– Да что я ей скажу?!
– Скажи, что всегда говорил, – усмехнулся Костя, – скажи, что Лебедев – кобель, нашел девчонку, наври, короче.
– Ты что, идиот?! Как я на тебя наговаривать буду?
– Разве ты так не считаешь?
– Нет. То есть, сейчас – нет. Я же вижу – ты ее любишь, как бы то ни было.
– Тогда помоги!
– Да не могу я!!!
– Твою мать, Серега, да пойми ты! Со мною – все, крантец! Кончено… Не сегодня, так завтра. Они не отстанут. Да на мне еще долг – отдавать нечем. Люди там серьезные. Прав ты был, целиком прав. Не буду я портить ей жизнь. Если не дай Бог что… Прости, что осознал поздно. А теперь – пусть лучше проклинает, чем рыдает над моей могилкой.
– Уверен, что лучше?
– Да. И безопасней. Ты же брат родной, сам должен понимать.
Серега понимал, соглашался всем сердцем, а спорил просто из воспитания. Таню иначе защитить нельзя, она ведь, и правда, моментально рванет к нему – на помощь. Колючий снег сыпал Сереже в лицо, а страх иголками вонзался в кожу.
– Хорошо, – кивнул он и добавил, опустив глаза:
– Ну, ты будь осторожен. Если что – звони.
Последнюю фразу Сергей буквально заставил себя произнести. Всем существом он боялся, что Костя согласится, обратится за помощью, впутает его, а значит, и Катю, и Машку… Но иначе бы совесть замучила. Он посмотрел на друга и понял – звонить тот не будет.
– Защити Таню, и прости меня еще раз. За то, что я появился на ее пути. Прости, – в глазах у Лебедева стояла темная тоска.
Они пожали друг другу руки и разошлись.
К приходу брата Таня уже закрылась у себя в комнате, и Сережа трусливо обрадовался, что разговор можно отложить. На другой день она отправилась на экзамен. Рано утром Серега позвонил Диме и попросил проводить Таню до дома. Дима, как истинный флегматик, спокойно согласился.
Весь день Сережа изводился, глядя на часы и жалел, что не поехал сам. А когда сестра вернулась, зашел к ней в комнату и сообщил, что у Кости появилась другая. Так плохо у него на душе никогда еще не было…
***
Мама упиралась.
– Что значит: поезжай – и все?! С какой это стати? Костя, скажи мне, в чем дело. Я же вижу – что-то происходит.
– Ничего не происходит. Поезжай, я потом объясню.
– Не брошу я тебя здесь! Объясняй сейчас. Почему надо всем говорить, что тебя нет дома?
– Потому что я ни с кем не хочу разговаривать.
– А Таня? Вы поссорились? Что она подумает теперь?
– Мам, я же сказал, в первую очередь меня нет для нее. Мы расстались. Не сошлись характерами. Я разлюбил ее, понимаешь?
Костя сидел, опустив лицо в ладони. Он уговаривал мать уже целый час, но, поскольку ничего не мог ей рассказать, разговор ходил по кругу.
– Ничего не понимаю! Ты же сам говорил, и дня не прошло, про свадьбу… И мне все время кажется, что у тебя неприятности на работе. Никому не открывать дверь… Тебе угрожают, да?
– Да, – не выдержал Костя, – и если ты не уедешь как можно быстрее, то сильно осложнишь мне жизнь! Завтра суббота, посажу тебя на электричку.
– Тем более я не могу! – в ужасе заломила руки мать.
– Мам… Сядь, пожалуйста. Ты ведь сама как у нас говоришь – на все Его воля, да?
Костя буквально насильно усадил мать на табуретку, взял ее руки в свои.
– Мам, я плохой сын, но я не вынесу, если с тобой что случится. То, что я скажу тебе – никто не должен знать. Ни Нина, ни твой брат, ни Таня – никто. Обещаешь?
– Конечно…
– Говорю, чтобы ты поняла. Сегодня утром я пришел в салон. А салона нет. Здание сгорело, хотя там арендовал не только я. Очевидно, проблемы у нас были общие. Это показательный акт – чтобы другим не повадно было, ясно?
– Ничего не ясно, – заплакала мама, – за что же? Это – эти… «рэкиторы», что ли?
– Рэкетиры, – автоматически поправил он. – Я им бабок отдать не смог. На этом все не кончится. Они наверняка знают, где я живу. Представь себе только, что я приду домой, и увижу… Мам, ты хочешь, чтобы я жил с таким грузом на совести? Вот посоветуйся со своим Богом, и Он тебе скажет…
– С нашим Богом, – поправила мать.
Некоторое время она сидела, закрыв глаза, потом произнесла:
– Ну, рассказал – и молодец! Так намного легче. Что же…
Она вытерла слезы и выглядела теперь совершенно спокойной. Костя с удивлением взирал на нее. Он-то ждал причитаний, типа «я говорила тебе» или чего-то подобного.
– Господь посылает нам испытание или наказание. Надо понять, как его выдержать, – произнесла мама.
Она сделала паузу, потом кивнула решительно:
– Ладно, срочно уезжаем, ты прав. Переждем в деревне.
– Мам… – мягко проговорил Костя. – Мамочка, ты поедешь одна. Кому надо, тот найдет меня и через месяц, да и не буду я там сидеть, картошку у дядьки есть.
– Ничего, прокормимся…
– Не, мам, – Костя категорично помотал головой, – ты ведь знаешь, через два месяца долг отдавать, пока живой, попробую заработать…
Мать молчала, и он с беспокойством вгляделся в ее лицо:
– Слушай, давай я накапаю тебе что-нибудь, ты вся белая прямо… Ну, не нервничай ты так, прорвемся… Ты только поезжай, а? Мне так намного проще будет – один я что-нибудь придумаю.
