Переднее сиденье машины нагрелось на солнце. Я опустила стекла и начала было настраивать навигатор, как вдруг поняла, что вообще-то он мне не нужен – я знаю дорогу к дому Каммингса и так. Он был совсем недалеко – очень скоро я свернула на нужную улицу и остановилась на подъездной дорожке к дому, рядом с зеленой «Ауди», который, как и прежде, стоял на своем месте.
Никто не ответил мне, когда я постучала в дверь. Я подождала минутку и постучала снова, но ответа вновь не последовало. Я барабанила в окна и заглядывала в них – никакой реакции, никаких следов чьего-либо присутствия. Куда этот человек уходит каждое утро? У него есть работа? Я вдруг стала вспоминать – не видела ли я где-нибудь поблизости «Макдоналдс» – говорят, они часто нанимают на работу пожилых и пенсионеров.
Я вынула конверт с письмом бабушки из сумки. Провела пальцем по имени адресата – «мистеру Каммингсу». И остановилась перед домом в нерешительности, пытаясь сообразить, что же мне делать дальше. Что ж, ладно, подумала я, нужно просто оставить письмо здесь. Ты сделала все, что было в твоих силах. Бабушка поняла бы.
К соседнему дому подъехала машина – белый «Вольво», из него вышла соседка. Я помахала ей рукой, но она не помахала в ответ, а направилась ко мне по лужайке Каммингса. На ней был черный топ на бретельках и узкие белые джинсы – и я отметила, что фигура у нее просто отличная. Остановившись перед крыльцом, она уперла руки в боки, словно чувствовала себя здесь хозяйкой.
– Вы кого-то ищете? – осведомилась она, задрав брови чуть не на самый верх лба и глядя на меня темно-карими глазами в упор.
Я так удивилась, что не сразу сообразила, как ответить.
– Ээээ… Да, я ищу мистера Каммингса, – выдавила я наконец из себя.
Она покосилась на конверт в моей руке.
– И что у вас с ним за дела?
Ну, это уже было слишком. Просто даже не верится, что люди бывают настолько бесцеремонными.
– Вообще-то мои дела с мистером Каммингсом касаются только меня и мистера Каммингса, – ответила я.
Она подалась чуть вперед, я почувствовала пряный аромат духов.
– Ну, я его соседка… и его друг. Я за ним… приглядываю.
– Это очень мило, – сказала я, в моем голосе отчетливо слышалось раздражение. – Но это личное дело, а я предпочитаю не обсуждать личные дела с кем бы то ни было.
Я положила конверт обратно в сумку и пошла прочь по лужайке. Да что она о себе думает?! «Я за ним приглядываю…» Теперь и речи не могло идти о том, чтобы оставить конверт здесь: я прямо видела воочию, как она вскрывает конверт, отпаривая его над чайником, и читает письмо. Нет, я пошлю его по почте из почтового отделения Бейкона или опущу его в почтовый ящик по дороге за городом – но ни за что не оставлю его здесь, под дверью…
Вернувшись в гостиницу, я сложила вещи в сумку. В ванной собрала все свои туалетные принадлежности, убрала зарядку для телефона и шнур от ноутбука, а потом сгребла в сумку всю косметику с полочки перед зеркалом.
Окинув комнату прощальным взглядом, я заметила тоненькую, с волосок, трещинку на китайском кувшине на раковине. Смешно, но до этого я ее не видела. Еще раз осмотрев ванную, я убедилась, что ничего моего здесь не осталось. В последний раз бросила взгляд на изображение парусника, уходящего в туманные дали – интересно, раньше я не обращала внимания, но, оказывается, у него было название: у него на боку синими буквами было написано «JE REVIENS».
«Я вернусь».
Закрыв дверь, я пошла вниз по лестнице.
В столовой шла оживленная подготовка к ланчу, когда я вошла. Паула вышла из вращающейся двери с кухни.
– Вы нас покидаете? – спросила она, покосившись на мою дорожную сумку.
– Да, – ответила я, чувствуя себя ужасно из-за того, что так и не сделала то, ради чего приехала. Последняя воля моей бабушки не была выполнена. – Мне пора уезжать.
Я вместе с Паулой подошла к стойке и расписалась в книге регистрации в колонке «Убывающие гости». Затем она провела моей банковской картой по считывающему устройству.
– Надеюсь, наш маленький городок не показался вам слишком скучным, – сказала она, когда я забрасывала ремешок от чехла для ноута на плечо. Я увидела лукавые искорки в ее глазах, как будто она подсмеивалась надо мной.
– Нет, все было чудесно.
Она взяла ручку и заложила ее за ухо.
– Что ж, может быть, еще как-нибудь вернетесь к нам.
Я пожала плечами и выдавила из себя улыбку:
– Вряд ли. Думаю, я закончила здесь со всеми делами.
Я покатила свою сумку к двери, которая сама захлопнулась за мной.
Погода была великолепная, и я открыла все окна в машине, чтобы свежий ветер чувствовал себя в ней вольготно. Настроила навигатор на дом, постаравшись выбрать наиболее живописный маршрут. Я ехала мимо зеленых полей, высоких сосен и двориков, в которых дети играли в салочки, и представляла, как бы я все это сфотографировала, будь жива моя камера. Проезжая мимо черничных плантаций, где на обочинах стояли высокие корзины, доверху наполненные ягодами, а столы были украшены свежими цветами, я подумала о бабушке и ее черничных маффинах, о том, как это ей удавалось – чтобы корочка у них получалась чуть хрустящая, а внутри они оставались такими мягкими и сочными. При одной мысли о черничных маффинах у меня рот наполнился слюной, а в животе заурчало.
