятно, мамы Джейми). Джейми, не в силах противиться искушению увидеть себя на большом экране, обхватил меня одной рукой за талию и резко повел вниз, так что мои волосы почти коснулись пола. Снова защелкали камеры. Вокруг захлопали и засвистели. Кто-то заулюлюкал.
В течение тех пяти секунд, что Коули и Бретт находились в центре общего внимания, Бретт чмокнул Коули в щечку, вызвав восторг у двух одетых в похожие лиловые платья одиннадцатиклассниц. Когда улыбка Коули заполнила собой экран, все, даже самые злонравные девчонки на последнем ряду, замерли в восхищении, издавая те же звуки, которыми сопровождается купание не по годам смышленого щенка в диснеевском фильме. Однако меня она оставила равнодушной. Меня не взволновал даже первый танец под песню Мистера Бига «Быть рядом с тобой», во время которого еще присутствовали родители и прочие зрители. Мама Коули не оставила паре возможности потанцевать, потому что останавливала их каждые две секунды, заставляя улыбаться и позировать на камеру, но сколько я ни смотрела на них, выглядели они совершенно счастливыми, хоть и совершенно обдолбанными. Мама Джейми и Рут не отставали, но Джейми уворачивался от их объективов, прячась за других, так что его мать в конце концов не выдержала, прошла прямо через пары на середину зала, схватила Джейми за смокинг и рявкнула: «Почему вы двое не можете танцевать как нормальные люди, чтобы мы могли вас сфотографировать, черт бы вас подрал!»
Родители ушли, и музыка стала значительно быстрее. Джейми выделывал лихие па, в основном комические, но невероятно ритмичные. А потом мы несколько раз пропустили по косячку в третьей кабинке женского туалета, куда мы вчетвером довольно ловко улизнули, хотя обратная дорога заняла намного больше времени. Классные комнаты и коридоры были «официально закрыты», по всей видимости, именно для того, чтобы не поощрять те развлечения, которым мы и предавались. Но глаз на всё не хватало, к тому же фонтан пунша нуждался в постоянном присмотре.
В то время как Джейми вовсю пользовался преимуществами своего черного наряда, незаметно крадясь по коридору, чтобы удостовериться, что горизонт чист, Коули и Бретт беспрестанно целовались, чего никогда раньше себе не позволяли при мне. Виной тому была травка. Но и это не зацепило меня по-настоящему.
И даже не несколько следующих медленных композиций и не то, что Коули согласилась потанцевать с худощавым парнем из БФА, который по уши был в нее влюблен и то и дело заливался краской, не в силах скрыть своих чувств. И даже не то, что Коули пригласила меня на танец. Бретт и Джейми позировали перед камерой для одного из тех черно-белых снимков, которые профессиональные фотографы в маленьких городках так любят вывешивать в витринах своих магазинчиков: ученики старшей школы, все спортсмены, пиджаки наброшены на плечи, руки скрещены, сердитые неулыбчивые лица смотрят прямо в объектив. Другие девушки танцевали парами и группками весь вечер, но «November Rain» была куда медленнее и значительно сентиментальнее, чем те песни, которые обычно выбирают две подружки. Несмотря на картонные звезды над головами и то, что обкурившаяся Коули крепко прижималась ко мне, ничего романтичного в нашем танце я не находила, наоборот, происходившее выглядело до нелепости бессмысленным. Я отдавала себе отчет, что за нами могли наблюдать, и обрадовалась, когда все закончилось.
Тот самый момент наступил примерно за пять песен до того, как диджей поблагодарил всех присутствующих, после чего зажегся верхний свет и мы все, щурясь, огляделись по сторонам, замечая в резком флуоресцентном сиянии, насколько же растрепались наши волосы, какой неаппетитной выглядит еда, да и мы сами были не лучше. До этого момента мы с Джейми сидели на трибуне, а Коули с Бреттом танцевали на липком полу, окруженные только членами Кастерского клуба верных сердец, то есть настоящими влюбленными парочками, у которых все серьезно. Я смотрела на Коули и не могла отвести глаз: голова на плече у Бретта, веки прикрыты, прическа в беспорядке. Она сняла туфли, как и все, и касалась паркета самыми кончиками пальцев, ее безупречные ступни были черны от грязи, но она словно бы парила над поверхностью пола. Во мне еще было достаточно дури, чтобы в красках представить себя на месте Бретта на нашем выпускном балу, где все знают, что мы вместе, услышать, как те девушки в почти одинаковых лиловых платьях ахают от восторга, когда я целую ее. Я надеялась, что в темноте трибуны никто не потревожит мои мечты, но кто-то сверлил мне шею взглядом, и я обернулась. Это был Джейми.
– Господи, Кэм, – сказал он довольно громко. – Постарайся держать своего дружка в штанах.
Сердце бешено заколотилось, словно я только что проплыла двухсотметровку.
– Все мое внимание должно принадлежать тебе, безраздельно? – неловко сострила я, надеясь, что он примет это за чистую монету, но вышло только хуже.
– Ага, конечно, – ответил он.
– Как скажешь!
– В любом случае я не собираюсь обсуждать эту хрень. – Он встал. – Пойду поищу Трентона, может, удастся стрельнуть сигаретку.
Он уже спустился на два ряда вниз, пиджак наброшен на плечи, а лицо злющее, причем видно, что не на камеру, а по-настоящему. Я встала и пошла за ним. Мне было нечего сказать, но и позволить ему просто уйти я не могла. Соображала я туго и совершенно не представляла, как исправить положение.