Людское море расступилось, и я шагнул на проезжую часть.
Врачи сообщили, что мне повезло (без трепа), а в полиции известили, что, по показаниям свидетелей, раздался короткий взвизг мотоциклетного свистка. Да, он и мне по ушам тоже вдарил. Есть мотоциклисты, которые используют свисток в качестве сигнала, но таких немного. Мотоциклист не остановился – это я его остановил, но он опять уселся в седло и укатил прочь. В полиции заявили, что надеются поискать поврежденный мотоцикл, и тогда им будут легче поймать седока, но я решил, что либо в них говорит доброта, либо они попросту издеваются.
Как-то я умудрился ничего у себя не сломать. Даже на телефоне моем всего лишь маленькая трещинка появилась на глазке фотокамеры. Имелись, однако, рваные раны, плечевой вывих и, возможно, сотрясение мозга. Меня уложили на обследование. Был упомянут отзыв психиатра. Я спросил, не потому ли, что я настаивал на том, что видел ангелов, поскольку я имел в виду только бетонные столбики – последнее, что помню: перевернувшимися до того, как все покрыла тьма. Мне сообщили, что оттого, что я вышел на дорогу прямо перед автобусом. Автобус катил на расстоянии двух машин от меня, но все-таки.
Я попросил связаться с Джейн, но ее не смогли разыскать. Сказали, что номер не отвечает. Я ответил, что мне моя работа нужна, не мог бы кто сходить в дом моей подружки и взять ноутбук. Мне ответили, что, возможно, раздобудут зарядное устройство для айфона.
Я послал Иэну сообщение с предложением встретиться. Сообщил, где меня найти. Ответа я не ждал – и не получил. Я воспользовался своим свежезаряженным телефоном, чтобы еще раз и повнимательнее разобраться с «Географией», и вышел на форум коллекционеров и любителей географических карт, на котором какой-то пользователь задал вопрос о недатированной карте, а в одном из ответов сообщалось, что «География» если и датировала свои карты, то делала это кодом. Код требовал пронумеровать буквы в слове «КАМБЕРЛЕНД» от одного до десяти. Так, если вы понимаете, к примеру, буквы М.РМ в левом нижнем углу карты означали март 1963 года.
Это побудило меня подумать (времени подумать у меня было полно), я вновь взглянул на послание Иэна, что силился разгадать как раз перед тем, как ступить на проезжую часть улицы.
ДЛ-ККК
Я еще раз проверил в Интернете и решил, что Иэн, наверное, не побеспокоил меня известием о существовании некоего «Детройт-Лэйкс: коммьюнити и клуб культуры».
Зато, применив код «КАМБЕРЛЕНД» в обратном порядке, получил 107–111, а когда посмотрел дома 107–111 по Флит-стрит, то выяснил, что служебные конторы дома № 111 на деле являются служебными конторами домов 107–111, и, не глядя, понял, что войти туда можно через ничем не примечательную дверь дома № 107.
И еще одно я выяснил с помощью своего телефона: Джо умер от субарахноидального кровоизлияния[59]. Того редкостного случая, о каком и не помышляешь.
В прихожей Джейн скопилась куча почты. Некоторые письма отбросило к стене, когда я открыл входную дверь. В квартире было холодно, молоко в холодильнике свернулось. Я врубил водонагреватель и приготовил себе зеленого чаю.
Извлек из спальни ноутбук, повременив немного, проверяя, на месте ли манекенная Джейн. На ней по-прежнему было серое платье из модного бутика. Парик малость скособочился – в который раз. Поправив его, я улыбнулся. Открыл гардероб Джейн. Все как будто нормально. Верхние ящики комода на площадке все еще были забиты кофточками, майками, колготками и нижним бельем.
Я потерял массу времени. Редактировал не покладая рук. Почувствовав приближение головной боли, глотал пригоршню таблеток и продолжал работать. Все таинства Иэна я оставил неразрешенными и – в духе картографов, которые намеренно вносят ошибки в свои карты, чтоб подловить плагиаторов, – допустил троякое написание одного конкретного термина: «литподенщик», «лит-подёнщик» и, наконец, правильное – «литературный поденщик».
Скинул по почте отредактированную рукопись печатникам, и те через пять минут ответили, интересуясь, долго ли я буду тянуть с обложкой. Я отправил им рекламку, сочиненную мною несколькими неделями раньше и дожидавшуюся одобрения Иэна. Да черт с ним!
Печатники опять мне ответили: «Ждем только цитаты на обложку». И вот что я им отправил: «Эта призрачная повесть о смерти, неуемном желании и заблуждении заставит вас гадать и догадываться до самого конца… и после. – Джо Кросс».
Я закрыл ноутбук, встал и потянулся, что было промашкой. Плечо мое все еще болело. В трубах и радиаторах раздавались ободряющие звуки, но в квартире, похоже, не делалось теплее. Я набрал номер Джейн, но в ответ даже гудка не раздалось. Я прошел в прихожую, сгреб в охапку всю почту и понес ее обратно наверх. Занес всю кипу в спальню Джейн и сбросил на одну сторону постели. Сам улегся на другой.
Повернулся на бок и приподнялся на локте.
– По-моему, лишь мы с тобой теперь и остались, Джейн, – вздохнул я.
Ее стеклянные глаза сверкнули отсветом от окна.
– Может быть, – кивнул я. – Может, ты и права.
Я поворошил кучу писем. Писем для неприкаянных людей.
– Может быть, найдется здесь что-нибудь и для меня, – сказал я.
Анджела Слэттер
Анджела Слэттер удостоена Мировой премии фэнтези, пяти австралийских премий «Ауреалис» за произведения фантастических жанров, она единственная из австралийцев, получившая Британскую премию фэнтези. Выпустила в свет шесть сборников рассказов – в том числе Sourdough & Other Stories («Закваска и другие рассказы»), The Bitterwood Bible and Other Recountings («Биттервудская Библия и другие повествования»), получила степень доктора философии, писательскую стипендию Квинсленда, ведет работу независимого редактора и временами обучает писательскому мастерству. Ее повести «О скорби и таком («Tor.com»)» и «Потрошитель» (включены в «Ужасологию» издательства «Джо Флетчер букс») были напечатаны в 2015 году, то же издательство выпустит в свет ее первый роман, Vigil («Бдение»), и собирается издать его продолжение, Corpselight («Трупный свет»).
Она пишет в блогах обо всем блестящем, что привлекает ее взгляд, в www.angelaslatter.com , а найти ее можно в Твиттере по @AngelaSlatter.
«Должна признать, что, когда Конрад спросил, не смогу ли я написать что-нибудь для «Неприкаянных писем», он застал меня в идеально подходящее время. Я только что осознала, что посылка с парой довольно дорогих серег, которую я отправила в подарок лучшей подруге, не дошла и, по сути, так никогда и не дойдет. Меня охватил праведный гнев. «Да, – подумала я тогда, – уж я-то сумею написать кровавую сагу о пропавшей почте. Мерзавцы!» Когда же я получила запальное «неприкаянное письмо» для моего рассказа, то должна также признать, что забыла про данное себе слово и лишь некоторое время спустя вспомнила. Но, в конечном счете, мысли, застрявшие во мне, были о самоидентичности, идеях, навязываемых нам, о том, к чему мы испытываем привязанность нездоровую, или, наоборот, о тайнах, хранимых людьми, что могут оказаться совершенно неожиданными и негаданными, а еще о том, как любовь может вспыхнуть в самых странных местах. Не уверена, что первоначальный мой гнев в полной мере попал в русло «Как управлять переменами»… хотя, возможно, и попал – он просто превратился из моего в Эвин. Наверное, у нее в ярость впадать было побольше причин, это надо признать со всей честностью».
Анджела СлэттерКак управлять переменами
«Центр перераспределения почты» – так теперь полагалось Эве называть это. Ей был ненавистен вид такой надписи на ярлыках, которые она штемпелевала в подсобке. «Перемены – вот единственная постоянная», – любил бормотать вполголоса ее отец в тех редких случаях, когда решал, что мудрость потребна. В те редкие случаи, когда он бывал дома.
Эва предпочитала старое название.
«Канцелярия мертвых писем» – это, казалось, волновало больше, в этом было больше поэзии, сущности. Как будто она имела дело с предметами искусства, ископаемыми, вещами, в которых некогда пульсировала энергия возложенной на них задачи: переносить сообщения от одного человека к другому. И она была звеном в цепи, что опекала их, пусть всего лишь маленьким звенышком. Смотритель, патологоанатом, старающийся докопаться, что помешало письмам сделать свое дело, можно ли хотя бы некоторым из них дать еще один шанс: возможно, цифры в индексе перепутаны, не указан адрес пересылки, почтовый сбор не оплачен – глупые пустячки, какие легко исправить, если она немного в том покопается. М-р Бурсток то и дело указывает, что это не ее дело: «Просто шлите их к специалистам».
Что бы ни приходилось ей отсылать в белфастский ЦПП, всегда возникало ощущение поражения: это низводило ее до гробовщика, неспособного делать ничего другого. И всегда воспринималось как провал, только она выучилась уживаться и с этим. Иногда попросту ничего нельзя было поделать.
Перемены – единственная постоянная, да только это не значит, что это ей должно нравиться. Впрочем, после реорганизации она по-прежнему проводила большой кусок своего дня в том же здании, пользуясь на входе той же карточкой-ключом, проводя ею по той же щели, что и десять лет назад, – невелика разница. Самым большим (и наихудшим) из нововведений был м-р Бурсток, которого наняли для «рационализации дел» и два месяца назад поставили на место миссис Эрроусмит, старой управляющей.
Эва была вполне уверена: в рационализацию дел не входило то, что он дважды в день заявлялся к ее рабочему месту (порой и чаще), склонялся так низко, что грудью упирался ей в затылок, и путал ее мягкие каштановые локоны. Не включало в себя и касаний ее руки или плеча, а то и колена при всяком удобном случае (когда они были наедине, всегда наедине). И, уж конечно, в нее не входило приглашать ее выпить с ним в конце каждого дня. Эва говорила ему – всякий раз, – что она не пьет, и это было правдой. Когда он настаивал, она объявляла, что торопится домой, чтобы успеть сменить сиделку, приглядывавшую за ее немощной матерью.