–Надеюсь, я об этом не пожалею.
Уинтер повеселел, но не улыбнулся:
–Я постараюсь в этот раз не обнажаться.
Если он пытался смутить гостью перед экономкой, то у него не получилось.
–Я пришла сюда только ради безмерной платы за вызов на дом.
–Вы стоите каждого цента. – Уинтер сложил газету. – Есть хотите?
–Не знаю, – честно ответила она. Раньше Аида испытывала голод, но сейчас мозг посылал телу странные сигналы, побуждая хозяйку то ли вывернуть желудок, то ли сбежать. Почему сердце колотится так быстро? Она чувствовала пульсацию крови в висках.
–Грета, оставь нас. Я позвоню, когда мы захотим поесть. – Уинтер выпроводил экономку, бросил сложенную газету и встал.
Аида вдруг вспомнила, какой он огромный, и осмотрела его с ног до головы вблизи: накрахмаленная белая рубашка, черный в серебристую полоску галстук, серый в такую же полоску жилет, к которому крепилась золотая цепочка карманных часов, черные туфли. Угольно-черные сшитые по фигуре брюки без защипов почти неприлично облегали бедра. Гостье это понравилось.
–Вы, похоже… – Огромный. Красивый. Устрашающий. -…Выздоровели.
–Я чувствую себя намного лучше. Вы же не собираетесь выбежать за дверь? Или испугались, что Грета не присмотрит за вашим пальто?
–Она не предложила его взять.
–Раз она не выполнила свои обязанности, позвольте мне, – произнес Уинтер, словно делая большое одолжение, и нетерпеливо повелевающе махнул рукой, но Аида заметила любопытство под маской, казалось бы, скучающих полуприкрытых глаз.
Она поставила сумку на маленький столик у двери и расстегнула пальто, а стоило начать его снимать – мистер Магнуссон приблизился. И сразу несколько мыслей заполнило сознание. Во-первых, хозяин дома пах накрахмаленным бельем. Во-вторых, золотой слиток, который соединял края его воротника под узлом шейного платка, был украшен маленькими морскими компасами. И в-третьих… он что, заглянул в ее декольте? Определенно.
Эта догадка как-то странно подействовала на желудок Аиды. Она полагала, что привлекательна, по крайней мере, теперь. Вот в детстве ее дразнили из-за большого количества веснушек. Да и сейчас подавляющее большинство мужчин смотрели на нее с легким интересом, а затем обращали внимание на дам с безупречной кожей. Но иногда встречались представители сильного пола, которым нравились веснушки.
Может, Уинтер один из таких.
Считал ли он ее просто несущественной диковинкой или кем-то большим? Возможно, он вообще на любую грудь внимание обращает. Аида подняла пальто между ними.
–И как вам вид сверху?
–Не так четко, как вы видели меня той ночью.
–Если честно, не думаю, будто что-то может быть четче того зрелища.
Уинтер забрал пальто.
–Но вы определенно не возражали.
–Не возражала.
Вообще-то Аида хотела задать вопрос, но в итоге подтвердила замечание бутлегера. Тот, кажется, удивился не меньше нее, однако промолчал. Разумеется, он знал, какое прекрасное у него тело, возможно, слышал об этом постоянно. Уинтер повесил пальто и, не касаясь, простер руку за спиной гостьи, провожая ее дальше в кабинет.
Они обошли шкафы посреди комнаты и столкнулись нос к носу с головой дракона, а точнее, с шеей и головой. В стеклянной витрине стояла деревянная фигурка ростом с Аиду. Статуя с открытым ртом и острыми зубами.
–Это Драке[9], – сказал Уинтер, сунув руки в карманы. – С носа ладьи викингов XII века.
–Значит, вы родом из Скандинавии?
–Из Швеции. Мои родители эмигрировали в Америку, когда мама была беременна мной.
–Тяжелое путешествие для женщины в положении.
Он чуть наморщил лоб. От тоски или, может, чувства вины.
–Она настояла на переезде, чтобы дать мне лучшую жизнь. Мои брат и сестра родились уже здесь.
Аида обошла дракона, глядя на него через стекло. Грубая работа, да и дерево уже потрескалось и расщепилось.
–Разве ему не место в музее?
–Возможно. Если понадобятся деньги, я могу его продать. Драке стоит дороже всего чертова дома. Одна из первых вещей, которые перевез сюда отец после того, как получил первую прибыль от бутлегерства. Мой дядя – археолог. Сейчас они с моим младшим братом на раскопках в Каире.
–Правда? Как волнующе! Надеюсь, он не откроет какую-нибудь проклятую гробницу.
–Мой брат может вляпаться куда угодно, но всегда выберется.
Аида рассмеялась.
Уинтер плавно приблизился, положил ладонь на крышку стеклянной витрины над ее головой и забарабанил пальцами по поверхности. Высокий рост позволял устанавливать негласное господство, если человек понимал эту силу – а Уинтер понимал. Он возвышался над гостьей так, что той пришлось поднять голову и чуть отклониться, чтобы посмотреть ему в глаза. Бутлегер заговорил низким, почти расслабленным голосом, словно делился сплетнями, тем самым завлекая ее в свою паутину:
–Дядя Якоб нашел фигуру дракона несколько лет назад. Вообще-то, даже три: одну он отдал властям, вторую оставил себе, а Драке подарил моему отцу.
–Тяга к преступлению – это у вас семейное.
