Шувалов в этот момент голову чуть отклоняет и коротко ржет.
— А, да, — кривит губы Лианг.
— Вот такие чмыри возле нее и крутятся. Поэтому и пришлось мне, по-соседски, по-братски.
Китаец хмурится, и наконец вижу интересное изменение в его облике — он озадачен, в недоумении.
— Ты не в курсе, что мы с ней соседи? — теперь моя очередь насмехаться. Даже не верится как-то. — К тому же скоро породнимся. Я как будущий сводный брат за нее несу ответственность перед родственниками.
С удовольствием замечаю легкое смятение, разочарование на лице китайца:
— Брат?
— Мгм, — странный разговор надоедает.
— Но она тебе нравится! — с упрямой жаждой убедиться в своей догадке.
— Нравится! — заверяю с нарочитым чувством. — Так нравится, что придушил бы! — без шутки выплевываю. Вспыхнувший было интерес в темных глазах мгновенно утихает. Несколько секунд Лианг меня разглядывает с подозрением, и мне жутко это не нравится: словно в черепушку пробирается, ковыряясь в поисках истинных причин. И ведь, тварь такая, что-то находит…
— Желать тебе приза, — чуть голову склоняет.
— И тебе, — еле сдерживаюсь, чтобы не нахамить.
Неужто Королек не рассказывала, что у нее из-за моей семьи проблемы? Быть не может, чтобы со своим парнем не поделилась…
Стоп! Ирка ведь, получается, ему изменила? Так, так, так.
Что, если она ему рассказала, и он ее бросил? Тогда какого хрена Джи Линь остается в городе, и почему Ирка не со мной?
Не срастается.
Что, если Королек его бросила? Но и тогда эти же два вопроса остаются на повестке дня: почему китаец в Питере, а Королек не подо мной?
С Иркой чуть проще — либо не желает, либо не может.
Оба варианта малосущественны и не проблематичны: не может — придется, не хочет — заставлю!
А вот разобраться с мотивами Лианга…
Разве может влюбленный парень, узнав, что ему изменила девушка, спокойно говорить с тем, с кем она изменила?
Нет!
Или может, если не знает, что именно с ним.
И изменила ли вообще.
Стоп! Что, если побоялась рассказать? Вдруг не призналась?
Тогда почему китаец на меня смотрел так, будто чего-то ждал. Ошибки, неверного ответа, прокола, признания, вспышки гнева, ревности.
Он не похож на человека, который счастлив, и в то же время не похож на брошенного.
И, сук***, почему так спокоен? Точно удав, выжидающий жертву и готовый на решительный бросок и убийство.
А-а-а, голова пухнет!!!
Часть 4 Глава 44 (И какого хрена столько муд*** на одну стерву?)
Ира
Шумахер появляется нежданно-негаданно. Признаться, о нем напрочь забываю, и когда вижу, не сразу решаю, что делать.
После вчерашнего эпизода совершенно не хочется его видеть, к тому же в том состоянии, в котором он сейчас. Выпивший! Зная, как мне нужна поддержка! Зная, что он может помочь… а вместо этого — напился!
Негодование и обида клокочут, но прекрасно осознаю: как бы то ни было, каким бы козлом ни оказался Шувалов, мне нужна поддержка. Особенно если вспомнить, как едва не стала жертвой насильников уже на подходе к финишу и всяких разных уродов еще по дороге.
Черт! Противно, но мне нужно вытерпеть месяц!!! Двадцать восемь дней Ада. Шестьсот семьдесят два часа жесткого графика на пределе всего — как физической выносливости, так и психологической…
И тогда опять буду собой.
— Привет, — выдавливаю сухо, остановившись рядом с Родионом.
— Даже не обнимешь? — хмыкает с горечью Шувалов.
Словно в издевку начинает сильнее моросить дождик. Благо, мягкий и теплый. Даже на миг глаза к небу поднимаю. Черт, небо затягивается, скоро непогода разыграется. Нужно под навес, а в идеале домой! Опять смотрю на Шувалова. Идиотская улыбка, в глазах ожидание и… осуждение.
Да, тебя-то, красавчик, мне и не хватало. Особенно в таком состоянии.
— Ты выпил? — приближаюсь еще, и чтобы никто не слышал разборок, обвиваю рукой за шею: — Какого черта ты пьян? — шепотом на ухо — ни капли сострадания или участия. Злюсь и не скрываю, хотя для глаз оформляю поцелуй на щеке парня. Не то дружеский, не то обиженно-любовный.
— Зато счастлив! — начинает шариться по мне проворными и беззастенчивыми ладонями.
— Шум, — пытаюсь недоброй интонацией достучаться до Шумахера. — Руки.
— Прекращай, — жадно дышит парень. Утыкается носом в шею и нагло втягивает воздух: — На людях я могу делать, что хочу. У нас договор, — едва слышно, при этом целуя жилку на шее.
— Ты о чем? — по морде не врезаю только потому, что стопорюсь в удивлении. — Ты не дал ответа, хотя я выполняла все твои условия…
— А сейчас что я, по-твоему, тут делаю?
— Понятия не имею, — упираюсь руками в грудь Шувалова, но он меня крепко держит в кольце своих. — Развлекаешься по-пьяни, ко мне пристаешь…
— Ты выполнила не все условия, — подмечает холодно. — И сейчас на грани нарушить договор.
— Его нет. Я без тебя и твоих ребят прошла первый этап. Хорошо или плохо, но справилась…
— И что, думаешь, помощь тебе больше не понадобится? — цинично и самоуверенно.
