Тем временем сзади грохнула арисака, и послышался рёв Матвея, как видно бросившегося в штыковую. Закончив со своими, я обернулся и увидел как усач активно орудует карабином с примкнутым тесаком. Громоздкое оружие? Нет, он об этом не слышал. Казак орудовал им словно бердышом. Короткий укол, оружие на себя, отбил выпад японца, коловшего словно копьём, обратным движением достал самурая, полоснув по горлу.
Следующий противник уже успел перезарядить винтовку и вскинуть её к плечу. В моём ружье ещё есть патроны, но не картечью же палить. Я выхватил из открытой кобуры браунинг и хлопнул пистолетный выстрел, потерявшийся в какофонии боя. Двадцать пять шагов, но надрезанная накрест пуля ударила японца точно в лоб. Без шансов.
Гаагская конвенция конечно запрещает использование подобных пуль. Но они где-то там, а я здесь и сейчас, и у меня нет короткоствола с нормальным боеприпасом. Так что, пусть уж лучше мне будет стыдно за нарушение международного права. Адреналин, адреналином, но в безвременье я не спешу. Что ни говори, а в нахождении там приятного мало. Вообще ничего хорошего.
Тем временем на перекрёсток выбежали шедшие с нами пограничники. Матвей глянул на меня, но я лишь поощряющее кивнул, и унтер начал раздавать указания, направив две группы по четыре человека вдоль траншеи, а с оставшимися мы двинулись к вершине. И вновь я занял место на острие. А нахрена я ещё сюда припёрся-то?
Когда до вершины оставалось шагов сто, огонь наших пушек прекратился. И только миномёты продолжали вести обстрел закидывая минами обратный скат горы. Мы продвигались достаточно быстро, практически вплотную за смещающимися разрывами. Вообще-то, рискованно, о чём свидетельствуют пара прилетевших осколков мне в грудь, и один гулко ударивший в каску.
Зато мы обрушивались на японцев не позволяя им поднять головы, и прийти в себя. К слову, основная доля убитых и раненых пришлась именно на артиллерийский обстрел. Японцы видели начавшуюся атаку, и вынуждены были держать солдат в траншеях. Стрелять по нам у них не получилось, так как миномёты и пушки не давали им поднять головы. Зато сами они несли огромные потери.
– Ну и как тут у вас? – жизнерадостно поинтересовался прапорщик Булкин.
Он командовал у пограничников миномётным взводом, и вместе со своими подчинёнными находился в рядах штурмующих. Что ни говори, а чем ближе лететь мине, тем точнее она ложится. А два миномёта способны дать достаточно высокую плотность огня. На сегодняшний день вполне сопоставимую с батареей из восьми скорострельных полевых пушек. А в случае с полевыми укреплениями, так они ещё и более эффективны.
– Не знаю, как с потерями в других подразделениях, но тут… – я глянул на унтера.
– Один раненый, ваш бродь, – ответил Матвей.
– Ты что ли? – хмыкнул я, кивая на ухо.
– Та какая то рана, даже серьга нашлась, – с довольной улыбкой отмахнулся унтер. И продолжил. – Егору в плечо япошка из винтаря попал, кость задел, я его в тыл отправил. У троих порезы от тесаков, двоих царапнуло осколками, одному синяк под глазом комом земли подсадило. Если глянуть сколько за нами трупов осталось, то мы просто прогулялись до вершины.
– Это точно, – согласился я, полагая, что в других подразделениях потери должны быть сопоставимыми.
– Ваше благородие, есть связь с батареей, – связист протянул прапорщику трубку полевого телефона.
М-да. По сегодняшним дням самая настоящая невидаль. Даже на кораблях, которые всегда первыми вбирали в себя новшества технического прогресса, такие аппараты имеются не повсеместно. К примеру, на крейсерах второго ранга и миноносцах до сих пор переговорные трубы и машинные телеграфы. Говорю же, в эту атаку вложились всерьёз.
Обстрел обратного ската прекратился, потому что по времени мы уже должны были перемахнуть вершину и сместиться на прежние наши позиции. Вот только их было не узнать. Стодвадцатимиллиметровые мины конечно тут поработали на славу, и всё же они не смогли полностью срыть траншеи и ходы сообщения.
Разница между работой русского и японского солдата, была, что говорится, очевидна. Недалеко от излома горы проходила траншея полного профиля, выкопанная в каменистом грунте. И это однозначно работа самураев. Как и тянущиеся вниз по склону ходы сообщения. А вот чуть ниже, вторая, а для нас первая линия, осталась от оборонявшейся тут роты четвёртой дивизии. Канавка едва по пояс, с насыпанным невысоким бруствером, а не траншея.
Дальше по склону заметны множественные человеческие фигурки, в форме цвета хаки. Судя по тому насколько шустро они делали ноги, в окопах сюрпризы не ожидаются. Хотя расслабляться всё же не следовало.
– Ну что, Матвей, гуляем дальше, – кивнул я в сторону оставленных фортеций.
– Так точно, ваш бродь. Братцы, тишком. Не расслабляемся, гляди в оба, может какой самурай ещё затаился.
Никаких неожиданностей не случилось. В траншеях и множественных блиндажах мы никого не обнаружили, кроме нехитрого солдатского и офицерского скарба, нам достались четыре горные пушки, винтовки, снаряды и патроны. Примерно треть укрытий была разрушена, всё же крупный калибр сказал своё веское слово. Да ещё какое!