Лариса Дмитриевна вдруг выпрямилась:
– Хорошо, я уеду к брату.
– Уедешь? – Костя не поверил ушам.
– Если останусь, буду эгоисткой… Не стану камнем у тебя на шее. Завтра уеду. Да и с братом заодно поговорю кое о чем… Только ты поживи пока у кого-нибудь. Где тебя не будут искать. Обещай мне! – с надеждой попросила мама.
– Конечно, я так и сделаю, – успокоил он.
А про себя подумал: «Чтоб за собой утянуть? Да и кто согласится…» Неожиданно раздался звонок в дверь.
– Ну вот, началось, – Костя подошел к глазку, но, поглядев, сразу открыл. – Ленка? Ты чего здесь? Не надо было… Салон сгорел, ты в курсе? Я же отпустил тебя!
– Константин Викторович… Я тут… – Лена теребила в руках сумочку.
– Ладно, давай, проходи в комнату… Чего там у тебя?
– В общем, когда они ушли тогда, в понедельник, я подумала и… все что мы заработали до четверга – вот… Забрала на всякий случай. И вовремя. Прихожу сегодня утром, вижу – все черное, разваленное.
– Глупая, а если бы они сообразили?
– Не знаю… я не подумала. Ну, вроде как не сообразили, я там специально немного оставила.
– Ну ты даешь! А ко мне зачем пришла? Ищи быстрей другую работу, да подальше.
– Как – зачем? Деньги отдать… Я же говорю – кассу сняла.
– Ленка… – Костя взял ее за руку. – Ты прямо-таки луч света в темном царстве жадности и подлости.
Лена просияла.
– Только зря ты, забери все себе. А то ни зарплаты, ни отпускных я тебе выплатить не могу.
– Нет, нет, вы мне сами выдайте, сколько считаете нужным, вам и так сейчас трудно, пригодится.
– Ладно, – Костя кивнул, – надо завтра мать отправлять, так что спасибо тебе. Пополам разделим, товарищ ты мой по несчастью.
Он благодарно приобнял ее за плечи. В этот момент в коридоре послышались голоса, и появилась мать с виноватым выражением лица:
– Я не могла не пустить…
Костя сделал резкое движение и замер. Почему он не слышал звонка? В дверях стояла Таня. Он поразился, как она осунулась и похудела всего за несколько дней. Смотрела она не на него, а на Лену, на его руку на ее плече, и Костя обреченно подумал: «Тем лучше…»
Он повернулся к Ленке:
– Лен, подожди меня, пожалуйста, на кухне. Поставьте с мамой чай или что там…
Та кивнула. Проходя мимо Тани, она чуть помедлила.
«Красивая», – острая ревность пронзила Таню насквозь. Ошибиться было невозможно – соперница окинула ее презрительным взглядом, полным женской неприязни.
Они остались одни. Таня чувствовала – стоит сказать хоть слово, и она разревется, но как унизительно будет плакать перед ним! Нет, она выдержит, не зарыдает! Но… Таню трясло, и гневная речь, которую она заготовила, безнадежно пропала. Вот и увидела своими глазами… Значит, все-таки Лена. Это надо же быть такой дурой! Понятно теперь, почему Костя не хотел, чтобы Таня ходила к нему в салон…
– Я рада, что ты жив-здоров, – произнесла, наконец, она. Бесполезно было дальше удерживать слезы, они лились и лились по щекам, затекая даже за шиворот. Сквозь их туман Костино лицо казалось размытым.
Таня не могла понять – почему он молчит. Пока она шла сюда, представляла любую реакцию, кучу вариантов. Вот он становится на колени, просит прощения и говорит, что все было ошибкой, или она не так поняла, а Таня презрительно отталкивает его и уходит. Или наоборот, насмехаясь, выставляет ее за дверь, а она бьет его по лицу со всего размаха.
Но Костя молчал и как-то странно смотрел. Таня не могла знать, что он просто прощается с ней, прощается навсегда, пытаясь в эти несколько секунд запомнить, вобрать в себя ее образ, полный горечи и уязвленной гордости. Стоило только чуть-чуть не сдержаться, и он схватил бы ее, заключил в объятья, утешал, целовал, вытер слезы и никуда не отпустил. Но Таня должна уйти, и как можно быстрее. И все-таки он не мог ее прогнать, не мог сказать грубого слова.
– Я не заслужила, чтоб ты сам сообщил мне, без посредников? – тихо спросила Таня.
И оттого, что она не скандалила, не впадала в истерику, сцена эта становилась все тяжелее.
– Скажи хоть что-нибудь, – горько усмехнулась она.
– Мне нечего тебе сказать, – с трудом разлепил губы Костя.
Из его глаз тоже текли слезы, но он этого не замечал.
– Ну, нечего, так нечего, – обреченно проговорила Таня. – Я, собственно, по делу. У твоей Лены какой размерчик? Вот, может, пригодится.
И вместо того, чтобы швырять в лицо, она медленно сняла кольцо с безымянного пальца и аккуратно положила на стол.
Тут Костя не выдержал:
– Нет, забери, это твое, – он схватил ее за локоть.
Таня резко выдернула руку:
– Хочешь сказать, я заработала? – глаза у нее угрожающе сузились, и в них появилась такая ярость, что Костя невольно отшатнулся. – Не думаю. Мне кажется, я подороже стою.