Приятное времяпровождение в гостях мы сначала хотели закончить после ужина, но учитывая насколько плотно кормят каждый раз господа Корсаковы, решили уехать после полдника, ужин можем просто не пережить. Хозяева были очень расстроены изменением наших планов, но отец выкрутился, объяснив всё это просьбой Белорецкого приехать пораньше, чтобы решить вопрос с сигнальными контурами.
— У Корсаковых конечно очень хорошо, — сказала мама, когда мы уже въезжали в город. — Но часто этого делать нельзя, иначе придётся менять гардероб.
— Это точно, — вздохнула Катя. — Хорошо, что не стали ужинать и пораньше уехали.
— Зато теперь ёлку успеем нарядить, — сказал отец. — я сказал Пантелеймону, чтобы он установил её в каминном зале, как обычно.
— Ура-а-а! — крикнула Катя так, что зазвенело в ушах.
В этот момент я пожалел, что в машине нет поднимающегося окна, разъединяющего пассажирский салон и кабину водителя, как в лимузине. Но в общем и целом я её настроение разделял. С детства любил наряжать ёлку. Это какой-то особенный ритуал, создающий новогоднее настроение. А ещё обязательно должен быть запах мандаринов, без этого вообще никак. И наряжать обязательно всей семьёй, даже Котангенс должен участвовать, а уж в его присутствии при этом я ни капельки не сомневался.
Это ведь моя первая ёлка и первый новый год в этом мире. Я даже представить себе не мог, насколько красивые украшения, которые сделаны с применением магии. Когда процесс развешивания шаров и гирлянд был завершён, а свет в комнате приглушен, Пантелеймон активировал гирлянды и игрушки, произнеся заклинание и сделав пассы рукой. Всё, что находилось на ёлке заиграло разными цветами и завораживающими переливами. От этого зрелища у меня остановилось дыхание. Я прижал к себе попискивающего Котангенса, который перед этим пытался жевать еловую ветку и любовался. Это можно было делать бесконечно.
Воскресное утро началось с приятной новости. Когда я уже позавтракал и уселся перед камином с учебником по медитации, позвонила Прасковья и сообщила, что тираж книги по магии готов, можно забирать. Я этого долго ждал, но сейчас только пригрелся у камина, что ехать никуда не хотелось. Пожалел, что у типографии нет доставки. А может есть? Нет, съезжу всё-таки сам. Отдам ещё на печать учебник по медитации от дяди Вити, который я сейчас держу в руках. Прочитать полностью я его ещё не успел, но пока значит почитаю что-то ещё, например, прикладную фармакологию.
В кабинет Прасковьи я вошёл, не нарушая традиций, то есть с живописной корзинкой красивых пирожных. Качество готовой продукции порадовало, довольно добротное. Не фолианты в кожаной обложке, естественно, но переплёт довольно добротный, быстро не развалится. После уже превратившегося в традицию чаепития, я поблагодарил Прасковью и их типографию за качественную работу, добавив им ещё в виде учебника по медитации.
Хорошо всё-таки, что у меня теперь есть свой транспорт. Я погрузил в багажный отсек упакованные в крафтовую бумагу связки книг и отправился в клинику. Хранить всё нажитое я лучше буду там, пока нет учебного помещения. Пока ехал, подумал, что надо бы выбить под хранение какую-нибудь кладовку, а то в кабинете скоро будет не пройти.
Я постарался скомпоновать всё добро в дальнем углу, чтобы хотя бы не спотыкаться о коробки с лекарствами и связки книг. Когда я закончил, позвонил Панкратов и предложил поработать на доставке эксклюзивного шоколада капризным старикам.
— Он уже всё сделал? — удивился я, понимая, что он говорит о Курляндском.
— Ну его же предновогодняя суета не касается, — хмыкнул дядя Витя. — А немногочисленным клиентам сейчас не до заказов, вот он и постарался для тебя.
— А вы со мной поедете?
— Естественно! Вдруг опять вкусно накормят? — хихикнул Виктор Сергеевич. — Конечно поеду.
— Тогда одевайтесь и выходите на улицу, через пять минут буду, — сказал я и снова глянул на кучу коробок в углу. Скоро их ещё прибавится. Срочно нужна кладовка. Но я не буду сейчас отца озадачивать, подожду до понедельника.
Доехал до дома Виктора Сергеевича довольно быстро, думал, что придётся подождать, но он уже стоял на улице.
— Дядь Вить, расскажи мне пожалуйста, что это за волшебный шоколад такой, что этот мерзавец теряет волю и превращается в нормального человека?
— Это бельгийский шоколад, который делает только одна династия кондитеров уже более трёхсот лет. Рецепт хранят в тайне, которую не выпытаешь даже раскалёнными клещами. На всей династии родовое проклятье, наложенное дальним предком, которое убивает при попытке выдать секрет. Шоколад традиционно делается только для королевского стола и достать его практически нереально.
— А как же вы его достали? — удивился я.
— Ха! Ты забыл о моих связях? Хороший знакомый работает при дворе распорядителем обедов. В последнее время король избегает есть сладкое и шоколад скопился в кладовой и его никто не пересчитывает кроме самого распорядителя. Непростительная халатность, зато в мою пользу. Он потихоньку по одной плитке выносит его из кладовой к себе домой уже пару месяцев.
— Я даже боюсь представить за какую сумму можно этот шоколад продать, — покачал я головой.
