– Да ладно! Без шуток? – Он смотрел на меня, открыв рот. – Вот это, скажу я вам, была камера так камера, – заявил он. – Для своего времени – просто прорыв, хотя вы теперь, возможно, так и не считаете, после всех этих цифровых штучек, которые мы продаем сегодня. Теперь всем подавай компьютер внутри фотоаппарата, – он покачал головой.
– Я понимаю, о чем вы говорите, – кивнула я. – Эти старые камеры – в них была душа. Но, боюсь, выбора у нас все равно нет, мы не можем остановить перемены.
– Это точно, – ответил он. – Так, если вам нужно знать об этом фотоаппарате подробности – характеристики там всякие и прочее – вам придется подождать моего сына, Марка, пока он закончит с теми покупателями, – он ткнул пальцем в сторону Марка.
– Да ладно, – махнула я рукой. – Думаю, разберусь сама.
Он протянул мне фотоаппарат.
– Хорошо, тогда, мисс, вот, можете его попробовать.
Я включила камеру и посмотрела в объектив.
– Мне казалось, он полегче, – заметила я, приближая табличку на прилавке «Мы охотно принимаем карточки VISA и MASTERCARD», и сделала фотографию.
Потом я направила объектив на витрину и навела его на даму, идущую мимо. У нее была потрясающая ярко-розовая панама на голове.
– Значит, у вас был «Никон F», – старик снова поскреб щеку.
Я взглянула на снимок, который только что сделала: женщина получилось отчетливо и ярко.
– Да, моя бабушка подарила мне его однажды летом.
– Это весьма недурной подарок, – заметил он.
Я кивнула.
– Ну, она была отличной бабушкой, – теперь я сфотографировала ящик, наполненный футлярами для камер. – И кстати, – я посмотрела на ЖК-панель, чтобы оценить результат, – она когда-то жила в Мэне. Поэтому я здесь.
Старик начала перекладывать коробочки с флэшками на полке, висевшей у него за спиной.
– Вот как? Ух ты. И где она жила? Здесь, в Левисборо?
Я открыла меню камеры и стала смотреть, что у нее есть: «SETUP»; «SHOOTING»; «PLAYBACK»…
– Она выросла в Бейконе, – ответила я.
Старик повернулся и уставился на меня.
– В Бейконе? Я тоже вырос в Бейконе. Как звали вашу бабушку?
– Ее девичье имя Рут Годдард.
Его глаза распахнулись очень широко.
– Рути?! Рути Годдард? Ваша бабушка? – он снова с силой хлопнул по прилавку рукой. – Да ладно! – потом закинул голову назад и улыбнулся: – Представляете, мы же учились с Рути в одной школе.
– Вы знали ее? – воскликнула я. – Знали мою бабушку? – У меня участился пульс, руки затряслись от волнения.
– Конечно, знал. Я был с ней знаком с детства. Со второго, что ли, класса. Где она теперь?
Я опустила глаза.
– Вообще-то, – произнесла я, – она… умерла чуть больше недели назад.
Когда я подняла голову, старик смотрел на меня с ласковой печалью.
– О, мне так жаль это слышать, мисс… мисс… как вас?
– Эллен Брэндфорд, – ответила я, подавая ему руку.
– Уэйд Шелби, – представился он, тряся мою руку. – Рути была очень славной девочкой. И рисовала хорошо. У нее был талант.
Я положила камеру на прилавок.
– Да. Я только недавно узнала, что она, оказывается, была настоящим художником.
– О, это точно, – подхватил он. – Ей-богу, она была настоящим художником, это было ее призвание. Она же даже в колледж поступила и изучала искусство.
Поступила в колледж? Изучала искусство? Да нет, это он путает. Бабушка уехала в Стенфорд и занималась литературоведением, а вовсе не искусством. Наверняка он просто перепутал ее с кем-то другим.
– Да, точно, – продолжал он. – Она уехала, чтобы стать художником. Таким, знаете, настоящим, обученным, – он приподнял одну бровь. – И больше не вернулась. Мы ее потеряли.
– Что вы имеете в виду?
Уэйд наклонился ко мне поближе.
– Ну, понимаете… она все ходила с этим парнем, Четом, – шепнул он. – Их семья жила в Бейконе уже очень давно. Хороший парень. Они оба были хорошие, серьезные. Все говорили, что они поженятся. Но потом Рути уехала в колледж и вскоре стало известно, что там она встретила другого парня. Какого-то врача или студента-медика, – он пожал плечами и положил ладони на прилавок. – Ну, и все. Этот городской прохвост увел нашу Рути.
– Врач?
Уэйд кивнул.
Я невольно представила себе: вот моя бабушка встречается с Четом, вот она уезжает в колледж, бросает Чета и выходит замуж за… довольно странно думать о собственном дедушке как о «городском прохвосте». В моем представлении это определение подходило деду меньше всего.
– Поверить не могу, что вы знали мою бабушку, – сказала я. – Я так много узнала о ней с тех пор, как приехала в Мэн.
Достав кредитку, я положила ее на прилавок.
– Вы берете камеру?
Я кивнула, и Уэйд засунул камеру в коробку, а затем провел моей кредиткой по терминалу.
– А что дальше было с Четом? – спросила я.
