— Это еще не официально из-за правил и положений, но я уже взял на себя обязательство. Есть школы с лучшими командами, которые хотят меня, но я не собираюсь учиться в колледже, чтобы играть в футбол, я собираюсь получить степень. Мне повезло, что их квотербек в этом году стал старше, поэтому им нужен был кто-то на это место, и я лучший, кого они могут найти. На самом деле я не планировал играть в студенческий мяч, если честно, стипендия, конечно, не нужна, но, черт возьми, это гарантировано в школе, в которую я все равно хотел пойти, так почему бы и нет?
Я киваю. — Что это за школа?
— Колумбия.
Мой желудок опускается. — Колумбия. Например, Колумбийский университет. В Нью-Йорке.
— Это он, — подтверждает он.
Свинцовый шарик, кажется, покоится у меня в животе. Мне удается слабо кивнуть, но ледяное сожаление начинает растекаться по моим венам, словно его вкачивают через капельницу. Он не останется здесь. Конечно, он здесь не останется. А почему он должен остаться? Если бы у меня была стипендия для обучения в школе Лиги плюща в Нью-Йорке, ничто не могло бы удержать меня в Техасе.
Я только что отдала свою девственность тому, с кем у меня нет абсолютно никакого будущего. Это не то, чего я хотела. Я не Грейс, я не буду опустошена, если мужчина, которому я отдалась в первый раз, окажется не тем мужчиной, за которого я выйду замуж и с которым проведу остаток своей жизни, но я хотела большего. Я хотела быть уверенной, что я не была завоеванием, я хотела, чтобы это было с кем-то, кому я доверяла, отношения, которые я всегда буду вспоминать с любовью, даже после того, как они закончатся.
Я хотела быть влюбленной.
Ледяные пальцы сожаления уже подталкивают меня, и я не могу оставаться прижатой к нему, словно мы любовники. Я предполагаю, что мы сейчас в техническом смысле и любовники, но это было слишком рано. Я знала, что это было слишком рано, и он не хотел этого слышать. Он решил за нас, что моя девственность мешает, а потом удалил ее.
Я не знаю, что происходит сейчас.
Я отодвигаю угол застеленной кровати, чтобы залезть под простыни, как только вырываюсь из его объятий. Мне приходит в голову, что я все еще ношу лифчик. Он так и не удосужился его снять.
Долгое молчание. Мне не нравится потребность, которая нарастает во мне, которая надеется, что он спросит, все ли со мной в порядке, или все было в порядке, что он сделал это, или даже просто решит быть настойчивым, чтобы успокоить меня — протягивая руку и хватая меня, притягивая к себе и прижимая к себе, несмотря на мои опасения. Возможно, это растопило бы некоторых из них.
Но это не так. Он оставляет мне личное пространство, и каждый дюйм между нами ощущается как холодная бетонная плита. Через несколько минут он слезает с кровати и голый идет к двери. Когда она открывается, внутрь проникает приглушенный свет из подвала, и я, как вампир, натягиваю простыни до шеи, прячась от света. Не говоря ни слова, Картер выходит из комнаты. Я понятия не имею, куда он идет, зачем и вернется ли.
Однако он возвращается буквально через пару минут. Он закрывает за собой дверь, так что здесь снова кромешная тьма. Я слышу шуршание хрупкого пластика и то, как он глотает немного воды.
— Можно мне глоток? — Я спрашиваю его.
— Конечно, — отвечает он, протягивая мне бутылку.
Я делаю несколько больших глотков, вспоминая, как мне было жарко, когда мы вошли в эту спальню, перед всеми этими физическими усилиями. Закончив, я возвращаю бутылку Картеру, и он закрывает ее крышкой, ставя на то, что должно быть конечным столиком. Затем он откидывает простыни со своей стороны кровати и забирается под меня.
Я ожидаю, что он будет держаться своей стороны, но он придвигается и притягивает меня к себе. — Не говори мне, что ты ненавидишь объятия; Я тебе не поверю.
Я улыбаюсь. — Я не говорила, что ненавижу обниматься.
— Ты определенно откатилась достаточно быстро, — замечает он. Затем, словно мы заключили обязывающий договор, он напоминает мне: — Ты сказала, что не возненавидишь меня.
— Я не ненавижу тебя. — Затем я не могу не напомнить ему: — Ты сказал, что не будешь этого делать.
— Я знаю. Обстоятельства изменились. Я действительно не собирался. Во всяком случае, не сегодня.
Я слабо киваю и кладу голову на его бицепс. Нет смысла поднимать шум сейчас, когда дело уже сделано. Я устала, эмоционально и физически. Я понятия не имею, что ждет меня завтра. Я знаю, что недостаточно доверяла Картеру, чтобы это произошло, но это произошло, и теперь мне просто нужно с этим справиться.
Однако мне не нравятся сомнения, которые прячутся в глубине моего сознания. Сомнения, рисующие уродливую картину хулигана, купившего эти трусики и оставившего на моем пороге сообщение «шлюха». Нет ничего непостижимого в том, что все это могло быть какой-то бредовой игрой, что он лгал и что сегодня вечером он так старался, потому что чувствовал, как его игра начинает разваливаться. Если все это было игрой, ему даже не потребовалось много времени, чтобы победить.