— Это может стоить отрубленной головы, если это вдруг всплывет, поэтому продать его он не может, боится.
— Во дела! А как он его в Россию переправляет?
— Шоколад задекларирован, как произведённый на самой известной кондитерской фабрике в Бельгии, которая делает очень дорогой шоколад и продаёт в специальных магазинах только для аристократии. И фантик то очень похож, но Курляндский знает, чем отличается обёртка и что на самом деле внутри.
— Значит моё обещание отдать ему десять таких плиток если я проиграю спор можно считать пустым, так?
— Так, но я уверен, что спор ты не проиграешь. В крайнем случае я тебя выручу.
— Ого! — восхитился я. Интересно, сколько ещё этих волшебных шоколадок лежит у него в запасе.
Курляндский в этот раз впустил нас через пару минут после первого стука. Неужели знает, что его ждёт ещё одна плитка вожделенного шоколада? Или просто надеется. Увидев в руках Панкратова то, что хотел, Готхард Вильгельмович заулыбался, как при встрече с близкими родственниками, Молча развернулся и засеменил в сторону столовой.
Сегодня стол сразу был накрыт на три персоны и затуманивал разум божественными ароматами экзотических блюд. Да где же он столько денег берёт на всё это? Дом ему отремонтировать не на что, а на столе одни заморские деликатесы. Да что я всё переживаю? Не моё это дело. А моё — возрадоваться предложенному и получать удовольствие.
— Двести флаконов комбинированных изотонических солевых растворов тебе на первое время хватит? — спросил Готхард, разламывая специальными щипцами бронированную прочным хитином ногу краба.
— Думаю да, — кивнул я, выбирая с чего начать. — Жду разрешения из министерства и начинаю использовать.
— Тебе жить надоело что ли? — хозяин дома изменился в лице и остановил своё нелёгкое занятие. — Ты понимаешь, что тебе конец? Киркой махать умеешь?
— Письмо писал не я, а Обухов, — ответил я. — Точнее Обухов под ним подписался, и оно от его имени.
— Понятно, — вздохнул Курляндский и доломал наконец крабью ногу. — Значит скоро в Питере будет новый главный лекарь. А судя по слухам и разговорам это будет Захарьин. Капец тебе, мальчик, он тебе спуску не даст, сразу забудешь обо всех своих затеях и стремлениях. Ты только предупреди, когда он до тебя доберётся, я все входы заминирую.
— Думаете настолько всё плохо? — спросил я. Даже тарелку от себя отодвинул, аппетит пропал напрочь.
— Уверен, — хмыкнул он и потянулся за бутербродом с чёрной икрой. — Меня чуть не распяли в своё время за эти идеи, просто чудом удалось избежать рудников. Из-за этого мне тогда запретили заниматься фармацевтической деятельностью, денег не стало, дворец приходит в упадок, и только совсем недавно я снова наладил производство, которое меня теперь вкусно кормит. Ты не представляешь сколько лет я ел одни макароны и топил печку в единственной жилой комнате, потому что остальные мне топить было нечем.
— Я не знал таких подробностей, — произнёс я, не зная, как вести себя дальше. Мир рушился на глазах.
— Сань, забей, — сказал обеспокоенный моей реакцией дядя Витя. — Обухов с головой дружит, если он решил такое написать, значит это ему ничем не грозит. Ну или по крайней мере не настолько.
— Ага, давай успокаивай и себя и своего протеже, — гигикнул Курляндский, не останавливая трапезы. — Допрыгаетесь. Надо было втихушку просто работать и всё, как это делаю я.
— Много ты фигни несёшь, Готхард, — недовольно ответил на выпад фармацевта Виктор Сергеевич. — Жизнь в затворничестве не пошла тебе на пользу.
— Моё затворничество — моя вынужденная меня, ты же прекрасно знаешь, — рыкнул Готхард. — И началось оно именно по той же причине, которую мы сейчас обсуждаем.
— Отдай шоколадку обратно! — потребовал Панкратов.
Я удивлённо посмотрел на него. Вид у дяди Вити был абсолютно серьёзным, но я смог уловить, что он сейчас над Курляндским просто глумится.
— Хрен тебе! — гаркнул тот и показал кукиш. — Что ушло — то не вернёшь!
— Силой заберу! — сказал дядя Витя, встал со своего стула и опираясь на трость направился в обход стола к Курляндскому.
— Э! Э! — напрягся тот, пряча лежащую рядом с ним плитку за пазуху. — Ты чего, с ума что ли сошёл?
— Это ты с ума сошёл, пень старый! — взорвался Виктор Сергеевич. — Ты чего здесь лопочешь? Это ты с ума сошёл! Человек увлёкся твоими работами, хочет ввести твои разработки в обиход, а ты вываливаешь ему на голову плоды своих фантазий, основанные на устаревшей информации и слухах!
— Ну ладно, ладно, — примирительно поднял свои ладони Курляндский. — Чего сразу так заводиться? Написал, так написал. Подождём — увидим. Сядь лучше поешь, когда ещё такое увидишь.
— Выбрасываешь ты свои деньги хрен знает на что, Готхард, — сказал уже более спокойно дядя Витя и неторопливо пошёл обратно на своё место. — Лучше бы фасад отремонтировал для начала. У тебя такой красивый дворец был, а теперь он превратился в руины за редким небольшим исключением.