– С Четом? А знаете – я как-то не в курсе, – ответил он, протягивая мне чек и ручку, чтобы я расписалась. – Знаю только, что он был хорошим парнем, а больше ничего, – он положил коробку в фирменный пакет. – Хотел бы я знать больше про него, и про вашу бабушку, и про все остальное… – он вышел из-за прилавка и вручил мне пакет. А потом посмотрел на меня задумчиво, прищурив один глаз: – А знаете, кто может быть в курсе?
– Кто?
Он медленно кивнул, словно соглашаясь с самим собой.
– Лила Фальк. Она была очень дружна с Рути.
Я взяла пакет.
– Лила Фальк?
– Точно, – сказал он. – Насколько мне известно, она по-прежнему живет в Мэне. В доме престарелых. В Киттаке, наверно. И если кто-нибудь что-нибудь знает – то это точно она.
Я схватила ручку и нацарапала имя «Лила Фальк» на обратной стороне чека.
– Я остановилась в Бейконе, – произнесла я. – Где находится этот Киттак?
– На севере, – Уэйд как-то неопределенно махнул рукой. – На севере от Бейкона, на севере отсюда.
– Далеко?
– А какие у вас колеса?
– Колеса? – я не сразу поняла, о чем он спрашивает. – У меня «БМВ».
Он улыбнулся.
– Доберетесь за час.
Глава 9. Мистер Каммингс
Сев в машину, которая стояла неподалеку от магазина, я порылась в Интернете и нашла Центр Святой Агнессы. Номер его раздобыть было совсем не трудно, тем более что это был, по всей видимости, единственный дом престарелых, который находился в Киттаке. А весьма вероятно, что единственный на всю округу на много километров – в его пресс-релизе было сказано: «Обслуживаем районы Киттак, Северный Прути, Южный Прути и Лаудон» – и имелся длинный список других городов и городков.
Женщина по телефону сказала мне, что Лила Фальк действительно проживает у них, но предупредила, что лучше мне приехать завтра.
– Понимаете, вечер пятницы у нас очень насыщенный, – сказала она. – У нас скоро начинается музыка, а потом многие обитатели центра будут заниматься ремеслами. А вот на завтра ничего такого не запланировано. Вы сможете приехать завтра? Может быть, в час или два?
Я заглянула в ежедневник: завтрашний день был совершенно свободен.
– Да, – сказала я. – Я думаю, что подъеду к этому времени.
Я выехала на Дорсет-Лейн в четыре часа пополудни, понимая, что это слишком рано, но боясь, что если буду ждать – упущу Чета Каммингса. И сразу увидела, что кое-что изменилось: рядом с «Ауди» был припаркован синий джип. Вот и все, бабушка, подумала я, и сердце у меня заколотилось с бешеной скоростью. Вот и все. Я наконец смогу отдать ему твое письмо.
Я припарковалась перед домом, взяла конверт с письмом и пошла к входной двери. Громко постучала и подождала некоторое время – но ответа по-прежнему не последовало. Но он же должен быть внутри, решила я, и снова спустилась с крыльца на лужайку и, встав лицом к дому, уставилась на него. Все-таки, наверно, его слуховой аппарат барахлит. Я обошла вокруг дома, заглядывая во все окна. В столовой я заметила голубую ветровку, висящую на спинке стула – в прошлый раз ее не было. А еще я заметила, что исчезла почта, которая была навалена кучей два дня назад.
Я сделала почти полный круг, когда увидела алюминиевую лестницу, лежащую на земле. Я остановилась, прищурилась на окно второго этажа, потом снова перевела взгляд на лестницу. А это может сработать, подумала я. Чет Каммингс, возможно, сломал свой слуховой аппарат или он смотрит телевизор в наушниках – бабушка так делала. Он наверняка наверху – и есть только один способ это проверить.
Сунув письмо бабушки в карман, я прислонила лестницу верхним концом к дому. И полезла по ступенькам, убеждая себя не смотреть вниз и сохранять спокойствие.
Добравшись до окна, я заглянула внутрь и осмотрела комнату: серый ковер, деревянный письменный стол, на котором лежат книги и какие-то бумаги, на стене – белые книжные полки. На одной из полок лежало то, при виде чего у меня замерло на мгновение сердце: старый пленочный фотоаппарат. Я сразу поняла, что это не «Никон», но вот что это за модель, разобрать никак не могла. «Лейка», может быть? Я щурилась, напрягая глаза, чтобы разобрать написанное на объективе название производителя. И вдруг у меня за спиной раздался голос. Мужской голос. И очень сердитый голос.
– Какого черта вы там делаете?!
Я окаменела. Вцепившись в лестницу так, что у меня побелели костяшки пальцев, я осторожно посмотрела вниз. Там, в джинсах, темно-синей футболке и повернутой козырьком назад бейсболке с надписью «Городской водопровод», стоял… Рой.
Рой.
Я просто нигде не могла от него спрятаться. Он был везде. И он постоянно заставал меня в самом что ни на есть дурацком положении.
Я невольно оглянулась по сторонам – уж не фотографирует ли нас опять кто-нибудь?
– У меня здесь кое-какие дела, – ответила я, стараясь, чтобы голос звучал холодно. Я все еще сердилась на него за то, как он вел себя по пути из «Оленьего рога». И потом – его совершенно не касалось, что я здесь делаю.
Он приставил руку козырьком ко лбу и прищурился.
– О господи, да это же… это ТЫ?
Я спустилась по лестнице со всем достоинством и изяществом, на которое только была способна, все время чувствуя на себе взгляд Роя.