– Ладно, пока. Будь осторожна за рулем, Пловчиха, когда поедешь обратно.
Дождь становился все сильнее, хотя вроде бы куда уже сильнее, и я побежала к машине. Когда я открывала дверцу, по небу прокатился оглушительный раскат грома. Включив дворники, я увидела, что Рой взбегает на крыльцо и исчезает в доме, кот влетел в дом впереди него. Крыльцо опустело. И я поехала прочь, а вода с неба хлестала так, словно у них там прорвало водопровод.
Глава 10. Библиотека
Когда я открыла на следующее утро шторы, утреннее небо было чистым. Подсвеченные розовым снизу облака плыли по голубому небу, полному солнечного света и покоя. От вчерашнего разгула стихии не осталось даже следа. Но мне не давали покоя воспоминания о Рое Каммингсе: какая нежность была в его глазах, когда я говорила о своей бабушке, с какой любовью он рассказывал о дяде, как он понимал меня и сочувствовал моей потере…
Выглянув в окошко чуть подальше, я увидела, что внизу, у соседней двери, что-то происходит. Там находилось Историческое Общество Бейкона. Сейчас вся улица была запружена припаркованными машинами, отовсюду текли потоки людей, которые стекались к серой двери дома. Я вдохнула прохладный соленый воздух и увидела мальчишку, который ехал вниз по улице на велосипеде: казалось, он вообще не прилагал никаких усилий, словно сросся с велосипедом и стал с ним единым целым, и я с завистью провожала его взглядом, пока он не исчез из виду. Какой чудесный день для велосипедной прогулки, подумала я. Мне захотелось тоже немедленно сесть на велосипед, и я стала думать, есть ли в городе служба проката велосипедов. Я представляла, как качу по очаровательной проселочной дороге, с камерой на плече, без всяких навигаторов – куда глаза глядят. А потом я вспомнила, что сегодня суббота и что я договорилась о встрече с Лилой Фальк.
Суббота.
О боже, торжественный ужин в честь вручения премии был вчера, а я даже не позвонила Хайдену! Он, наверно, думает, что мне наплевать. И вот я стою тут, мечтаю о велосипеде и… о Рое Каммингсе.
Я схватила телефон, выдернув его из зарядного устройства, и метнулась в ванную. Ну конечно, на экране было «Хайден Крофт: пропущенный звонок». Я опустилась на сиденье унитаза – ноги у меня подкашивались от волнения – и прослушала сообщение: «Эй, Эллен, привет. Уже почти половина второго, я только что пришел домой. Ты много потеряла сегодня – вечер был великолепный. Все о тебе спрашивали. Мне кажется, моя благодарственная речь удалась. Думаю, ты бы мной гордилась».
Я уткнулась лицом в ладони и закрыла глаза. Чувствовала я себя просто ужасно. Ну конечно, я им гордилась. И конечно, я была уверена, что его речь была замечательная. Я представила себе, как он стоит на сцене и говорит речь свободно, без бумажки, от сердца. А потом он, наверно, обменялся рукопожатием с мэром, рассказал что-нибудь смешное…
На телефоне Хайдена был включен автоответчик, когда я набрала его номер. Я оставила сообщение, такое жизнерадостное сообщение с поздравлениями и заверениями, что я ужасно скучаю и не могу дождаться встречи с ним. И закончила тем, что несколько раз поцеловала телефонную трубку.
И подумала, как же мне повезло с Хайденом. Он такой милый, понимающий, честный. Человек, с которым каждый мужчина почтет за честь дружить, а любая женщина обязательно заметит, хочет она этого или нет. Не говоря уже о том, что его фамилия Крофт. И он собирается на мне жениться.
Так в чем тогда моя проблема? Почему я просыпаюсь и думаю о другом?
Тот другой – он в общем-то очень даже ничего, если не считать странной паранойи по отношению к юристам. И у него есть своеобразный шарм – такой брутальный, свойственным жителям небольших городов. И я должна признать, что он выглядит весьма неплохо. А если честно – он очень привлекателен. Если бы я его не знала и встретила на улицах Манхэттена, то уверена, я бы…
Я крепко сжала телефон в руке.
Нет, нужно это прекратить. Все это звучит так, словно он мне нравится. Но я помолвлена, я люблю Хайдена, я собираюсь выйти замуж. Должны же быть какие-то логические объяснения тому, что Рой пробуждает во мне такие чувства, они же не могли взяться ниоткуда…
Я рассматривала изображение маяка на стене ванной и пыталась анализировать свои эмоции, как всегда анализировала юридический вопрос, расставляя все по полочкам и систематизируя до тех пор, пока все не оказывалось на своих местах.
Я Хайден, наша свадьба. Бабушка, Бейкон, Рой, причал, «Олений рог».
И тут меня осенило.
Я выхожу замуж через три месяца. Это значит, что вскоре я как бы окажусь вне игры. Никакого флирта, никаких свиданий. Я стану замужней женщиной. Так разве не логично, что я пытаюсь доказать самой себе, что все еще привлекаю мужчин? Что я все еще имею над ними власть? Да, конечно, так оно и есть. Если я и чувствовала эту тягу к Рою, эту искру между нами… то все по этой самой причине. Я просто проверяла, способна ли еще нравиться. Разве это не объяснение? Я покрутила обручальное кольцо на пальце, оно снова сидело свободно.
Ну разумеется, все так и было.
– Что там происходит в соседнем доме? – спросила я Паулу, беря себе на завтрак черничный маффин и стакан апельсинового сока.
Паула заменила пустой кофейник полным.
– Ежегодный пикник. Средства собирают. Там бывают игры, конкурсы, развлечения… благотворительный аукцион, – на ее лице расплылась довольная улыбка. – В прошлом году Трой Бланчад стал владельцем годового абонемента на маникюр и педикюр от «Магии». Ну, знаете – салон красоты?
Я кивнула.
– Да, видела.
– Он сказал, что это для жены, – продолжала Паула, глаза у нее искрились от едва сдерживаемого смеха. – Но Поппи Норвич видела его там, видела, как ему там кутикулу обрабатывали, – она все-таки не выдержала и прыснула. – О, мы ему, конечно, устроили веселую жизнь. Не думаю, что он еще хоть раз там появится теперь!
– Думаю, не появится, – сказала я и откусила от маффина небольшой кусочек. Он был суховат, и черники в нем было явно недостаточно. Зачем называть что-то черничным маффином, если чернику в нем днем с огнем не найдешь? – так сказала бы моя бабушка. Сделав большой глоток сока, я подумала, что уж бабушка могла бы преподать местным кондитерам пару уроков.
Паула положила на стол пачку салфеток и повернулась ко мне.
– Знаете, вам стоит сходить туда, если вы хотите получше узнать Бейкон. У них там в экспозиции много всяких интересных штук.
– Правда? – обрадовалась я.
– Да. Такие, знаете, исторические всякие. А раз уж ваша бабушка родом из Бейкона, то…
Моя бабушка родом из Бейкона… Что-то не помню, чтобы я ей об этом говорила.
На пикнике было многолюдно, все толпились во дворе кучками, болтали с приятелями или наблюдали за тем, как их дети носят в ложках яйца или прыгают в мешках.
Я пробралась внутрь – и была очень довольна, потому что там было тихо и спокойно. Половицы приветливо поскрипывали у меня под ногами, когда я бродила по дому. В одной из комнат была выставка литографий «Кёрри и Ив», и я была приятно удивлена, увидев, что многие здания, запечатленные на фото, до сих пор существуют и чувствуют себя в современном городе весьма неплохо. В другой комнате стояла старинная мебель – очаровательный диванчик, письменный стол и комод вишневого дерева на высоких ножках.
А в последней комнате были выставлены работы местных художников. Самой старой картине было двести пятьдесят лет. Были здесь мирные гавани и жанровые картинки, на которых девушки, подхватив свои пышные платья, трогали ножками воду в океане, были сельские пасторали – поля, леса и фермы, коровки, лениво пасущиеся на мятно-зеленых холмах.
Но перед одной из картин я застыла как вкопанная, сердце у меня бешено заколотилось. На ней было изображено двухэтажное здание, желтое, с белой отделкой вокруг окон. Ступеньки из красного кирпича вели к синей входной двери, на которой можно было прочесть «Непреодолимое черничное искушение», кондитерская и кафе. Розовые розы карабкались по решетке справа от двери почти до самого верха здания, а через окно можно было увидеть посетителей, сидящих за маленькими деревянными столиками.
Я узнала это здание. Оно теперь было не желтым, а белым, и ступеньки теперь были не кирпичными, а деревянными, но я могла поклясться, что это ателье портного, которое я видела в центре города. А еще я узнала художника. Я бы не спутала этот стиль ни с каким другим, а подпись в правом нижнем углу только подтверждала мою правоту: моя бабушка самолично вывела там свою подпись.
Я подошла поближе к картине и дотронулась до рамы, пальцами проведя по резному орнаменту. Потом я коснулась холста, синей двери и вывески над ней, представляя себе, как бабушка смешивает краски, добиваясь нужного оттенка, как набирает краску на кисть, как кладет краску на холст…
Мне даже не верилось, что я обнаружила еще одну ее картину. Теперь их было две. Бейкон делился со мной своими тайнами, и я с трепетом им внимала. Я внимательно рассмотрела каждую деталь картины: тщательно прорисованные лепестки у роз, прожилки на листьях, отражение роз в стекле витрины, яркая синева двери… Потом я прочла табличку на стене:
«Кафе “Черничное искушение”, автор Рут Годдард. Картина заняла первое место на Фестивале искусств Бейкона в 1950 году».
Фестиваль искусств Бейкона. Первое место. Просто фантастика. Бабушка должна была этим очень гордиться. Но что за Фестиваль искусств Бейкона? И где остальные картины? Я нашла две – но их должно быть явно больше. Где-то они должны быть. Если бабушка рисовала так хорошо, если она получала первые призы на конкурсах – значит, должны быть еще картины.
Я направилась к женщине, у которой на свитере был стикер «ВОЛОНТЕР», и спросила ее, есть ли у них информация о художнике.
– Это моя бабушка, – объяснила я, показывая на картину и внутренне раздражаясь, что эта женщина, судя по всему, вовсе не разделяет моего возбуждения.
– Ой, это вам надо поговорить с Флинном, милая.