– Я читала, что в этом корпусе ранее располагалась малая сцена Драматического театра, – заметила Ксюша.
– Все верно. – Елизавета наградила девушку такой улыбкой, какую получает старательный ученик на уроке в средней школе. – Это, знаете ли, было очень неспокойное время. Репрессии… И руководство театра тогда как-то оказалось под наблюдением и подозрением. Ну, вы понимаете?
Стас и Ксюша кивнули. Ксюше невольно вспомнился вчерашний разговор с Митькой как раз о тех же временах, подвалах НКВД и площади расстрелов.
– Так вот, – профессионально-жизнерадостно продолжила Елизавета. – Власти оказывали давление на руководство театра, и под филармонию было выделено именно это здание. Хотя это вообще-то было логично. В театре этот корпус называли «певческим». Певучая сцена. Здесь и до филармонии всегда ставили оперы или камерные вокальные выступления. Акустика подходящая.
– То есть ранее, до филармонии, здесь уже были постановки оперы? – уточнил Стас.
– Да, – согласно кивнула Елизавета. – В нашей экспозиции будут представлены все афиши и программки за восемьдесят лет существования филармонии и даже несколько за более ранний период. Спасибо за это коллегам из театра.
– Вот это очень важно, – подхватила Ксюша. – Экспозиция большая, но вы же наверняка знаете ее наизусть. Подскажите, пожалуйста, сколько раз и в какие годы здесь ставили «Снегурочку»?
– Что? – Елизавета как-то нервно дернулась и уставилась на своих посетителей с испугом. – Она разрешила ставить «Снегурочку»?!
– Кто? – не понял Стас.
– Эта… – по лицу Елизаветы стало понятно ее отношение к персоне, о которой шла речь. – Наш новый директор. Зинаида Федоровна. Она же обязана была знать, что этого делать нельзя!
«Охотники» переглянулись.
– Почему? – спросила Ксюша.
– Ох. – Елизавета поправила очки, видимо, пытаясь как-то успокоиться. – Давайте присядем. Я постараюсь объяснить. Так она ставит «Снегурочку»?
– Не совсем, – разъяснила Ксюша, устраиваясь на красивом кресле, обитом традиционным театральным красным бархатом. – На первом концерте на открытии юбилейного фестиваля приглашенная оперная дива Анна Сальникова будет исполнять прощальную арию Снегурочки «Великий царь».
– Но даже этого делать нельзя! – Елизавета заметно нервничала. – Понимаете… Давайте начнем с вашего вопроса. За все восемьдесят лет существования филармонии никто и никогда не ставил «Снегурочку». Даже арии из нее не звучали. Если хотите, можете проверить сами. У нас тут на самом деле есть списки репертуара за все годы.
– Но почему так? – напомнил Стас главный вопрос.
– А вот этого я, к сожалению, не знаю, – было видно, что факт собственной неосведомленности экскурсовода явно огорчает. – Слухов много ходит. Говорят о какой-то мистике. В старых историях мистика есть всегда.
– Вот уж точно, – пробормотал Стас. – Значит, что-то случилось здесь до того, как филармония начала свое существование. Начало истории на певучей сцене.
– Скорее всего, да, – поддержала его Елизавета. – Хотя… Что-то все-таки было. Когда я разбирала документы… Журнал! Вот! По случаю юбилея филармонии в сорок восьмом году хотели также в концерте использовать арию Снегурочки. И тогда что-то произошло. Там в журнале… Руководитель филармонии вел что-то вроде рабочего дневника. И там была вычеркнута эта ария и написано на полях «просто ужас». Но это могло касаться и исполнителя. Возможно, просто та Снегурочка была ужасна в исполнении.
– А откуда набирали исполнителей в те годы? – вдруг поинтересовалась Ксюша.
– В самом начале? – Казалось, Елизавета рада сменить тему. – Конечно, в театральной труппе. Ведь до филармонии кто-то из тех, кто служил в театре, выступал на певучей сцене.
– Значит, – теперь Стас обращался больше к своей напарнице, – нам надо поискать счастья у ваших соседей.
– Да, – легко согласилась сотрудник музея. – Там очень толковый художественный руководитель, Марья Константиновна. Она искренне любит свой театр, просто живет им. Точно сможет вам помочь. И конечно, надо спросить Феликса.
– Феликса? – переспросила Ксюша. – Кто он?
– Он из театральной семьи, – Елизавета тепло улыбалась, рассказывая об этом человеке, было понятно, он ей симпатичен. – Актер в третьем поколении. Сейчас он очень пожилой. Спросите в театре любого, и вам скажут, где Феликс. Его любят все.
6
Полину мало что могло выбить из равновесия. Она всегда была собранна и хладнокровна. За последние месяцы она научилась доверять своим друзьям, научилась ладить с ними, стала веселой и спокойной в их компании. Но друзья были еще и деловыми партнерами, а вот возможность хоть в чем-то подвести команду приводила Полину если не в ужас, то в состояние паники.
