ушистыми.
Вместо того чтобы обидеться на то, что я его ругаю, Картер улыбается и хватает меня за плечи, прижимая к своей груди. — Иди сюда.
— Скажи мне правду, — говорю я, отказываясь обнять его в ответ.
— Я говорю тебе правду, — спокойно настаивает он. Он держит одну руку вокруг меня, чтобы я не вырвалась из его хватки, а другой проводит вверх и вниз по моей спине успокаивающе нежным жестом. — Между мной и Эрикой ничего не было, — продолжает он. — Это совпадение, что часть сценария, который она бросила, действительно произошла. Ты меня знаешь. Если бы я хотел минет, я бы заставил тебя это сделать, а не вызывал замену.
“Я бы заставил тебя это сделать”, не стоит меня успокаивать, но это настолько чертовски верно, что это трудно опровергнуть. — Ты обещаешь? — бормочу я.
Картер приподнимает мой подбородок, и мне приходится смотреть в его гипнотически красивое лицо. Маленькая часть меня поддается его влиянию, но мой упрямый мозг подсказывает, что он знает, какой эффект он оказывает на девушек, что он, вероятно, потратил годы на совершенствование того взгляда, который он дает мне прямо сейчас. Этот заманчивый проблеск нежной привязанности, танцующий в его темных глазах, вероятно, был запущен в десятках девушек до меня, и каждая из них, вероятно, чувствовала то же самое прикосновение всех своих сердечных струн, побуждая их сердца прыгнуть в его ожидающие руки.
Только Картер не какой-то прекрасный принц с нежными, любящими руками из плоти и костей, он хищник с когтями, предназначенными для того, чтобы не дать добыче вырваться из его мощной хватки. Сколько из тех девушек, которые попали в его ловушку, выжили с неповрежденными сердцами? Действительно ли я рассчитываю, что буду первой?
В памяти пронеслись его слегка забавные слова той самой ночи: “Ты веришь моим обещаниям, принцесса?”
В настоящем он нежно ласкает мое лицо, вся привязанность парня, который законно вложен, мерцает в его бесконечных карих глазах. — Обещаю.
20
Оранжевое пламя прыгает передо мной, единственный свет на изолированной поляне. Нам пришлось идти через лес так долго, что у меня возникла мимолетная мысль, что я, возможно, направляюсь к месту своего собственного убийства, но затем мы наткнулись на эту поляну, и ребята начали применять свои бойскаутские навыки с пользой. Вокруг нас лес, но он не достаточно близко к огню, чтобы представлять опасность.
Огонь ревет сильнее, когда Картрайт бросает в него все больше дров. Жар обжигает мое лицо, словно обжигающий жар открытого портала в ад.
Однако настоящий портал в ад позади. Сильные руки Картера плотно обвились вокруг моего тела, я сидела между его ног, как будто я здесь своя.
Он и Брианна несут чушь. Я молчу. Я пьяна. Это было глупо. Я знаю, что это было глупо, и я знаю, что мои шансы на побег с моей нетронутой девственностью резко упали из-за употребления алкоголя, потому что в какой-то момент я по чистой гениальности решила, что будет неплохо начать встречаться с парнем, за которого проголосовало больше всего. вероятно, изнасилование на свидании. Невероятно. Я делаю невероятный выбор.
Я хихикаю в свой красный пластиковый стаканчик. Мой друг [Прим.: Имеется ввиду стаканчик] не судит меня. Она понимает. У Картера темные глаза и поврежденная душа. Я, вероятно, не буду последней умной девушкой, которая сходит с ума из-за него, тем более что он уже получает минет от бывших, а мы едва встречаемся.
Я поднимаю свой стаканчик и сурово смотрю на нее. — Вау, стаканчик, способ довести это до депрессивного места. Давай уменьшим это на ступеньку выше.
Картер наклоняется вперед и шепчет мне на ухо: — Ты только что разговаривала со своим стаканчиком?
— Нет?
Посмеиваясь, он притягивает меня к своей груди. — Ты пьяна.
— Никогда бы не стала, — говорю я с притворным возмущением.
Я должна быть дома. Или с Грейс, собирая корзины для розыгрыша в эти выходные. Или делать буквально что угодно, кроме как сидеть здесь с Картером Махони перед ревущим костром, потребляя алкоголь с его друзьями-спортсменами.
Мне не понравился вкус пива, но Картер налил мне что-то из фляги в мой стаканчик, и это вкусно. Я подумала, может быть, это рогипнол, и мне не следует его пить, но потом я вспомнила, что Картеру рогипнол не нужен, потому что ему нравится, когда я с ним дерусь.
Странный ублюдок.
Почему его мозг такой, какой он есть?
Почему мой стаканчик пуст?
Я сердито смотрю на стаканчик за то, что он меня подвел, и прислоняюсь спиной к твердой груди Картера. — Я ухожу.
— Ты хочешь больше? — Спрашивает он.
— Возможно.
Неожиданно Брианна прерывает его, прежде чем он успевает налить в мой стаканчик еще того, что хранится в этой фляжке. — Почему бы тебе не выпить немного воды? Фляжка Картера обманчива; иногда вы потребляете гораздо больше, чем думаете.
— Конечно, она тоже обхватила губами твою фляжку, — бормочу я. — Потом чуть громче добавляю: — Без обид, Брианна. Ты мне нравишься. Ты крутая.
