– По голосу судя, вы опять взвинчиваетесь, – отозвалась я беззаботно. – Каждый справляется с горем по-своему. Не трудитесь опять звонить с извинениями, я вас заранее прощаю…
– Мне известно, что она все еще у вас.
Я хмыкнула:
– Не знаю, чего вы добиваетесь, но это и цирк-то не мой, и обезьянки не мои[17].
– О, будь уверена, цирк это твой. Только попробуй и дальше под ногами путаться. Я из тебя обезьяну сделаю. Сбереги себе кучу времени и избавься от многих бед – перешли мне Майклово письмо. Адрес я тебе дам.
– Окей, – говорю, – дай только карандаш возьму или еще что, чем записать. – Опустила телефон, посчитала до пяти и вновь поднесла его к уху: – Диктуй.
– М. Паррис, Шестая авеню, 89… – Пока она говорит, я вбиваю адрес в интерактивную карту, увеличиваю ее, затем жму на «показать улицу». – Повторите, пожалуйста, сказанное мною, чтоб быть в полной уверенности, что вы записали правильно. – Теперь она старается изо всех сил не проявлять нетерпения.
– Не буду, – возразила я. – На изображении улицы на Шестой авеню нет ничего, кроме складов и гаражей.
– Умной себя считаешь? – рявкнула она. – Мы тоже гуглить умеем. У нас есть номер твоего телефона, и мы знаем, что ты в Лондоне. Хочешь цирка? Что ж, цирк въезжает в город, и когда мы с тобой покончим…
Я дала отбой и отключила телефон. Потом уселась, уставившись на пустой экран и раздумывая, аккумулятор ли мне вынуть или симку пополам разломить, как в кино показывают.
Нет, я должна включить телефон и позвонить в полицию. Еще лучше: отнести это попавшее не по адресу почтовое отправление в ближайший полицейский участок и сделать заявление. Потянулась за конвертом и замерла. «Господин полицейский, я хочу заявить, что мне на телефон позвонила какая-то женщина и угрожала устроить мне цирк».
Сама расхохоталась. Вот и говори тут про безумные речи, когда у тебя рак. Кстати об этом: «Да, господин полицейский, мне сегодня поставили диагноз. Года два, сказали. Да, мне предстоит химия, но пока терапия еще не началась. Боюсь ли я? Если честно, то думаю, что по-настоящему еще не осознала этого. Сочла бы я, что я в шоке? Нет, не совсем. Что принимаю? Ибупрофен и антиоксиданты. Ах, вы имели в виду наркотики…»
И это – если предположить, что они станут так долго возиться со мной.
Я снова взяла карточку. «Клуб Вечности». Номер 47. Взгляд мой упал на листок из гостиничного блокнота:
«Стелла» – 47
СРЕДЫ
18–00
Перевела взгляд на экран ноутбука, просто чтоб убедиться. Ну-да, было почти два часа дня, среда. Может, это было самым безумным дерьмом, какое мне за всю жизнь в голову приходило, но я не могла поверить, будто это все – простое совпадение.
Как и любая другая, я способна с чем-то перемудрить. Большую часть взрослой жизни прожила, анализируя сведения для страховых компаний, пока преждевременно не ушла на пенсию. Первое свое столкновение с раком восприняла как сигнал побудки: вы ж понимаете, время обонять аромат роз. Думаю, с этим я не перемудрила. Вообще-то я бы отметила, что я – дама основательная, но без фанатизма… обычно.
Но сегодня день не совсем обычный. За всю жизнь никто мне не угрожал – ни по телефону, ни в глаза, никак. Даже когда мы развелись с отцом моего сына, большой драмы не случилось. Страсти порой закипали, но не до того, чтоб цирковые метафоры в ход пошли.
От раздумий таких мне стало не до смеха. Я выхватила лупу из ящика со столовым серебром (окей, а вы свою где держите?) и рассмотрела черную карточку, которая явно была в центре этой истории. На лицевой стороне действительно ничего не было, кроме нескольких царапин. Отпечатки пальцев – наконец осенило меня. Слишком поздно, чтоб от этого хоть какая-то польза была: разумеется, я карточку порядком захватала. И вправду, из меня был бы никудышный детектив.
При всем при том, однако, до меня дошло еще кое-что. Я жила в Соединенном Королевстве уже двадцать лет – достаточно долго, чтобы обращать внимание, каков акцент у говорящего, британский или североамериканский. Все настолько привычно, что это само собой происходит. Именно потому у меня сразу и не отложилось, что так называемая дочь Майкла Парриса была из Массачусетса. Сразу я не заметила этого потому, что сама выросла в Массачусетсе.
Еще одно доказательство в пользу того, что это не совпадение?
Вопрос, что делать (если мне следовало что-то делать), оставался. Потом взгляд мой вновь упал на листок гостиничной почтовой бумаги, и я поняла, что на самом деле уже решила, что делать.
– Ну, – обратилась я к интернетному поисковику, притянув к себе ноутбук, – теперь не подведи меня.
Минуту спустя я уже пеной исходила, продираясь сквозь множество ссылок на церковные приходы и общества. Когда сама не религиозна, то тебе и в голову не приходит, что слова вроде «вечный» вызывают у некоторых людей желание помолиться.
