анятой человек, не от скуки же вы решили зайти?
— Вы очень проницательный, — улыбнулся я. — Да, у меня есть к Вам предложение, от которого, я очень надеюсь, вы не откажетесь.
Я изложил Ивану Терентьевичу суть своей затеи. Он на минуту задумался, запивая чаем нежный и в то же время хрустящий и ароматный крендель.
— Знаете, Александр Петрович, — отрешённо начал он. — Сначала я хотел сказать, куда мол в моём возрасте лезть в образование. С другой стороны, кто как не старики должен обучать молодёжь? Я же правильно вас сейчас понял, что моя помощь понадобится и после того, как ваш проект в стенах «Святой Софии» будет завершён?
— Именно так, Иван Терентьевич, — кивнул я. А ведь именно такую перспективу я предполагал, но не успел озвучить. — Я же говорю, вы очень проницательный, а это для педагога очень важное качество.
— Боюсь, что Демьянов меня не отпустит, — с грустинкой в голосе сказал Рябошапкин. — У нас же контракты подписываются на определённый срок, и я до следующей осени должен отработать как минимум.
— Этот вопрос я постараюсь разрешить, мне только нужно заручиться вашим согласием, иначе всё это не имеет смысла. Насильно мил не будешь.
— Я согласен, Александр Петрович, — торжественно и с серьёзным лицом заявил Рябошапкин. — Хоть с завтрашнего дня.
— Очень рад это слышать, — от души улыбнулся я. — Даже не представляете насколько. Начнём с того, что с понедельника будете помогать мне проводить практические занятия с вашими же знахарями. Подайте секретарю ваше расписание по моему образцу.
— Сегодня же сделаю, — кивнул он.
— Чай у вас замечательный, а крендели такие, что язык проглотить можно! — сказал я, допив остатки чая. — А теперь я, пожалуй, пойду, не буду вас отвлекать. А вы, если не сложно, подойдите к концу занятия. Хотел объявить, что по поводу практики можно будет записаться и к вам в том числе.
В приподнятом настроении я вышел из кабинета Ивана Терентьевича и отправился на второй этаж в импровизированную учебную комнату. До начала занятий оставалось больше часа, так что у меня есть возможность в спокойной обстановке продолжить изучать фармацию магического мира.
Третье занятие прошло по плану, посещаемость по-прежнему сто процентов. Теперь я могу быть уверенным в том, что на последующие занятия придут все. В конце занятия я представил вниманию знахарей двух претендентов на проведение у них практических занятий. Теперь практикой мы будем заниматься вчетвером, что позволит нам в короткий срок направить на верный путь большее количество учеников, причём уделить им при этом каждому больше времени, чем если бы я занимался всем этим один. Никаких возражений по поводу кандидатур учителей не последовало. У меня было лёгкое волнение, как примут кандидатуру Рябошапкина, оказалось, что зря. Его в коллективе уважали.
Я в отличном настроении и в преддверии насыщенных самообразованием выходных уже застёгивал пальто в холле лечебницы, как вдруг резко распахнулась входная дверь и вбежал взволнованный мужчина, держащий на руках мальчика лет десяти, с которого на пол быстрой вереницей падали крупные капли крови, оставляя на полу непрерывный пунктир.
— Прошу вас, пожалуйста, помогите! — отчаянно крикнул мужчина, оглядываясь вокруг в поисках человека в белом халате.
— Идите за мной, быстрее, я лекарь! — крикнул я ему и призывно махнул рукой.
Шёл обратно в кабинет Рябошапкина не оглядываясь, знаю, что мужчина услышал меня и идёт следом. По пути перехватил самого Ивана Терентьевича.
— Надо вернуться, там раненый ребёнок, — сказал я ему, снимая на ходу пальто. — Идёмте же, быстрее!
Рябошапкин бросил взгляд мне за спину, изменился в лице, резко развернулся и чуть ли не бегом устремился обратно. Я тоже ускорил шаг. Войдя в кабинет, повесил пальто, быстро надел халат и метнулся к раковине, чтобы обработать руки.
— Раздевайте его по пояс и кладите на манипуляционный стол, — сказал я застывшему рядом со мной мужчине. Он так и держал мальчика на руках, хотя сам находился на грани обморока. — Вы сами-то в порядке?
— Да, господин лекарь, — пробормотал он и неуверенно пошёл к столу.
Иван Терентьевич догадался, что из принесшего мальчика мужчины помощник никакой и принялся сам его раздевать, потом уложил на стол.
— Тут похоже огнестрельное, Александр Петрович, — сказал он, когда я подошёл к столу.
— Вижу, — сказал я.
В области левой рёберной дуги по средней ключичной линии зияла дыра больше сантиметра в диаметре. Судя по размерам раны, пуля из охотничьего ружья, только там такой большой калибр. Кому же понадобилось стрелять в ребёнка? Я приложил ладонь к ране и остановил кровотечение из довольно крупного подкожного сосуда. Прежде, чем заживлять рану, надо посмотреть, что повреждено дальше.
А дальше только одно расстройство. Пуля повредила селезёночную артерию, разорвав её в клочья и в брюшную полость хлестала кровь, стремительно покидая кровяное русло. Натекло уже очень много, мальчик на грани. Я направил тонкий пучок энергии на артерию, останавливая кровотечение. Удалось довольно быстро.
Свободной рукой принялся щупать пульс. Частый и чувствительно ослабленный, но есть. Мне удалось спасти ему жизнь. Только лечение на этом не закончено, кровотечение остановлено, но селезёнка отключена от кровотока и будет некроз. Пытаться восстановить селезёночную артерию также, как и общий желчный проток — не вариант. Давление быстро растянет и порвёт такое соединение. Выход только один — операция, открытая спленэктомия.
— У вас есть здесь стерильные инструменты для операции на брюшной полости?
— Помилуйте, Александр Петрович, откуда? — развёл руками Рябошапкин. — Есть наборы для обработки ран, вскрытия абсцессов, даже для ампутации, но на брюшной полости у нас условия не позволяют. Таких пациентов обычно везут в клинику за два квартала отсюда. Зря его сюда принесли.
— Я остановил кровотечение, спас ему жизнь, значит уже не зря, — возразил я. — Значит поиски мастера души не имеют смысла. Вызывайте машину скорой помощи и поедем к нам в клинику.
В этот момент в кабинет вошёл вернувшийся обратно Виктор Сергеевич.
— Смотрю здесь всё серьёзно? — спросил он, оценивая обстановку.
— Очень хорошо, что вы не успели уйти домой, Виктор Сергеевич, — сказал я ему, накладывая на рану временную повязку. — Поможете мне тогда на операции?
— Селезёнка? — спросил он.
— Она, засранка, — кивнул я. — Надо убирать, сохранить никак не получится.
— Позволишь я гляну? — Спросил дядя Витя, поднося руку к пациенту.
— Конечно, — ответил я и сделал шаг назад.
— Артерия вдрызг, — констатировал Панкратов. — Без спленэктомии здесь не обойтись.
— Вот и я о том.
— Вызывай тогда скорую, а я пока позвоню Корсакову, чтобы сам никуда не уходил и организовал работу манипуляционного кабинета.
Я, не откладывая в долгий ящик, набрал номер скорой и терпеливо объяснил диспетчеру, зачем мне нужна специальная машина, выслушав предварительно, что они не такси. Описание состояния пациента помогло достичь цели.
— Что хоть с ним случилось, вы знаете? — спросил я у человека, принёсшего раненого мальчика.
— Они игрались дома с ружьём, — слабым голосом ответил мужчина. Только сейчас я обратил внимание, что он бледный, как мой халат, и еле держится на ногах. — Стоило взрослым отлучиться ненадолго из дома, а тут такая трагедия. Старший брат, ему двенадцать лет, случайно выстрелил в Федю, ему десять. Ведь я проверял недавно, ружьё висело на стене не заряженное, а патроны спрятаны в надёжном месте.
— Они могли патроны достать где-то ещё, — предположил я.
— Я на самом деле не знаю, как так произошло, — продолжил рассказ мужчина. — Миша точно не хотел смерти брата, они жили очень дружно, всегда и во всём вместе. Просто какая-то нелепая случайность.
— Вы отец? — спросил я, мужчина кивнул. — Поедете с нами? Нужна срочная операция и мы повезём вашего сына в клинику моего отца.
— Поеду, конечно, — пожал он плечами. — Надо, так надо.
Глава 8
Работники скорой помощи ввезли каталку в кабинет, мы осторожно переложили мальчика и покатили по коридору на выход. Поводов для транспортировки в нашу клинику на самом деле было несколько. Во-первых — кабинет не оборудован для подобных операций, не было соответствующего освещения и наборов инструментов. На крайний случай можно было бы перебиться и так, но если есть возможность сделать это в нормальных условиях и когда всё есть под рукой, то лучше привезти пациента туда. Мастера души можно было бы и вызвать, Корсаков уже готов был прыгнуть в машину и приехать, захватив с собой нужные инструменты, благо тут недалеко, несколько кварталов, но ещё здесь не было палат для комфортного пребывания и наблюдения после большой операции. Кровотечение остановлено, состояние на момент осмотра более-менее стабильное, значит и противопоказаний для транспортировки нет.
Все оглядывались, когда мы везли каталку по коридору лечебницы. Возможно потому, что это было почти как в кино, с развевающимися за спиной полами белого халата и криками «посторонись!». Машина с включенными проблесковыми маячками стояла точно напротив входа, каталка вошла внутрь, почти не снижая скорости, но без экстремального торможения, всё очень мягко и плавно.
Я сел в кресло рядом с пациентом, мальчик так и оставался без сознания, скорее всего из-за болевого шока. Напротив меня сел его отец. Виктор Сергеевич и Иван Терентьевич вынуждены были вызвать такси, так как в кабине с водителем ехала сама бригада, больше мест не было. Поздно я сообразил, что лучше бы со мной поехал дядя Витя, чем папа мальчика, но машина уже покатила по улице плавно ускоряясь и включив сирену.
Я пока вспоминал все этапы операции, которую в общем-то считал бесхитростной, но провернуть в памяти всё равно не помешает, так как уже меняется образ мышления в новых реалиях как ни крути. Левая рука постоянно контролировала пульс мальчишки.