В темноте я чувствую, как он смотрит на меня. — Как ты думаешь, кем бы ты была, если бы никогда не встретила меня?
Это нагруженный вопрос с последствиями, которые я не могу игнорировать. Он знает, что изменил меня за то короткое время, что мы знаем друг друга, и он не просто спрашивает, кем, по моему мнению, я была бы, но если бы я хотела этого. Если я буду скучать по более защищенной версии себя, которая существовала до того, как он запутал свои извращенные желания вокруг моего чувства нормальности, до того, как он запачкал меня и извратил меня своими повреждениями и своей тьмой.
Я провожу пальцами по гребням мускулов вдоль его обнаженного торса, предлагая единственный ответ, который кажется правдой. — Это уже не имеет значения.
23
Когда я снова просыпаюсь, в комнате все еще темно. Я вылезаю из кровати так осторожно, как только могу, чтобы не разбудить Картера, затем подхожу к его стороне кровати и поднимаю с пола свою одежду.
Когда прошлой ночью я выскользнула в ванную, я не удосужилась полностью одеться, я просто надел футболку Картера на случай, если кто-нибудь меня увидит. Никто этого не сделал, и я забралась обратно в постель в одном лифчике и трусиках.
Одетая во вчерашнюю мятую одежду, я выскальзываю из спальни и направляюсь в ванную. Поднявшись по лестнице в подвал, я натыкаюсь на мужчину на кухне. Он старше, достаточно похож на Картрайта, так что я предполагаю, что это его отец. Он делает паузу, наливая кофе, чтобы взглянуть на меня, но это не должно быть слишком редким случаем, чтобы в его доме были случайные девушки, потому что он ничуть не выглядит ошеломленным.
— Доброе утро, — дружелюбно произносит он.
— Доброе утро, — бормочу я, заправляя прядь волос за ухо и немного неловко глядя вниз.
Указывая на кофейник, он говорит: — Я приготовил кофе, если хочешь.
— Я в порядке, спасибо. — Я делаю паузу, затем смотрю в сторону ванной. — Я просто собираюсь… — я указываю в этом направлении.
— О, конечно, не обращай на меня внимания, — говорит он, возвращаясь к приготовлению кофе.
Как странно чувствовать себя так комфортно с незнакомцами в вашем доме.
Несмотря на то, что это безнадежно, я делаю все возможное в ванной, чтобы выглядеть презентабельно. Мои длинные светлые волосы спутались, поэтому я расчесываю их пальцами, но они выглядят не намного лучше, чем в начале. На краю раковины стоит тюбик зубной пасты. Поскольку у меня нет зубной щетки, но я также не хочу приветствовать Картера утренним вздохом, я выдавливаю немного на кончик пальца и растираю им зубы и язык. Я наливаю немного воды в бумажный стаканчик с пластиковым покрытием, чтобы сполоснуть его, затем подношу руку ко рту, пытаясь проверить собственное дыхание. Не такая тщательная работа, как хотелось бы, но в зависимости от того, который сейчас час, надеюсь, у меня будет время принять душ и почистить зубы перед школой.
Это напоминает мне, что я понятия не имею, сколько сейчас времени, а школа может начаться в любое время, поэтому я тороплюсь обратно на кухню, чтобы найти свою сумочку. Я нахожу его, но после того, как я в нём порылась, моего телефона нигде нет.
Часы на плите показывают, что у меня есть чуть больше часа до того, как мне нужно будет идти в школу, поэтому я надеваю ремень сумки на плечо и возвращаюсь в подвал.
Должно быть, я разбудила Картера, когда поднималась, потому что, когда я спустилась, он уже одет и сидит на полке с Брианной и Картрайт. Этим утром они снова совсем не похожи на пару, просто на двух друзей.
Картер смотрит на меня, когда я появляюсь в поле зрения. Его темные волосы взлохмачены, и он выглядит немного сонным. Нежность захлестывает меня, прежде чем я успеваю вспомнить, как не решалась полностью принять то, что произошло, как реальность. Думаю сегодня узнаю. А до тех пор, что плохого в том, чтобы надеяться на это?
Даже если это реально, это невероятно временно. Мы проведем вместе несколько месяцев, затем он уедет в Нью-Йорк, и мне будет трудно платить за обучение, хотя это составляет 10% от его стоимости, за которую ему, несомненно, никогда не придется платить.
Я буду очень стараться не ревновать к этому, но, вероятно, у меня ничего не получится.
Когда я подхожу ближе, Картер встает. — Наверное, мне следует отвести тебя домой, чтобы ты могла одеться, — говорит он мне.
— Наверное, — соглашаюсь я. Поскольку его не было в моей сумочке, я спрашиваю: — Ты случайно не видел мой телефон?
Картер лезет в собственный карман и подходит, чтобы передать его мне.
Я вопросительно поднимаю бровь.
Пожимая плечами, он говорит: — Ты оставила его на прилавке вчера вечером. Я схватил его до того, как мы спустились.
— Забавно, могу поклясться, что он был у меня в сумочке, — говорю я ему.
— И я могу поклясться, что ты была белой девочкой, так что тебе, вероятно, не стоит доверять своему собственному описанию событий.