— Так я предложил поговорить, — напоминаю резонно.
— Только если быстро, — сдает позиции и поправляет очки Корольков.
Спускаемся в молчании, за пределы универа выходим тоже молча. Как и по обоюдному молчанию оба садимся в машину соседа.
— Я просил мою мать не трогать! — начинаю ровно, устав от бессмысленного сидения.
— Игнат, не веди себя, как обиженный мальчик. Я люблю Амалию! — ворчит Корольков.
— Мгм, — киваю зло. — Я тоже так умею любить. Я вообще многих так люблю.
— Разговор не о тебе, а о моих чувствах по отношению к твоей матери, и ее, между прочим, чувствах ко мне.
— В ее-то верю, а вот в ваши — нет, — уставляюсь на соседа, пиля уничтожающим взглядом. — Пару месяцев в городе, и уже опять ловко сети раскинули, и мать мою уложили, и Водопьянова дышит через раз, в рот глядит. Даже боюсь представить, сколько у вас таких жертв!
— Что за глупости ты несешь? — недоумевает Сергей Николаевич, покрывшись красными пятнами. — У меня отношения только с Амалией.
— Если и так, то надолго ли? — морщусь. Раздражает глупая болтовня.
— Хочу жениться.
Обухом по голове, даже глохну на миг. Таращусь на соседа:
— Во как? Так приперло, что даже жениться?
— Пять лет назад я струсил, — жует слова Сергей Николаевич, старательно изображая, «что держит ситуацию под контролем». — Ты меня тогда напугал, внезапно налетел, грозился, кулаками махал… Я поддался минутной слабости и уехал, хотя долго переваривал случившееся и не мог понять, почему же ты меня так возненавидел?
— Потому что по жизни не люблю муд’”, которым вы являетесь!
— И по какому такому критерию, простите, му… — заминка, мужик явно наткнулся на слово, которое ну никак не мог произвести — то ли проблемы с физиологией и язык не слушался, то ли с психологическим барьером «ругаться неприлично!» — му… — опять, словно теленок, «мукает» Корольков, вызывая откровенное чувство брезгливого недоумения. — В общем, — интеллигентно сдается, мотнув головой, — что за критерии такие, по которым ты меня в список своих врагов включил?
— Есть такой, — хмыкаю ровно. — Негласные правила не муд*** — Не убей, не прелюбодействуй, не укради и т. д. — цинично улыбаюсь, зная, что метко в цель попадаю.
Корольков несколько минут молчит.
— Я знаю, что поступал неправильно. Уже извинился, но не перед тобой — тебе я ничего не должен, а перед твоей матерью. Мы с ней уладили разногласия и решили попробовать сначала.
— Да пох на слабость матери, я-то знаю ваш типаж — такие никогда не останавливаются! — начинаю опять заводиться.
— Не понимаю, о чем ты, — самое странное, что Сергей Николаевич реально выглядит озадаченным. — Да, я не так брутален, как ты, Игнат, не так красив, но…
— Я про ваш кобелизм! — рявкаю, устав от нелепых игр.
— Кобе… чего? — выпучивает глаза мужик.
— Да хватит святую невинность разыгрывать! — взрываюсь и ладонями припечатываю панель с бардачком.
Сергей Николаевич вздрагивает, и мы опять умолкаем.
Только порыв крушить усмиряется, сглатываю сухость:
— Мне плевать, скольких баб вы еб**, дело ваше, но если встречаетесь с моей матерью — должна быть только она!
— Так я вроде и… — нервно косится Корольков.
— Только она! — вторю с рычанием, вновь упирая в соседа злобный взгляд. — Ни Маши, ни Глаши. Мать и так натерпелась, наревелась. Не хочу снова видеть, как она страдает!
— Я ее люблю, — бормочет невнятно сосед.
Меня аж перекашивает:
— Я вас умоляю, — брезгливо встряхиваю головой. — Жену вы тоже глубоко и нежно любили. Помню-помню…
Перевожу дыхание, смотря в лобовое. Кошусь на хмурого Сергея Николаевича.
— Короче, — отрезаю, потому что пора уже заканчивать разговор, — когда любят… — не могу закончить фразу, самому тошно. — Увижу с другой, я… не прощу мамкиных слез. Поверьте, вам со мной лучше не враждовать, я рычаги мести быстро нахожу, — это уже добавляю, глядя глаза в глаза. Мы оба понимаем, о чем говорю.
Слушать блеянье соседа нет больше ни желания, ни сил. Покидаю авто, и как раз вовремя. Лаборатория требует моего посещения, о чем настойчиво возвещает телефон.
После универа тренировка, а когда вновь натыкаюсь на мать и соседа — зверею. И пусть только говорят, и пусть на разных территориях. Но стоят близко друг к другу! Мама смущенно улыбается, глаза светятся. А этот урод павлином выглядит: самодовольно ухмыляется, взглядом обшаривает лицо моей мамы, ладонью касается плеча, ведет пальцами по руке…
Взять бы, да выбить всю уверенность из его морды!
— Игнат, — паникует матушка, только натыкается на мой взгляд. — Ты рано. Торопливо прощается с любовником.
— Кажется, наоборот, опоздал, — окатываю холодным пренебрежением соседа.
— Игнат, — укоряет мама взглядом, кладет на плечо руку: — пойдем, я там вкусненького приготовила, — улыбается примирительно.
— Спасибо, нет аппетита, — поправив сумку, шагаю к дому.
Вещи — в стиралку, принимаю душ, чуть успокаиваюсь. Спускаюсь в зал, иду на кухню — стол уже накрыт. Мама, и правда, постаралась на славу. Но сидит расстроенная, одинокая, жалкая.
