Когда отец вернулся из города, я не преминула показать ему письмо.
– Оно пришло, пока тебя не было, – сказала я.
Отец притих на минутку, поднял письмо с коврика, потом перевернул, взглянув на оборот.
– Не понимаю, почему они приходят и приходят, – сказал он.
– Полагаю, у кого-то неверный адрес.
Отец взял письмо с собой на службу. Больше я письма не видела, и, насколько мне известно, больше их не было. Прошла неделя, затем две, затем я перестала думать об этом.
Помню, лет десять назад, когда я впервые купила компьютер, то искала «Люси Дэвис» в Интернете. Ответов были миллионы, конечно. Имя это распространенное.
Прежним владельцем квартиры был некий д-р Аусуэйт. Он, выйдя в отставку, уехал на юг, поближе к своей дочери, и могу только предполагать, что, как и большинство менявших местожительство в те времена, он воспользовался услугой почты при отправке корреспонденции по новому адресу. В первые шесть месяцев владения этой квартирой я вовсе не получала отправлений с неверным адресом. Потом, в течение года или около того, получала непонятную макулатуру, адресованную Д. Аусуэйту, или Дэвиду Аусуэйту, или д-ру Д. А. Аусуэйту: рекламки кредитных карточек в основном, а один раз каталог обуви. Да, еще я получила письмо, адресованное его дочери, Соне Аусуэйт. Письмо имело официальный вид, так что я отправила его дальше. В пересылке рекламок кредитных карточек я смысла не видела, как и обувного каталога, так что поступила, как поступает большинство людей: выбросила их.
Д-р Аусуэйт жил здесь десять лет и восемь месяцев. Знаю об этом потому, что, въехав, он поменял проводку и получил по завершении работы датированный сертификат-гарантию, который мне переслал мой поверенный в делах. Вот почему, когда приходило письмо, в адресе которого не указывался доктор, я знала: либо у отправителей был совершенно перепутанный адрес, либо они хватались за соломинку.
Это письмо предназначалось некоей Селене Руан, но я знала, что такая не живет здесь уже больше десяти лет, если вообще жила.
Фамилия, Руан, была необычной. На письме стоял манчестерский штамп, но обратного адреса не было, так что мне следовало либо вскрыть его, либо выбросить. Как-то неудобно было выбрасывать письмо, которое явно не принадлежало макулатурной почте. Если его вскрыть, рассудила я, то, может быть, найдется обратный адрес или иной какой ключ к тому, куда переслать письмо, обратно ли отправителю или предполагавшемуся получателю.
Конверт был коричневым, стандарта А5, в таких отправляют обратно налоговые декларации или иную казенщину, клапан у них держится на таком клее, что легко отходит безо всякого отпаривания. Я отлепила его осторожненько, не порвав. Внутри был еще один конверт, на этот раз длинный белый, сложенный с одного конца и слегка запачканный. Он также был адресован Селене Руан, но на другой адрес, в Лимм, деревушку возле Уоррингтона. Надпись на конверте была сделана черной шариковой ручкой, буквы набегали одна на другую в беспорядке, о таком иногда говорят: сумасшедший профессор писал. Адрес на коричневом конверте был написан раздельными ровными прописными буквами.
На белом конверте действительно значился обратный адрес, как я и надеялась: Р. Руан, вручить через палату «Терн», Дом Томаса Уолси, Бланчфорт-Роуд, Манчестер. Невозможность такого я поняла сразу: этого самого Дома Уолси давно нет, закрыли, а был он одной из последних уцелевших психиатрических лечебниц в этих местах, в прессе немало порицающего говорилось по поводу ее закрытия.
Как давно это было, если точно? Восемь лет? Девять? Я глянула на почтовый штемпель: впервые письмо было отправлено в 1997 году, более десяти лет назад. Неудивительно, что у него запачканный вид. Где оно пропадало все это время? Мне пришло в голову: что бы ни содержалось в письме, логика подсказывает, что срок его прочтения миновал давным-давно. Никакого вреда не будет, если уничтожить его… И все ж я понимала, что сделать этого не смогу, пока не увижу, что там внутри.
Я его распечатала, подержав над паром, когда письмо обтрепалось, эта процедура всегда требует ловкости, чтоб проделать все чисто. Я понимала, что это значения не имеет (в самом деле, кто вообще прознает, что я хотя бы получила это письмо?), однако старые привычки отмирают с трудом. Внутри конверта был единственный белый лист линованной бумаги – судя по всему, вырванный из блокнота с пружинным скреплением, сложенный втрое, чтобы, как оказалось, прикрыть фотографию. Меня дрожь пробрала от дурного предчувствия, страха даже: все это так походило на затею с Люси Дэвис (даром что на фото изображался не ребенок, а пейзаж). Размытый черно-белый снимок вроде бы озера – или широкого простора воды – с грядой низких холмов на заднем плане. Небо было затянуто облаками почти одного цвета с водой. Вид в целом был мрачный, все будто дождем пропитано, он напомнил мне турпоход в каникулы, в который я ходила, когда училась в школе в Норталлертоне. Нас было по четверо в каждой палатке, а лило беспрерывно почти всю неделю. Кто, скажите на милость, водит детей в походы по Йоркширу в ноябре?
