Я: И что дальше?
Рут: Расправь плечи. Ты так сутулишься, что к старости у тебя будет настоящий горб.
Я: Отлично! Он прекрасно подойдет к рогам, которые я как раз сейчас отращиваю.
Рут: Я знаю, ты прочла брошюру, Кэмми. Я видела. В ней сказано, что ты должна войти в «Обетование Господне» с сердцем, открытым слову пастыря. Иначе ничего не будет.
Я: А что, если я бессердечная? Тогда мне и открывать-то нечего!
Рут: Неужели ты не хочешь измениться? Просто уму непостижимо, как такое возможно, когда знаешь, что можно все исправить.
Я: Исправить что?
Рут: Ты прекрасно знаешь.
Я: Нет, не знаю. Скажи.
Рут: Перестать жить во власти порочного желания.
Я: А можно ли считать добрачный секс порочным желанием?
Рут (после долгого молчания): И что это значит?
Я: Сама не знаю.
За несколько миль до поворота к «Обетованию Господню» мы проехали мимо указателя, на котором было написано «Озеро Квейк». Он был весь покорежен и в середине еще и сплющен, словно сначала по нему проехался грузовик, а потом его кое-как водрузили на место. Думаю, мы с Рут заметили его одновременно. Она повернулась ко мне – на целых несколько секунд перестала следить за дорогой, переключив внимание на меня, – но так ничего и не сказала. Я тоже промолчала. Вскоре мы повернули, и, кроме деревьев и дороги, в окне заднего вида уже ничего нельзя было толком рассмотреть, да и вообще не больно-то уж большой был этот указатель, просто еще один знак, мимо которого мы промчались. По крайней мере, тогда мы сделали вид, что это именно так.
У девчонки, которая встречала нас на парковке «Обетования», был оранжевый планшет – что-то записывать, – полароид и протез (от колена и ниже). Она выглядела моей ровесницей, по виду точно старшеклассница, и сейчас она приближалась к эмбриомобилю, помахивая своим планшетом, причем на порядочной скорости. Удивляться тут было нечему: я заметила на ней шорты для бега.
До того как Рут успела сказать только-посмотри-на-бедняжку или что-то в том же духе, бедняжка уже подошла к машине со стороны водителя и рывком потянула на себя дверцу, после чего нажала на кнопку своего полароида. На все про все ушло не более секунды.
Рут шумно выдохнула, дернула головой и заморгала – ну прямо Багз Банни, налетевший на кирпичную стену.
– Простите, что так вас огорошила. Люблю непосредственные реакции, – сказала девушка, выпуская из рук фотоаппарат, так что он свободно повис у нее на груди. Она посмотрела вниз на фотографию, которая торчала из полароида, словно показывая нам язык, но не притронулась к ней. – Я фотографирую каждого новичка. Важно поймать первый момент. Так лучше всего.
– Почему? – спросила я, обходя эмбримобиль, чтобы рассмотреть ее протез повнимательнее. Настоящая нога у нее была худая и очень бледная, тоньше и светлее искусственной. Мне вспомнились ноги Барби из коллекции «На пляже».
– Людям не хватает слов. Поэтому я фотографирую. Думаю, это момент истины. Только правда и ничего кроме правды.
Рут хихикнула. Я чувствовала, что ей не по себе в присутствии этой девушки. Не такого приема она ожидала. Та же наконец потрудилась вытащить фотографию и теперь держала ее так, что только мы с ней могли видеть изображение. Большую часть снимка занимала голова Рут, которая оказалась слишком близко к объективу. Рот исказила гримаса неудовольствия. Где-то на заднем плане можно было разглядеть и меня. И я улыбалась. Ну, почти.
– Меня зовут Кэмерон, – представилась я. Не сделай я этого, за меня постаралась бы Рут, а мне, сама не знаю почему, хотелось понравиться этой девушке. Видно, дело было в том, что я вовсе не так представляла себе первую встречу с новым местом: одноногая бегунья точно была другой.
– Знаю. Мы тут все о тебе говорили. Меня зовут Джейн Фонда. – Она улыбалась, слегка покачиваясь на этой своей ноге. Нога попискивала, как резиновая уточка.
– Шутишь?! Джейн Фонда? – Я тоже улыбнулась.
– Ничуть, – ответила она. – Спроси любого. Рик уехал в Бозмен за покупками. Скоро вернется. А пока я все тут вам покажу. – Она наклонилась ко мне. – Некоторые магазины делают нам большие скидки, а иногда отдают продукты бесплатно. В основном куриные грудки и бананы. Рик готовит такое куриное барбекю – пальчики оближешь, жаль только, экономит на туалетной бумаге, берет дешевую, знаешь, такую шершавую, которую приходится складывать вдвое.
– Бывают вещи и похуже, – отозвалась Рут. – Теперь мы можем занести багаж внутрь?
– Безусловно, – сказала Джейн.
– Не может быть, чтобы тебя звали Джейн Фонда, – заговорила я. – Это просто безумие какое-то.
Она похлопала себя по ноге планшетом, и я услышала тот же звук, который, бывало, получался, когда я в детстве барабанила палочками по пластмассовым игрушкам.
– Поговорим о верхушке айсберга, – ответила она. – Мы все здесь плаваем как ненормальные.
На территории «Обетования» было собрано все, чем славится западная Монтана и что, по мнению местного совета по туризму, непременно должно быть на любой открытке: зеленые с золотом поля, на которых можно заниматься лучным или конным спортом, уводящие вглубь густых лесов тропинки, на обочинах которых растут люпины и кастиллеи, два ручья, кишевшие, по словам Джейн, форелью, а всего в получасе ходьбы от главного здания располагалось горное озеро, такое невозможно синее, словно нарисованное.
Нашу территорию окружали пастбища, принадлежавшие скотоводам, которые сочувствовали священной борьбе за наши души, обреченные в противном случае на вечные муки содомского греха. Даже в такой жаркий августовский день ветер, дувший с гор, был свеж и напоен ароматами сосны, кедра и сена.
Джейн Фонда повела нас напрямик. Шаг у нее был удивительно пружинистый, несмотря на то что протез при ходьбе постоянно поскрипывал, и Рут вознамерилась во что бы то ни стало не отставать от калеки, хотя для того чтобы не отставать от калеки, пришлось тащить обтрепанный зеленый чемодан на колесиках с эмблемой «Уиннерз Эйрлайнз» прямо через кусты полыни, проваливаясь в норы луговых собачек. Я везла розовый чемодан «Салли-Кью». Рут сказала, что заберет его назад, а зеленый оставит мне. С глаз долой, из сердца вон.
Джейн показала нам курятник (обитатели «Обетования» по очереди собирали яйца по утрам), подвела к пока что пустым конюшням (в будущем их предполагалось заселить), подошла к запертым домикам под металлической крышей – их использовали только во время каникул, когда в летний лагерь съезжалось много народа, показала два обитаемых домика – в одном жил преподобный Рик, а другой принадлежал Лидии Марч, его заместительнице.
Гид из Джейн был, прямо скажем, так себе. Она вовсе не считала своим долгом просветить нас хотя бы немного, как бывает, когда ездишь на экскурсию по чужим городам. Пока мы шли, я не отводила глаз от ее спины. На футболке был черно-белый рисунок, изображавший, судя по трусам и майке, волейболистку после изматывающей игры – резинка едва держит собранные в хвост волосы, лицо все в поту. Рядом с рисунком лиловым были выведены слова: «Ищи Господа в любом деле».
По задумке, главное здание должно было напоминать загородный клуб с непременными его атрибутами: бревенчатыми стенами и большой парадной дверью. Но, как только мы вошли, я почувствовала, что возвращаюсь в «Ворота славы» в Майлс-сити, только побольше и со спальнями.
Пол был застелен промышленным ламинатом – убогой имитацией древесины твердых сортов. Окон было всего ничего. Повсюду лампы дневного света. Кто-то попробовал украсить общую комнату, повесил над камином лосиную голову, принес тканые коврики в индейском стиле, но в воздухе все же стоял запах дезинфектантов и средства для мытья пола.
– Где все? – спросила я, и первым мне ответило раскатистое эхо.
– Большинство уехало с преподобным Риком в Бозмен. Лидия где-то в Англии, она оттуда родом и ездит домой несколько раз в году. Кто-то из учеников вроде бы на озере. Смена в летнем лагере закончилась на прошлой неделе, так что теперь тут затишье до начала учебного года. Вольница. – Она щелкнула выключателем и пошла по коридору.
– Так значит, ребята делают что захотят на этой неделе? – Тетя Рут припустила за Джейн, стараясь не отставать. С колес ее чемодана на сверкающие полы летели капли грязи и травинки.
– Не совсем. Сейчас не так много работы в группах, но мы продолжаем изучать Библию и ходим на индивидуальные консультации.
Она остановилась перед закрытой дверью, которую украшал постер христианской рок-группы Audio Adrenaline и ксерокопия «Молитвы о душевном покое»[24]. Пожелтевшая от времени бумага, которая начала сворачиваться в трубочку, и выцветшие лиловые чернила придавали этому листку чуть ли не значительность, словно это был подлинник исторически важного документа.
Джейн похлопала по двери планшетом:
– Тут ты и будешь жить. Вместе с Эрин. Она сейчас в Бозмене с Риком.
При этих словах тетя Рут неодобрительно зацокала. Она до сих пор не смирилась с мыслью о том, что у меня будет соседка. И можно ли ее за это винить? Имя мне сообщили заранее, и я часто думала об Эрин. Мое воображение рисовало ее толстушкой в очках с непокорной гривой и россыпью прыщей на постоянно заливающихся краской щеках. И еще она окажется подлизой. Я в этом не сомневалась. Она будет стараться изо всех сил, молить Господа, чтобы при виде неряшливых, но тем не менее праведных музыкантов с постера на дверях у нее замирало сердце и мурашки бежали по коже. Да, она будет просить Иисуса, чтобы он помог ей возжелать их так, как раньше она желала соседку по парте. «Он такой пупсик, ну просто супер», – непременно скажет она о какой-нибудь звезде боевика и захихикает. Уверена, она окажется хохотушкой.
Мы так и продолжали стоять, но тут Джейн кивнула в сторону ручки.
– Заходите, – пригласила она нас внутрь. – Мы тут не запираемся. Двери принято держать открытыми, но раз уж все в разгоне, то ничего страшного. – Должно быть, она заметила, как изменилось мое лицо, потому что быстро добавила: – Ты привыкнешь.