Уинтер фыркнул:
–Дядя обожает переправлять артефакты с черного рынка, а у отца всегда были лодки. Вот поэтому он и занялся бутлегерством.
–Бо говорил, что ваш отец был рыбаком.
–В основном промышлял крабами и лососем. Я продал бо́льшую часть рыбацких лодок и купил специальные суда для перевозки контрабанды и парочку больших новых моторных катеров, которые ходят до Канады. Но я оставил краболовы.
–Вы все еще ловите крабов?
–Я на них неплохо зарабатываю, к тому же это законное прикрытие для доставок выпивки.
Аида отошла от Уинтера, чтобы полюбоваться видом из многочисленных окон.
–О, какая красота. Могу поспорить, в ясную погоду отсюда город как на ладони.
Низкий голос хозяина дома раздался ближе, чем она ожидала. Он указал поверх ее плеча:
–Отсюда видно Рыбацкую пристань и остров Алькатрас. Если бы не туман над заливом, то мы бы различили северную границу Президио, где собираются построить висячий мост от Золотых ворот до округа Марин. Вы о нем слышали?
–Нет.
–Он будет самым длинным в мире, если, конечно, соберут средства, чтобы соорудить эту проклятую штуковину.
–Впечатляет.
Они минуту смотрели на крыши, пока Уинтер снова не заговорил:
–Велма сообщила, что ваш контракт с «Гри-гри» истекает в июле. Что вы делаете? Просто переезжаете с места на место, работая в клубах?
–Иногда в театрах, но «тихие» бары лучше платят. Я работала в шести таких за последние пару лет на всем Восточном побережье. Впервые с детства приехала на Западное. Вообще-то я родом из этих мест: мои родители погибли в Великом пожаре.
–Мне жаль.
–Мне было лишь семь, так что я мало что помню. Наша квартира не пострадала от землетрясения, но взорвалась газовая труба, и дом рухнул. Пытаясь бежать, мы разделились. Кто-то из соседей вытащил меня, но родители не выбрались. По сей день у меня боязнь огня.
–Понятно. Мне было девять, когда это произошло, но я все еще вижу сны о горящем городе.
Боже, она тоже.
–А что случилось с вами после пожара?
–Меня поместили во временный лагерь, а потом в приют. Я сменила три семьи, пока через полгода не попала к Лейнам. Они переехали на Восточное побережье, взяв меня с собой. – Аида выглянула из окна. – У меня почти не осталось воспоминаний о жизни до землетрясения, так что я даже представить не могла, как здесь красиво. Жаль. Если мне тут понравится, я же не захочу уезжать.
–И как вам живется с постоянными переездами? Вы путешествуете с кем-то?
–Нет, одна.
На его лбу появились две морщинки.
–Одинокой женщине небезопасно ездить по стране.
«Эх, если бы мне давали пенни каждый раз, когда сообщают что-то подобное».
–Я отлично справляюсь.
–Но вам же одиноко.
Иногда ей действительно было ужасно одиноко. Но Аида делала все, чтобы выжить, и не стеснялась, а гордилась своей независимостью. «Если надеяться только на себя, то не так много поводов для разочарования», – повторял Сэм. По привычке она дотронулась до кулона, висящего у сердца.
–Я живу настоящим, а не прошлым или будущим, – пояснила Аида. Еще одна мантра Сэма. – Но если вам так важно, я предпочитаю проводить частные сеансы, а не работать на сцене. Денег больше, а усилий меньше. Однако нужно время набрать клиентов…
Ее рассуждения прервал громкий звонок.
–Подождите минутку, – извинился Уинтер и пошел ответить по телефону.
Аида почувствовала облегчение, что допрос о выборе ремесла прерван. В общем-то, Магнуссона это не касается. Она уже и так сказала больше, чем следует. Дурная привычка не следить за языком.
Пока Уинтер тихо разговаривал по телефону, Аида отошла от окон и осмотрелась, разглядывая корешки книг на полках, судя по названиям, в основном по коммерции и рыбалке. Тут ее взгляд остановился на паре альбомов на столе у лампы. Для газетных вырезок? Фотографий?
Кожаный переплет скрипнул, когда Аида открыла верхний. Не фотографии, а открытки, прикрепленные к страницам клейкими уголками. Почтовые открытки из Каира, Франции – Эйфелева башня, Триумфальная Арка, Лувр. Две французские горничные в одних только фартуках. Девушка, падающая с велосипеда, так, что юбка задралась и показались спущенные чулки. Женщина на диване, раздвинув ноги, читает французский перевод «Улисса»…
Боже праведный!
Множество эротических открыток. Аида глянула в сторону Уинтера. Тот молча слушал собеседника, расхаживая взад-вперед возле камина. Замер, поправил подсвечник, двинулся дальше. Черный провод полз позади, словно змея.
Аида поспешно перелистала страницы, содержание которых становились все хуже – или лучше, смотря как к этому относиться. Одетый мужчина, целующий голую женщину, сидящую у него на коленях. Мужчина, ласкающий женщину под блузкой.
Добравшись почти до конца, Аида остановилась на странице, где в центре крепилась только одна открытка – не фотография, а цветной рисунок. На нем обнаженная женщина с короткой стрижкой «боб» сидела на коленях голого мужчины, лежащего на куче подушек. Член был неправдоподобно огромным, художник даже сумел добавить удивительно много подробностей: вены, неровности и волоски. Пенис входил в лоно партнерши, которая скакала на нем, приоткрыв рот в экстазе.