— Точно не твоя… — через милую улыбку. Не хочу, чтобы другие видели и слышали нашу перебранку. — Я тебе не доверяю! Думала, что смогу, но нет… — мотаю головой, пытаясь выбраться из силков парня.
— Заканчивай целку разыгрывать, — морозит обвиняющим взглядом. — Хорошие девочки такими не бывают! — рывком прижимает к себе, а меня начинает потряхивать от гнева.
— Какими?
— Такими… как ты… — шепчет в висок, но так, словно признается в сокровенном, что душу терзает и что может показать его уязвимость. — Вроде недотрога, но тело и глаза у тебя первоклассной шлюхи. Спокойная, рассудительная, при этом отчаянно бесшабашная. Сдержанная, но с языком змеи. Умная, но бываешь непрошибаемо тупа. Корыстна и расчетлива, и в то же время убедительно невинна, проста и наивна.
Затаиваюсь. Шувалов никогда не казался глубоким человеком. Поверхностный негодяй, мажорчик и показушник. Такой… мотылек, порхающий по жизни — от огонька до огонька, а он… ранимый, восприимчивый, вдумчивый.
Черт! Только этого не хватает для полного счастья! И ведь как он меня… расщелкал.
— Ты слишком разная, чтобы быть одним целым и при этом… оставаться умницей-разумницей, а не сукой циничной. И ты мне реально нравишься! Ты… загадка, которую жутко хочется разгадать и прокричать во всеуслышание: «Это я сделал! Я!!!»
— Ты меня уже несколько раз оскорбил, — не знаю почему, но я не обижаюсь.
А зачем обижаться на правду? Глупо…
— И даже не думал! — прочерчивает носом крест на моей коже: полосу по лбу — от виска до виска, — и ото лба до кончика носа. Глаза в глаза. — Ты играешь в опасные игры…
— Ты много рассуждаешь, — не знаю, что еще ответить.
Близость, усталость, разыгрывающаяся непогода, нервозность…
— Да, но так уж получается, что приходится, — сдавленный смешок, будто горечью давится, — а без выпивки — не думалось. Прости за опоздание…
— Что-то случилось? — хмуро изучаю реакцию парня.
Молчание затягивается. Льдистые глаза пытливо меня сканируют.
— Ты случилась! — звучит обреченно. Опять продолжает игру носом, только теперь уже едва очерчивая контур моих губ. Хочет поцеловать, даже замирает, равняет наши рты. Приближает так, что нет-нет, да касается моего.
— Понятно, — не вырываюсь. Позволяю доказать, что он может себя контролировать. Нам обоим это нужно. Доверие… И он сдерживается. Через «не могу!», но балансирует на грани «непозволительно» и «допустимо», и лишь пальцы сильнее в тело впиваются, чтобы хоть так на мне отпечатки оставить.
— Тебе нужно поспать, — бормочу рассудительно и отрезвляюще, заставляя вынырнуть Родиона из внутренней борьбы. Мы уже порядком промокли, а если учесть мой… нестандартный наряд, так я почти насквозь.
— Поехали, — неопределенно кивает куда-то через плечо, за тонкую зеленую полосу деревьев и кустов. Там парковка.
— Я не позволю тебе сесть за руль…
— Ты поведешь!
— Доверишь мне свою машину? — мало смахивает на шок.
Родион криво улыбается и чуть склоняет голову, мол, а ты рискни.
— К тебе или ко мне?
Ого, еще и шутить вздумал!
— Если ко мне, — лицо хитрым становится, — можешь остаться… — а руки нагло уже ползут по моему заду.
— Не очень хорошая мысль, — с нарочито вежливой настойчивостью возвращаю распущенные конечности парня на допустимую высоту.
— На дистанции были проблемы? — касается пальцем моей чуть поврежденной губы и задумчиво хмурится.
— Немного… — не буду лгать, да и ни к чему.
— Слышь, защитник прекрасного, — злой голос Селиверстова без деликатности и такта вклинивается в наш мирный диалог. Не то, чтобы не задумывалась, как наша парочка смотрится со стороны… Не то, чтобы меня не заботила реакция на эту картину Лианга и Игната, но вот так… врываться в чужое уединение?! Невоспитанно.
Я бы предположила, что сосед ревнует, если бы это не было смехотворно-невероятно. Человек, не испытывающий сильных чувств к другому, не будет ревновать. Скорее, Джи Линь себя мог проявить, но не Игнат… Прилюдно!!!
Уставляюсь на него, как на прокаженного — понимаю, что неправильно, но ничего не могу с собой поделать. Ситуация и выходка соседка мягко говоря шокирует.
Боже! Дура! Вот на кой?! Зачем я на него смотрю?
Обожаю, когда его непристойно серые глаза сверкают от переизбытка чувств, брови мрачно сдвинуты к переносице, где тотчас пролегают морщинки две. Аж руки чешутся дотронуться и разгладить. Тащусь, когда желваки сильно выпирают, натягивая кожу, и ходят вверх-вниз, губы органично двигаются под напором, выплевываемых эмоций.
В черепной коробке баг — программа подвисает, и я любуюсь.
Влажными волосами, усеивающими голову очаровательно белокурыми легкими завитками.
Кристалликами капель, сверкающими на красивом, но злом лице. Ленивыми бусинками, срывающимися с длинных ресниц. Неторопливыми прозрачными дорожками, облизывающими кожу парня. Особенно теми, что его губ касаются. Чертово порно рядом не стоит, как это возбуждающе эротично! Слизать бы… и убить всех зайцев махом — игры, интриги, меня, Игната и… Остальное уже будет неважно!