Так не стоило ли мне использовать это как подсказку? Поскольку мы собирали то, что не попадало в разряд совпадений, и мне было сказано то, что было сказано.
Я не пожалела времени вникнуть и решила, что нет ничего даже отдаленно литургического ни в этой карточке, ни в подвешенном к ней пропуске, ни в двух листочках бумаги, их сопровождающих. Все «клубы вечности» на экране моего ноутбука были общностями людей. А у этого «Клуба Вечности» имелись гостевые номера, и было их, по меньшей мере, сорок семь, а может, даже и больше.
Все поисковики выдали мне одни и те же результаты. Расстроенная, я вернулась на свою домашнюю страницу, просто чтоб увидеть нечто иное, нежели перечень молитвенных сообществ. Я улыбнулась забавному зверьку дня, но походя, бездумно. Может, подумалось, измени я фон на цвет посветлее, так это и духу бы мне прибавило? Но когда я уж было двинула курсор, то заметила кое-что, чем пользовалась столько раз, что со счету собьешься.
Щелкнула на квадратик под указателем «Поиск того, чем заняться в Лондоне сегодня/вечером» и впечатала: «Клуб Вечности». То, что появилось на экране, не продержалось и пяти секунд, после чего выскочило: «404: страница не найдена». Но это было не важно. Мне и этого хватило, чтобы разглядеть, что адрес – в Сохо. Неудивительно: там обитало большинство закрытых клубов.
Я сунула ноутбук и – немного подумав – провод подключения к сети в сумку, что носила на плече, убедилась, что все окна в доме закрыты, и вышла на улицу. Тим все еще возился в садике. Подумала было попросить его дать знать, если появятся разыскивающие меня гневные чужаки, потом решила не делать этого. Я ж должна была бы как-то объяснить свою просьбу, а я не люблю глупого вранья, а тут и того хуже: правда звучала бы как глупое вранье. Так я просто постаралась придать себе занятой вид и поспешила на автобусную остановку.
Но поскольку спешить, по правде, было некуда, я села на 29-й автобус, шедший в сторону центрального Лондона. В зависимости от времени суток поездка от места моего обитания до границ Сохо могла занять где-то от сорока минут до поболее часа. Я села на верхней площадке и смотрела в окно, ни к чему особо не приглядываясь. И потом безо всякой на то причины вдруг вспомнила, что не позвонила в ответ своей медсестре из Макмиллана.
Выудила из кармана телефон и снова включила его. Как только я это сделала, телефон зазвонил и высветился номер… Не принимать? Нет, фальшивая дочь Майкла Парриса уже, наверное, с дюжину сообщений закинула мне на голосовую почту. Может, мне удастся отделаться от нее раз и навсегда.
– Что-о, – протянула, стараясь изобразить голосом и скуку, и задиристость.
– Слушай, ты удерживаешь собственность, которая попросту тебе не принадлежит, – заговорила она, изо всех сил изображая человека здравомыслящего. – Представь, у меня оказалось бы что-то, что принадлежало бы тебе. Разве ты не захотела бы получить это обратно?
– Не знаю у себя ничего, что принадлежало бы тебе, – говорю. – Я даже имени твоего не знаю. Твоего настоящего имени, – прибавила я, когда она принялась что-то говорить.
– Микаэла. Друзья зовут меня Майк. – Я уловила очень легкое замешательство между первыми двумя словами. Может, это ничего и не значило, а может, она примолкла, подумав о чем-то, связанном с кличкой Майк.
– Отличный проход, – похвалила я ее и дала отбой.
Тут же набрала номер своей медсестры из Макмиллана. Естественно, попала на ее автоответчик. Оставила сообщение. Только успела кнопку отбоя нажать, как телефон опять зазвонил.
– Что это с тобой? – требовательно спросила она, прежде чем я хотя бы «алло» произнести успела. – Для тебя эта карточка ничего не значит. Ты не можешь ни на что ее употребить.
– А ты можешь? – говорю. Она запнулась и стала заикаться. – Расскажи мне, зачем она, и я подумаю об отправке ее тебе.
– Она… это конфиденциально, – сказала она. – Я не вправе разглашать эту информацию. Ты не… это не…
– Окей, давай попробуем что полегче, – говорю. – Кто такая Карен?
– Ну почему ты такая засранка? – допытывалась она.
Я дала отбой – не потому, что почувствовала себя оскорбленной, а потому, что вопрос был хорош, и у меня не было на него ответа.
Я отключила телефон: хотелось подумать, чтоб не беспокоили. Почему я такая засранка?
Не долго пришлось ждать, пока явился ответ: рак, разумеется. А это – странный такой маленький эпизод, в котором я случайно обрела некую меру самообладания, и это не имело совершенно никакого отношения к раку или моей внезапно укороченной в перспективе продолжительности жизни.
Окей, я перекладывала боль со своей головы на чью-то другую. Но это послужит ей уроком: она врала, говоря, кто она такая, чтобы наложить лапу на письмо покойного Майкла Парриса. И не будем забывать: она мне угрожала. Пусть и цирком, но все же. Могла бы вместо этого предложить мне вознаграждение. Сто фунтов (и даже всего пятьдесят) – и я бы отправила ей этот чертов конверт вечерней почтой.
Ну… после того, как выяснила бы, что представляет собой «Клуб Вечности». И это зависело бы от того, что он собой представляет.