Мы отбили гору Хуинсан с незначительными потерями. Тридцать четыре убитых, и пятьдесят два раненых, нуждавшихся в эвакуации в тыл. На фоне семисот человек невозвратных потерь в известной мне истории, да ещё и с отрицательным результатом, по-настоящему невысокая цена за овладение этой горой.
Кто-то скажет, что это почти четверть личного состава штурмовавшего высоту. И если смотреть на этот вопрос в таком разрезе, то потери весьма существенные. Но, с другой стороны, именно этот участок японцы штурмовали силами двух полков, понеся куда более существенные потери. Мы же обошлись двумя неполными ротами.
Большой такой ложкой дёгтя в той бочке мёда оказалось практически полное бездействие полковника Савицкого, который не пошёл дальше демонстрации намерений. По сути, после незначительной артподготовки его полк лишь обозначил атаку, после чего откатился на свои позиции, потеряв куда больше людей чем пограничники.
Приданный же взвод шестидюймовых полевых мортир и вовсе не сделал ни единого выстрела. Подпоручик Кальнин сослался на какие-то там организационные моменты и затребовал больше времени на обустройство позиций, в соответствии с требованиями полевого устава. С юридической точки зрения к нему вроде как не подкопаться, и уж тем более если его прикроет комдив. А Фок непременно прикроет. Факт.
Как результат этого саботажа, полк Семёнова потерял более двухсот человек убитыми и ранеными, не сумев овладеть соседней вершиной справа от Хуинсан. Вершина слева, так же осталась за самураями, а мы оказывались под перекрёстным огнём. Ох чуют мои ягодицы, что несладко нам придётся, пока наши генералы будут готовить следующий штурм.
И ведь я предлагал Белому, не маяться ерундой и не делать ставку на приданные мортиры. Вместо этого разделить миномётную батарею и взять обстрел обеих вершин в свои руки. С Хуинсан получилось бы конечно не так забористо, как сейчас, но толку однозначно было бы больше. Однако, имеем мы то, что имеем. Вершину и часть склонов мы конечно контролируем, но при этом оказываемся под перекрёстным огнём японцев с двух соседних вершин, где расположены батареи горных пушек.
К тому же, сейчас японское командование определится со сложившимся положением дел, и по нам откроет огонь японская артиллерия. Опять же, им необходимо сменить позиции. Потому что начни они стрелять сейчас, и оказались бы у нас как на ладони, и нам не составит труда навести на них наши батареи.
– Ваш бродь, матросы Казарцев и Родионов прибыли, – вытянулся возникший передо мной сигнальщик.
Я определил его к нашему кинохроникёру в качестве помощника. Хозяйство у того немаленькое. Ну и заодно нагрузил своим маузером с оптикой и запасным боекомплектом. Штурм позади, а в обороне дальнобойное точное оружие всяко лишним не будет.
– Чего так долго? – вытирая со лба пот, спросил я.
Народу не хватает, поэтому я не стал чиниться, тем паче, что погон на мне нет, и принял участие в переноске снарядов в блиндаж на противоположном от японцев склоне.
– И раньше бы обернулись, да Дмитрию всё-то нужно на камеру снять, да фото сделать.
– Понятно, – одобрительно кивнул я, и добавил, – быстренько отсними панораму, и валите отсюда.
– Да как же валите-то? – возмутился Казарцев.
– А вот так и валите. Каждый должен заниматься своим делом. Ваше место в море, где вы к месту.
– Так и вам тут делать нечего, – возмутился сигнальщик.
– Я везде ко двору буду. Вон, хоть у Матвея спроси, – кивнул на пограничного унтера.
– Да чего мне кого-то спрашивать… – начал было бубнить Илья.
– Ты хочешь обсудить мой приказ? – вздёрнул я бровь.
– Никак нет.
– Вот и славно. Тогда выполнять.
Мы едва успели перенести пушки и треть боеприпасов, когда японцы наконец пришли в себя, и начали артиллерийский обстрел. Ну что сказать, с одной стороны, плохо, что нас мало. С другой, не так чтобы и очень, потому что оставшихся блиндажей вполне хватило на то, чтобы в них могли укрыться все защитники высоты.
В траншеях остались только, отслеживающие обстановку на поле боя. Ну и артиллеристы с миномётчиками. Подошедшая обслуга для трофейных пушек, под командованием поручика Белого, имела опыт стрельбы с закрытых позиций. Так что, они без труда сосредоточили огонь на соседних высотах, вынуждая тамошних пушкарей поумерить свой пыл.
– Ну и как наши дела, Пётр Дмитриевич? – ввалился я в блиндаж подполковника.
– Полагаю, что пару навалов нам придётся выдержать самостоятельно. Сейчас полковник Семёнов готовит штурм соседней горушки и стодвадцатимиллиметровые миномёты перебрасывают на его участок. Осталось по сотне мин на ствол, и вскорости ещё должны подвезти, – ответил мне подполковник Бутусов.
– Ну, это только к вечеру, – проявил я осведомлённость.
Я-то в подставе не сомневался, но Кондратенко в откровенный саботаж не верил, логистика же не в моих руках. Мины-то я предоставил, а вот перебросить их к месту боя уже совсем другая песня. Расчёт был на то, что для захвата горы доставленного боекомплекта хватит с избытком, остальное же потребуется уже для отбития контратак, а там в крупном калибре столь острой потребности не будет. Ошибочка. Кто бы меня стал слушать. Тут даже Белый посчитал, что я несу околесицу. Одно же дело делаем. Ага. Одно. Как же.