— Спасибо, — бурчу, садясь. Накладываю рыбу, гарнир. Мы некоторое время общаемся на нейтральные темы, а потом мама все же заикается:
— Сына, нам правда нужно поговорить.
— На тему?
— Мы с Сергеем думаем жить вместе…
— Так вот почему ты стараешься, — аппетит резко пропадает, встаю. Мама подрывается следом.
— Игнат…
— И, — настораживаюсь, — я вашей идиллии буду мешать?
— Нет, — смущается мама, но видно, что не договаривает. Закрадывается недоброе предчувствие. — Просто, мы… я… — мямлит, разглядывая стол. — Твоя комната…
Предчувствие укрепляется:
— Только не говори, что он тебя за пару месяцев обрюхатить успел! — фраза слетает быстрее, чем эта мысль вообще мелькает в бестолковой башке.
Щеку ошпаривает, словно кипятком. Но даже головой не мотаю, не пытаюсь увернуться — просто холодно смотрю в расширенные от ужаса глаза мамы. Она сама в шоке, что опять это сделала, но гнев и обиду уже не усмирить:
— Второй раз, когда ты на меня руку поднимаешь, — чеканю ледяным тоном.
— Не делай этого больше.
— Игнат…
С грохотом задвигаю стул и поднимаюсь к себе.
Долго смотрю на окна соседки, гнев до сих пор не утихает.
Мать и сосед?! Неужели я угадал, и мама беременна?
Какой-то абсурд! Ей сколько лет? А ему… А мне и Ирке…
Су’**, это, конечно, не критический возраст, некоторые далеко за сорок рожают. Но это же! Моя! Мать!
Бл’**, чего накручиваю, мама же не сказала в лоб.
Всматриваюсь в окна Королька. Свет горит приглушенно, темный силуэт не мелькает, но Ирка точно в комнате.
Мы можем породниться. Сводные брат и сестра.
Издевка судьбы? Хотя, с чем черт не шутит…
Несколько секунд перевариваю мысль, даже губами дегустирую, а потом сжимаю яростно кулаки.
Бл’**, неправда! Мне неприятна сама мысль, что это возможно! В этой ситуации, в этом контексте раздражает абсолютно все — и мысль, что наши родители спят, что собираются расписаться, что Ирка станет сестрой, а что сильнее всего — аморально спать с сестрой, пусть и сводной. А это точно случится — в голове жужжит все назойливее: «Хочу девчонку, а через нее не только отомстить любовнику мамки, но и наконец успокоить собственное либидо — Ирка такая же как все! Трахну — успокоюсь!»
Как назло, звонит Славка:
— Привет, братан, — звучит бодро и до трясучки довольно.
— И тебе, — продолжаю сверлить глазами соседский дом, точнее, окна второго этажа.
— Че-то Артем не отзывается, — скулит в трубу друг.
— Может, занят. У него сейчас много дел, — бурчу ровно.
— Да, понимаю, — мычит Морж. — Просто я волнуюсь, ну и…
— Братан, мы делаем, что можем. Ты же знаешь, что втянул нас по самые гланды, значит, будем рвать жилы, но что-нибудь придумаем.
— Ага, — соглашается Славка. — Чем занят?
— Да так, готовлюсь к экзаменам, — бросаю неопределенно, утыкаясь лбом в окно. Почему же Ирки до сих пор нет?
— Вы погонять не собираетесь, а то я чет виснуть начинаю от скуки?
— Братан, сегодня нет. Говорю же… дел много. Но как только — я тебя наберу, — на том и прощаемся, а я все стою и смотрю.
Может, что случилось?
С облегчением слышу приближающееся гудение машины. Несколько затянутых минут, и нагло-красная тачка вкатывается на территорию соседей. Еще минута — и в гараж.
Я тотчас уставляюсь на окна комнаты Королька, отсчитывая секунды, когда должен загореться свет. Ровно семнадцать. Точна, как часы! Благо, не остается ужинать, а сразу поднимается к себе.
Часть 2 Глава 41 (Волки и овцы)
Ира
С Ксю опять делаем вылазку на «Ашечке». Приятно ощущать в руках руль, слышать, как поет моя машинка. Знать, что она — моя!
Ксению же волнует другая сторона медали. Сколько мужчин клюнет на красоток в такой тачке. Улов выходит небольшой, всего-то парочка на «Лексусе» и «Мерсе». Смешные мужчины… Они как женщины — сразу прихорашиваться начинают. В зеркало поглядывать… Улыбаться, подмигивать.
Чуть покатавшись, поддаюсь на просьбу подруги и подруливаю к нашей любимой кафешке, что возле универа. Мы некоторое время болтаем ни о чем, а когда уже собираемся уйти, нас пригвождает к местам окрик:
— Ого-о-о, — довольно неприятный мужской голос. — Это же те пигалицы, что нам факами махали!
Застываю от испуга и шока, а Ксения аж выплевывает остаток кофе обратно чашку. За наш столик рядом с подругой плюхается невысокий, плюгавенький парень:
— Ну, че, далеко удрала? — во взгляде масса чувств, в которых обещание кровной расплаты превалирует над остальным. — Вот мы вас и поймали… — Водружает руку на спинку дивана за Ксенией. — У меня дикое желание тебя на свой насадить. — Осматривает подругу красноречивым взглядом. Ксю бледнеет, двигается чуть дальше, явно избегая компании парня.
Не успеваем что-либо ответить, с моей стороны плюхается другой. Тоже не менее злой и агрессивный: