— Он деньгами от нас откупиться решил? — криво ухмыльнулся майор-десантник в отставке.
— А чем еще откупаются? Ясное дело, деньгами. Хозяин мог бы и не давать. Честно говоря, не стоит «мочалка» твоей дочки штуки зелени. Но это Анатолий Игоревич так решил. Он щедрый. Я только передать и предупредить приезжал.
— Ну так вот, «передатчик», передай своему хозяину, что в таких делах откупиться можно только кровью.
— Короче, — осмелел Колян, посчитав фразу простой словесной угрозой. — Взял деньги и заткнулся. А то еще что-нибудь похуже с твоей Наташкой случится. Покалечат, например. Дороги, которыми она ходит, узнать нетрудно. И тогда сам виноват будешь, за задницу себя кусать станешь, да только поздно будет. Или дом твой сгорит, даже свидетели найдутся, что загорелся он от шаровой молнии.
Водитель Бахрушина повернулся на каблуках и пошел к калитке. Возле уха что-то просвистело. Сперва Коляну показалось, что это пролетел камень, но, выйдя на улицу, он столкнулся с участковым. Тот стоял у самой калитке, держа на ладони скрученные в трубку деньги.
— Не взял? — откомментировал очевидное участковый.
— Себе же хуже сделал, — Колян взвесил в ладони деньги и опустил их в карман. — Поехали.
«Лексус» уезжал под оживленное перешептывание пенсионерок на лавочках. Даже они были в курсе того, что Наташку изнасиловали — проинформировать старушек постарались дети и внуки, вычитавшие эту новость в Интернете.
— А я и теперь не верю, что это Бахрушин сделал, — шипела на соседку седая старушка с лицом бывшей учительницы младших классов. — Анатолий Игоревич человек хороший. Плохого никогда не делает.
— Скажешь тоже, Петровна. А откуда тогда его богатство взялось? Он его, что — честно заработал? Вот твой муж-покойник всю жизнь до самой смерти на химкомбинате за десятерых вкалывал… — пыталась достучаться до разума седой старухи более прогрессивно настроенная соседка.
— Он и умер-то у нас прямо на лестнице в подъезде, как на работу пошел в ночную смену. Термосок я ему собрала, а Миша и просит: «Дай похмелиться». А я не дала, вытолкала на лестницу неопохмеленного. Доктор потом сказал, если б налила ему сто грамм, то жил бы. Вот как. Сердце у него не выдержало.
Соседка, слышавшая эту душещипательную историю уже раз двадцать, терпеливо дождалась ее трагической развязки и продолжила «перевоспитание»:
— Работяга твой Миша был хороший, хоть и пил крепко, царствие ему небесное. Мог и после работы выпить, и перед, и во время, но никогда вместо работы не пил. А это для мужика главное, тем они на этом свете и держатся. Вот только что он за жизнь свою заработал? На еду и ту не всегда хватало. До сих пор в вашем доме крыша течет. Бахрушин же все свое богатство украл. У людей украл, у нас с тобой. А ты говоришь, хороший он.
— Все крадут. Без этого не бывает. Вот ты хочешь, чтобы на его месте новый человек появился. А что это даст? Анатолий Игоревич уже накрал сколько мог, а новый станет в четыре руки под себя грести. Только хуже сделается. К тому же Бахрушин справедливый. Весь городской бюджет на химкомбинате держится. Пенсия у нас хоть и маленькая, а регулярно платят. К праздникам иногда пенсионерам продуктовые подарки дает: пачку гречки и бутылку масла подсолнечного. На выборы всегда дает.
— Ага, дает! — возмутилась соседка. — И масло, и гречка просроченные, в крупе моль шевелится, их бы все равно выбросили.
— Но есть-то можно. Гречку на сковороде прокалишь и все, нет моли, сдохла. А маслу-то что сделается?
— Я просроченное не ем… Руки он распускает. Вон, рассказывали, автомеханика, который ему плохо тормоза в машине отремонтировал, лично ногами бил, три ребра сломал, и сотрясение мозга еще у него определили.
— Строгий он у нас, но справедливый. Зря бить никого не станет. С нашими людьми по-другому нельзя. Иначе порядка вообще не будет.
— Так ведь он Наташку Бабарыкину с подружкой изнасиловал! Про это в этом, как его там, тырнете написано. Весь город говорит. И все равно, он для тебя хороший, справедливый? Это, по-твоему, Петровна, порядок называется?
— Вранье это. Зачем ему насиловать, когда он любую бабу купить себе может? Да и жена у него есть…
Спор продолжался. Пенсионерки заранее знали, что каждая из них останется при своем мнении. Но нужно же чем-то занять время.
Павел Бабарыкин подстриг разросшиеся кусты гортензии, бросил срезанные ветки в кострище, где подсыхала скошенная в саду трава. Затем, мягко ступая, поднялся в дом. Из-за приоткрытой двери комнаты дочери слышались сдавленные всхлипывания. Отец осторожно вошел. Наташа сидела за письменным столом перед стареньким компьютером. Голова лежала на скрещенных руках. Девушка вздрагивала. Бывший майор ВДВ погладил дочь по светлым волосам.
— Не надо плакать. Ты же у меня сильная.
— Я не из-за себя плачу. Я из-за Таньки. Как она могла? — не поднимая головы, Наташа тронула компьютерную мышку.
Погасший экран осветился. На нем застыло, вызванное по ссылке с какого-то ЖЖ изображение. Танька сидела на заднем сиденье машины с раскрытым ртом и смотрела прямо в объектив камеры. Павел щелкнул клавишей. Экран ожил, послышался Танькин голос. Она неторопливо рассказывала о том, что распространяемая в последнее время в Интернете информация о Бахрушине — ложь и форменный поклеп. Мол, ее — Таньку — никто не насиловал. Про Наташу подруга не обмолвилась ни словом. Но из этого выходило, что и Бабарыкину владелец химкомбината не насиловал…
— Ну как она могла? — вновь задала вопрос Наташа. — Ее запугали?
— Бахрушин и к тебе своего шофера присылал, — признался Бабарыкин. — Деньги предлагал — тысячу долларов отступных, чтобы я все странички из Сети удалил. Я его на порог не пустил. Прогнал.
— Значит, Таньку просто купили? И она продалась? — Наташа подняла голову.
— Выходит, что так. Ты Таньку не осуждай. Никто не знает той грани, за которой человек сломается. Это я тебе ответственно говорю. На войне насмотрелся и не такого. Сломать может страх, деньги, боль. Ее запугали, наверняка.
— Я пойду с ней поговорю. Пусть она мне в глаза посмотрит.
— Бахрушин через своего шофера и тебе угрожал. Так что ты одна теперь не ходи. Да и подумай десять раз, что именно ты Тане скажешь. Не стоит подругу терять.
Наташа уже справилась со слезами, лишь глаза предательски поблескивали. Она выключила компьютер и обняла отца.
— Я люблю тебя, папа, — проговорила она.
— И я тебя люблю. Не передумала?
— Я до конца пойду, — пообещала Наташа. — Ведь я твоя дочь.
— И я пойду до конца потому, что тебя люблю. Ты так на покойницу-мать похожа.
Через час Бабарыкин оказался в строительном супермаркете, выросшем пару лет тому назад на окраине райцентра. Располагался он в одном из цехов бывшего консервного комбината. Павел катил перед собой вместительную тележку.
— Где тут у вас отдел для дачников? — поинтересовался он у проходившей мимо девушки-консультанта.
— Я вас проведу. Вас что интересует? Мангалы есть очень хорошие из толстой стали, лет пять прослужит. Садовые скамейки недавно завезли…
— Все, что вы предлагаете, это для дачников-балдежников. Шашлыки, машлыки, пикники. Я же дачник-трудяга. Мне удобрения купить надо, совсем земля истощилась.
— Если у вас дача близко от города, я бы вам вообще не советовала там что-нибудь для стола выращивать, разве что на продажу. У нас все дожди кислотные. Прямо одна отрава с неба льется. У меня подруга недавно под ливень попала без зонтика, так у нее за неделю половина волос вылезла…
Консультант подвела Бабарыкина к металлическим стеллажам с увесистыми тяжелыми пакетами.
— Вам какие удобрения нужны? Для кислой почвы или комплексные? — спросила девушка.
— Тут я уж сам разберусь. Не первый год огородом занимаюсь.
Оставшись один, Бабарыкин прочитал этикетки на мешках. Отыскав аммиачную селитру, тут же забросил в тележку десятикилограммовый пакет и покатил в строительный сектор супермаркета. Там он стал прицениваться к дверным звонкам. Парень в униформе взялся ему помогать.
— Есть дешевые — проводные. Но я бы вам не советовал. Это позавчерашний день. Дверь придется сверлить, проводку разводить, может и током ударить. За одну установку больше отдадите, чем за сам звонок. Да и некрасиво, когда провода поверх стен идут. Лучше возьмите дистанционный, — консультант продемонстрировал пластиковую коробочку звонка и, отдельно от нее, кнопку. — Работает от батареек. Нажимаем кнопку, идет радиосигнал. В звонке — приемник и реле.
Парень широко развел руки с коробочкой и кнопкой. Нажал пальцем, и звонок разразился трелью.
— И мелодия известная — «Полет валькирий» Рихарда Вагнера, — прокомментировал консультант. — Узнаете?
— В старом американском фильме эта мелодия звучит. «Апокалипсис сегодня» называется, — сентиментально усмехнулся Бабарыкин, вслушиваясь. — Там десантники на вертолетах летят акцию возмездия совершать, а на турелях стоят ракеты «воздух-земля» в охрененном количестве и мощные колонки, из которых «Полет валькирий» раздается.
— Вы музыкой и кинематографом интересуетесь?
— Нет, просто я сам десантник, — Бабарыкин приподнял манжет и продемонстрировал татуировку «ВДВ. ДШБ. Кандагар».
— Уважаю десантуру. Может, вы и сами знаете, но валькирии — это богини смерти у викингов. Они души погибших воинов на поле боя собирают, чтобы в Рай — в Вальгаллу унести.
— Не только знаю, но и сам их видел под Кандагаром, когда раненый на солнцепеке лежал с развороченным взрывом душманской гранаты животом. Они надо мной кружили, но ребята мои раньше валькирий успели меня из-под огня вынести.
Консультант несколько удивленно посмотрел на покупателя.
— Там три мелодии есть. Может, другую поставить?
— Нет. Пусть будет «Полет валькирий». На душу легла. Прошлое вспомнил.
— Значит, берете?
Бабарыкин задумался.
— Дело в том, что у меня мать старенькая. Плохо слышит. Я хочу звонок прямо в ее комнате прикрепить, чтобы она его слышала. Там от двери метров двенадцать получается. Кнопка радиосигналом добьет?