Сейчас она пребывала именно в таком состоянии. Конечно, расплакаться было бы глупо. У всех бывают неудачи. Но Полина привыкла, что ее источники информации всегда полезны и результативны. И вдруг…
Она покинула здание библиотеки, зашла в кафе напротив. Заказала кофе, черный, крепкий, и вишневый штрудель. Такие вещи Полина позволяла себе крайне редко, так как всегда была приверженцем здорового питания. А еще Полина распустила надоевший узел на затылке. Теперь ее густые вьющиеся волосы разметались по плечам. Она вспомнила, что Ксюша считала это романтичным и женственным. Ксюша всегда с восторгом отзывалась о волосах Полины. Почему-то сейчас это воспоминание немного успокаивало. И вообще появилось желание просто позвонить Ксюше и… пожаловаться. Но Полина так никогда не поступала. Она была деловитой и собранной. Такой знали и любили ее друзья. А тут…
Полина устало потерла глаза. За четыре часа тщательного вчитывания в пожелтевшие старые газетные листы глаза устали ужасно. Да и голова болела. И все это зря! Но с друзьями все равно говорить придется. Как-то же надо им сообщить результат. Вернее, его отсутствие.
Делать выбор не пришлось. Именно в тот момент, когда Полина все-таки взяла в руки смартфон, решившись позвонить подруге, та в сопровождении Стаса вошла в кафе.
– Ой, – радостно улыбнулась Ксюша, направляясь к столику Полины. – И ты здесь! Сейчас пообедаем – и на репетицию. Сегодня ее на три часа назначили.
– Полина? – Стас нахмурился, глядя на заказ подруги. – Что случилось?
Полина чуть насупилась. Конечно, она привыкла к Стасу, более того, Полина уже точно понимала, что Стас никак не похож на того человека, в которого она была так неудачно влюблена. И все же он иногда ее раздражал. Своей наблюдательностью и заботой. Полина слишком привыкла быть самостоятельной, отвечать за себя. И все-таки он ее друг. Он хочет как лучше…
– У меня пусто, – призналась Полина.
– Девушка! – Стас нашел взглядом официантку, посмотрел вопросительно на Ксюшу, дождался ее утвердительного кивка. – Нам тоже кофе, штрудели и еще по сэндвичу с курицей.
– И один оливье, – подсказала Ксюша.
– Два оливье, – поправил Стас и повернулся к Полине: – Пусто, говоришь? У нас тоже негусто. А ты какой период смотрела?
– С середины девятнадцатого века и до двадцатого года следующего столетия, – Полина сверилась с блокнотом, хотя знала все это наизусть. – В газетах нет никаких данных о происшествии в театре. Хотя там с тысяча восемьсот девяносто восьмого года идут постоянные сообщения о репертуаре театра. И параллельно сообщения о происшествиях в городе. Телега перевернулась, дебош в ресторации и прочее. Наверняка бы про любое странное происшествие в театре написали бы.
– У нас тоже плохие новости, – огорченно поделилась Ксюша в ответ. – За все восемьдесят лет существования филармонии никто и никогда Снегурочку не исполнял. Все знают, что любая постановка этой оперы запрещена, но не знают, почему и с чем это связано.
– Весело, – расстроенно прокомментировала Полина и отрезала кусочек штруделя.
– А чего такие печальные? – удивился Стас, перед которым только что поставили тарелку с сэндвичем. – Я даже не буду говорить всяких глупостей, что отсутствие результата тоже результат. Мы с вами четко ограничили рамки, когда могла произойти таинственная история с возникновением призрака.
– В смысле? – искренне удивилась Ксюша.
– Смотрите, дамы, – начал объяснять им друг. – До этого дня мы примерно могли предположить, что призрак появился в любой период времени с конца девятнадцатого века и до наших дней. Теперь мы знаем, что период его возникновения где-то в рамках от двадцатого до тридцать восьмого года прошлого века. Всего восемнадцать лет! А не сто с хвостиком.
– Ну, если так смотреть, – усмехнулась Ксюша. – То это прогресс!
Полина улыбнулась. Почему-то ее проблема уже не казалась такой страшной. Надо было просто поговорить с друзьями. Вот только усталость осталась. Но все-таки настроение заметно пошло вверх.
– Тебе лучше, сестренка? – заботливо спросил Стас.
– Почти, – важно кивнула Полина, улыбнувшись на это его обращение, которое раньше ее бесило. – Только… Это немного не логично.
– Что именно? – с живым интересом переспросила Ксюша.
– Помните, как описал призрака Владимир? – осведомилась у друзей Полина. – У него будто головной убор был. У привидения. Высокий головной убор. Похоже на цилиндр. Потому я и искала в период до революции. В советское время точно никто такие головные уборы не носил, даже в театр!
Стас и Ксюша переглянулись.
– Ну… – Ксюша пожала плечами и вернулась к еде. – Начнем с того, что мы сами призрака не видели.
– И даже еще не опросили всех, кто его успел увидеть, – подхватил Стас, но уже не так жизнерадостно. – Если все-таки окажется цилиндр… Возможно, этому есть какое-то иное объяснение.
– Или другой головной убор, – подумав, предположила Ксюша. – Я больше доверяю твоим данным, Полина. Никто и никогда нормально разглядеть облик привидения не может.
– В целом да. – Полина верила только фактам, и доводы друзей ее успокоили. – Может, Митька разберется. Пусть в Интернете посмотрит об истории моды.
Друзья согласно кивнули. А Полина с удовольствием принялась за штрудель. Пусть это не здоровое питание, но вкусно!