Через пятнадцать минут слева от меня появилась каменная стена. Казалось, она бесконечна, но я время от времени косилась в другую сторону: там знаки «Посторонним вход воспрещен!» были понатыканы довольно часто с равными интервалами, когда-то ярко-красные буквы выцвели и приобрели приятный розовый оттенок. Это было чье-то поле, и стена огораживала его, хотя кое-где валуны уже вывалились и лежали на обочине. «Хороший забор – хороший сосед», – произнесла я вслух, процитировав строчку из стихотворения Роберта Фроста.
Наконец стена закончилась, снова пошли дома. Я ехала по дороге, расчерченной голубым и розовым, словно для игры в классики, потом знак сообщил мне, что хайвей находится прямо впереди по курсу. Проехав еще сотню ярдов, я увидела небольшой магазин, вывеска гласила, что это «Продовольственный магазин Эдди» – правда, буква Г в слове «магазин» потерялась, но было хорошо видно, где она была когда-то. Маазин, сказала я про себя. Продовольственный маазин Эдди. Наверно, именно так и говорят некоторые уроженцы Мэна.
Перед магазинчиком стояла одинокая допотопная красно-белая колонка. Я взглянула на индикатор – у меня оставалась всего четверть бака, поэтому я притормозила. Мальчик-подросток, с огненно-рыжими волосами и весь в веснушках, подскочил к машине.
– Заправить? – спросил он, прикрывая ладонью глаза от солнца и глядя на меня.
– Да, спасибо, – я открыла бак. – Я забегу в магазин на минуточку, ладно?
Парнишка равнодушно повел плечом.
В магазине было прохладно и темно, на четырех небольших стеллажах было все: коробки и банки, соки и крупы, овощи и хлеб, молоко, яйца, журналы… Половицы подо мной поскрипывали, когда я шла к холодильнику в дальнем углу. Я не нашла «Перье», зато увидела кое-что, что меня очень заинтересовало – «Рутбир Хиггинса». Этикетка гласила: «Разлито в Мэне – почувствуй истинный вкус Мэна», что бы это ни значило. Я взяла две бутылки, подошла к кассе и поставила их на прилавок. Деревянный прилавок был выкрашен в желтый цвет и весь исцарапан ручкой. «Чарли и Джун были здесь», «Лиза Т», «Пит Ронин – козел».
Девушка за кассой смотрела на меня сонными глазами, лицо у нее было круглое, как луна.
– Это все?
– Все, – я достала кошелек и полезла за деньгами. В самом глубоком его кармашке лежали мои дырявые сто долларов, и пять двадцаток – мой выигрыш. Их я трогать не стала и вынула из переднего кармашка другую двадцатку. Кассирша упаковывала бутылки в бумажный пакет, а я думала о том, как поеду домой, надеясь, что не попаду в пробку. И тут кто-то тронул меня за плечо.
Я обернулась и увидела женщину в красных штанах и голубой рубашке, она стояла за мной и держала в руках коробку замороженной брокколи. Это была Арлен Флетч – та, которая работала в городском архиве.
Она склонилась ко мне.
– Я надеялась, что успею вас догнать, – прошептала она мне прямо в ухо, словно мы говорили о чем-то страшно секретном. – Вы меня помните? Городской архив?
– Да, конечно, – я улыбнулась и потянулась за своим пакетом. – Мы с вами еще обсуждали Федеральную налоговую службу.
Арлен сморщилась, как вампир, которому помахали перед носом серебряным крестом. Потом лицо ее смягчилось.
– Вы оставили это у нас в офисе.
Она протянула мне обрывок бумажки, на котором я лично нацарапала «Фрэнк и Дороти Годдард», имена родителей моей бабушки, те имена, которые я искала в записях. На самом деле я ее не забыла, эту бумажку – я ее выбросила. Очень странно, что эта женщина не только подняла эту бумажку, но и поехала мне ее отдавать. А еще говорят, что в Нью-Йорке люди странные.
– Спасибо, что… сохранили ее для меня, – я выдавила из себя улыбку, забирая бумажку. – И за вашу помощь вообще, – я пошла было к двери.
Но Арлен последовала за мной, мимо корзин со свежей кукурузой и помидорами.
– Ой, да не за что, – сказала она, обходя пирамиду из банок консервированного зеленого горошка в конце стеллажа. – Я так и думала, что мы еще встретимся с вами. Иногда все просто идет своим чередом.
– Да. Что ж… спасибо еще раз, – я толкнула дверь и вышла наружу.
Заплатив мальчику за бензин, я уже шла к машине, как вдруг заметила, что Арлен все еще идет за мной, с коробкой брокколи в руках. Я остановилась у машины и достала ключи из кармана.
– Я чем-нибудь еще могу вам помочь?
На маленьком невзрачном личике Арлен появилась торжествующая улыбка:
– Я нашла.
– Да, я поняла, – я показала ей бумажку, чтобы она убедилась, что та все еще у меня. Может быть, она ждет вознаграждения?
Она склонила голову и прищурилась.
– Нет, вы просто не там искали, – она покачала головой. – Я нашла дом. Нашла дом вашей бабушки. Видите? Там написано «Брэдли Дж. Портер и Сьюзан Х. Портер». Это нынешние владельцы.