Она улыбается и встает с брезентового [Прим.: Брезе́нт — плотная парусина, пропитанная огнеупорными или водоотталкивающими и противогнилостными составами] кресла. Подойдя ко мне, она протягивает мне руку. — Ну давай же. Мне нужно в туалет, почему бы тебе не вернуться со мной в дом, и мы принесем тебе немного воды, пока мы там?
— Я отведу Зои обратно в дом, когда она будет готова, — заявляет Картер.
— Я знаю, — легко говорит она. — Я не пытаюсь украсть ее у тебя. Я верну ее, обещаю.
У меня такое чувство, что она пытается меня спасти, а поскольку это значит, что она знает, что меня есть от чего спасти, я вытаскиваю себя из трясины пьянства и, спотыкаясь, встаю на ноги. — Я пойду с ней. Я вернусь.
Взгляд Картера падает на мою руку, теперь уже в руке Брианны, и он приподнимает бровь, глядя на нее. — Без глупостей. Она моя.
Я фыркаю и смеюсь, полагая, что он шутит. Брианна — девушка, с которой у него были сексуальные отношения. Очень смешно, Картер.
— Я постараюсь вести себя прилично, — подмигивая, говорит ему Брианна, дергая меня за руку. — Давай, милая.
Чтобы вернуться домой, потребуется вечность. Когда мы это делаем, Брианна начинает заботиться обо мне, как о ком-то, о ком нужно заботиться. Она приносит мне воды и открывает холодильник, чтобы найти что-нибудь перекусить. Она останавливается на клубнике и наспех приготовленном бутерброде с арахисовым маслом.
— Я не голодна, — говорю я ей.
— Тебе нужен хлеб, чтобы впитать алкоголь. Ты собираешься остаться на ночь или поедешь домой?
— Не знаю, — бормочу я, хватая клубнику и впиваясь в нее зубами. — О, Боже, как хорошо, — бормочу я, откусывая еще один кусочек. Может быть, я голодна. — Однако с хлебом дело обстоит иначе, — добавляю я. — Если вы едите перед тем, как выпить, вам требуется больше времени, чтобы напиться, чем натощак, но это потому, что еда и алкоголь конкурируют за переработку, а также… — Я замолкаю, полностью теряя ход своих мыслей.
— Что я говорила?
Брианна хихикает, проходя мимо, похлопывая меня по руке. — Ешь свою еду, милая. Я пойду пописаю.
Пока она пользуется ванной, я стою у стойки и поглощаю еду, которую она мне дала. Я не думала, что проголодалась, но каждый кусочек волшебный, чем следующий. Я уже почти закончила, когда раздвижная дверь на кухне открывается, и Картер входит внутрь.
Его хищный взгляд тут же останавливается на мне. Он подходит и останавливается позади меня, обвивая руками мою талию и обнимая меня сзади. — Как ты себя чувствуешь?
— Супер пьяной, — объявляю я. — Брианна сделала мне бутерброд.
— Как женственно с ее стороны, — замечает он.
— Она пытается меня протрезвить.
— Да, она такая, — соглашается он.
— Почему у тебя акцент?
Картер делает паузу. — Прости?
— Ты живешь здесь, но ты определенно говоришь как янки [Прим.: Я́нки (англ. yankee) — прозвище жителей Новой Англии; позднее — северных штатов, в более широком смысле — жителей США в целом].
Догнав мой пьяный девичий поток мыслей, он отвечает: — Ах. Я, наверное, янки. Сейчас я живу здесь, но я не из Техаса. Это штат, в котором мой отец ведет большую часть бизнеса, помимо Нью-Йорка, где мы жили раньше, поэтому имело смысл переехать сюда.
— Когда вы переехали? — Я спрашиваю его.
— Когда мне было 13. Моей маме нужно было сменить обстановку. — Он пропускает удар, а затем добавляет: — У папы был роман.
— Ой. Но ты свысока смотришь на мужчин, у которых есть романы, — напоминаю я ему.
— Конечно, — соглашается он. — Никогда не говорил, что мне нравится мой отец.
Вздохнув, я кладу свои руки на его руки вокруг моей талии и откидываюсь назад к нему. — Я действительно хочу тебе понравиться.
Утыкаясь лицом в мою шею, он бормочет: — Ты должна. Я рекомендую это.
— Я действительно не хочу, чтобы ты заставлял меня чувствовать себя глупо и позволял другим девушкам отсасывать тебе.
— Я этого не делал. Я клянусь. — Он прижимается губами к чувствительной коже моей шеи, посылая мурашки удовольствия по моему позвоночнику. — Единственные губы, которые я хочу вокруг своего члена, это твои.
Желание переполняет меня, мои обычные запреты растворяются алкоголем, которым он снабжал меня всю ночь. Я поворачиваюсь в его руках, чтобы обвить его шею, приподнимаюсь на цыпочках и целую его. Он прижимает руку к моей пояснице, притягивая мое тело ближе к себе. Его рот легко перекрывает мой, превращая мой нежный поцелуй в нечто более ненасытное. Похоть сжимает мои внутренности, и слабый стон вырывается из меня, когда рука Картера касается моей задницы.
Низко рыча, Картер прерывает поцелуй и отстраняется, прижимаясь своим лбом к моему и закрывая глаза. Я счастливо вздыхаю и наклоняюсь, чтобы снова поцеловать его, недостаточно трезвая, чтобы заметить, что он пытается замедлиться, и я безуспешно предлагаю ему ускориться. Его губы так подходят для поцелуев.
— Ладно, пошли, — говорит Картер, хватая меня за руку и таща через кухню.