Изображение было до того нечетким, что различить хоть одну деталь было невозможно. На листе имелась краткая записка – почерк тот же, что и на конверте:
«Селена, вот это место, по-моему, в точности совпадает с описанием в дневнике Аманды. Понимаю, тебе это трудно, и твоей маме тоже, но мне нужно знать правду. Иначе, кажется, все лишено смысла, а это, во всяком случае, хоть что-то, чтобы двинуться дальше. Дам тебе знать, если найду что-нибудь еще. Не захочешь ли ты хотя бы подумать о том, чтоб навестить меня? Я и правда скучаю по тебе, ты же знаешь.
Со всей любовью – папа».
Я почувствовала себя виноватой, скажу честно. Письмо было до того отчаянно личным, предназначено для чтения только получателем – и никем другим. Теперь я знала о том, о чем знать не имела никакого права, даром что ничто из этого не имело для меня смысла. Кто такая Аманда и почему отец Селены читал ее дневник?
Вспомнилось, какие чувства вызывали во мне письма Люси Дэвис: каждый раз после их прочтения я становилась частью ее истории. То же самое чувствовала я и сейчас.
Ни один из моих учителей никогда не считал меня наделенной воображением, во всяком случае, такого словосочетания никогда не попадалось в школьных характеристиках. У меня такое чувство, что большинство из них видели во мне до скуки взрослую девочку, никогда не блиставшую, но и не простушку, не совсем послушную, но управляемую. Однако вот вам эти армейские детки: все наглухо в себе, никаких хвостов не торчит, потому как каждый армейский ребенок знает, что торчащий хвост убить может.
Это письмо было торчащим хвостом. Чьим-то еще хвостом. Я аккуратно обернула фотографию листом и вложила их обратно в конверт. Потом вновь поместила белый конверт внутрь коричневого. Видя, что все улеглось на свои места, испытала облегчение. Во всяком случае, стала способна судить объективно. Заинтересовала фамилия – Руан. Носителей ее могло быть великое множество, думала я, даже в городе такой величины, как Манчестер.
На деле оказалась всего одна: Руан Селена, Чорлтон, Карферри-Роуд, 145. Я сверила адрес по интернет-карте и обнаружила, что дом Селены стоит в ряду небольших стандартных викторианских домиков, выходящих прямо на улицу напротив парка. Карферри-Роуд находилась в двадцати минутах ходьбы (самое большее – получаса), в пяти минутах на автобусе.
Я могла бы избавиться от письма уже сегодня, если б захотела. Всего-то и дел: наклеить бумажку с другим адресом и опустить в почтовый ящик. Могла даже вложить первоначальное письмо в новый конверт и его отправить. Тогда Селена Руан скорее всего решит, что письмо переправлено прямо из Лимма. Если и заподозрит, что его вскрывали, то винить в том станет людей из Лимма, а не меня. Не то чтобы ей было известно о моем существовании, но все же.
Впасть в паранойю легко. Всего-то и требуется одно крохотное семечко: вскрыть не тебе адресованный конверт, к примеру. Я выискала в Интернете Селену Руан, поскольку любопытство разбирало и поскольку на компьютере у меня все еще была открыта страничка с результатом поиска улицы, на которой она жила. То был жест спонтанный, необдуманный, в ответ на который я вполне могла ждать шквала ненужных результатов, как случилось, когда я Люси Дэвис в Интернете разыскивала, а наткнулась вместо этого на пропавшую девушку. Аманда Руан, как оказалось, была сестрой Селены. И числилась пропавшей с лета 1994 года, когда ей было семнадцать лет. Что делало ее моей сверстницей. В 1994 году я жила на Кипре, училась по программе «А-уровень»[45], скрыто волновалась за исход поступления в университет и впервые в своей жизни была лишена возможности надежно положиться на свое ненадежное положение армейского дитяти. Если бы мне были противны люди в моем студенческом общежитии, то пришлось бы как-то справиться с этим, поскольку все равно пришлось бы иметь с ними дело. Я не очень-то читала британскую прессу, или вообще какую-то прессу, коли на то пошло, уж, конечно же, не настолько, чтобы заметить статью про девушку, пропавшую без вести, из деревушки возле Манчестера. Я даже и в Манчестере-то не была ни разу – в ту пору не была.
Полиция ударилась в обширные поиски, задержали двух главных подозреваемых; позже обоих отпустили без предъявления обвинения. Ни тела, ни требования выкупа – ничего. Я вызывала на экран компьютера столько статей, сколько могла отыскать, что даже не приближало к тому их количеству, которое появлялось в то время. Большинство газет перешло на освещение событий в реальном времени лишь в середине 1990-х, и даже сейчас их онлайновые архивы далеко не заполнены. В Википедии (в статье об известных невыясненных случаях исчезновения людей) появилось краткое изложение дела Аманды Руан, еще несколько раз об этом упомянули на сайтах, посвященных похищениям людей инопланетянами и менее запятнанным серийным убийцам («Была ли Аманда Руан похищена НЛО?», «Была ли она неопознанной четвертой жертвой Мясника-из-Парикмахерской?»), однако, помимо этого, выпало множество перепечаток заметки в Википедии и случайных упоминаний как события 1994 года в разного рода подборках «это случилось тогда». Если бы теперь мне понадобилось что-то вроде описания по дням и неделям, в котором можно было почитать про любое дело о пропавших людях, то пришлось бы отправляться в Манчестерский архив СМИ и просмотреть с десяток тонн микропленок.