— Птичка, ты была крута!!! — до омерзения бодрый Спартак. Меня аж перекашивает, а это еще больше обостряет неприятные ощущения.
— М-м-м, — стенаю болезненно, роняя трубку. Меня лихорадит. Руки так слабы, что не могу подобрать аппарат, из которого раздается едва слышная тревога Лени:
— Мы смотрели, болели. Ты, наверное, гуляешь до сих пор? — короткая пауза. — Ир, ты в отрыве?
— М… — до скрипа сжимаю зубы, слезы застилают обзор.
— Ир? — реально волнуется друг. — Ир!!! Бл***!!! Ты где?! Что с тобой? — орет Спартак, а я лишь съезжаю на пол сильнее, и теперь стону протяжней — меня пронзает болью от онемения.
— Бл***, Королек, ты где??? — вопит Леонид. — Ирка!!!
— Шум… — выдавливаю непослушными губами; горло сковано, внутри такая резь, что выть охота, но мне причиняет адскую боль даже мысль о лишних звуках и телодвижениях.
— Что? — рявкает друг.
— мах…ер…
— Ир? — теперь уже воет Спартак. — Куда? Скажи, куда приехать?
— Шум…а…хер…
— Бл***!!! — непонимающе скулит друг. — Я ни хрена не понял, кроме «хера» и «шума».
Телефон жалобно пиликает «клак-клак», «клак-клак».
Абзац, зарядка сдыхает.
Меня накрывает темнотой. Спасительной и умиротворяющей.
Часть 4 Глава 45 (Умереть было бы куда проще…)
Умереть было бы куда проще…
Ира
— Ирка, Ирка, — нарушает блаженную тишину в окутывающей мгле знакомый донельзя голос. Силюсь понять, чей, но память недружелюбно реагирует на работу мозга. Разряд колющей боли пробегается от головы до пальцев ног:
— М… — глухой и сдавленный стон раздирает горло на части. — М-м-м, — слезно стенаю от новой порции ада.
— Пиз***, ну ты даешь, — ворчит… Спартак?
Через не могу разлепляю глаз. Один, второй вообще не слушается.
— Сдохнуть решила? — продолжает резать по ушам бормотание Лени. И правда, он! Я ему рада? Странная мысль… но, скорее всего, рада, потому что совсем не понимаю, где я и что… — Ну уж нет, — решительно бурчит друг. Правда, не уверена, что для моих ушей. — Только не когда я рядом. Трупом станешь без меня! Я такой… ого-го… зажигательный мужчина. Труп девушки может нарушить мою нежную психику, а я в постели предпочитаю живых и здоровых! И отзывчивых! Холодные… Бр-р-р, совсем не возбуждают…
Интересно, он знает, что вслух думает?
Скверная мысль, и опять теряется в тягучем омуте пустоты.
Мрак… Из-за нарастающего гула и какофонии рычащих и спорящих голосов выныриваю с великой неохотой. Как больно-то. В вискѝ, будто со всей силы втыкают колья. Черепушка разрывается на части…
У-у-у! Лучше умереть!
Смутно понимаю, что происходит, да и перед глазами все плывет.
Лица большей степенью знакомые. Отец, Амалия, Спартак, Ксения, Родион и его брат… вроде… но он, скорее, мираж… Впрочем, как и остальные — мое больное воображение. Эта мысль приносит облегчение.
Пугают галлюцинации, очень нехороший признак. А вот с закрытыми глазами нормально — не вижу столько народу одновременно, к тому же народу, между собой незнакомого, по сути… Это ведь бред, что они в одном месте!
Только голоса продолжают литься:
— Ее нужно в больницу, — волнуется Амалия.
— Врач уже был, — поясняет вяло Спартак. — Дал строгие инструкции по уходу. Я в медицинском учусь. Буду за ней присматривать!
— Тогда отвезем домой! — категоричное папы.
— Плохая идея! — Леня упирается. — Не стоит ее сейчас подвергать очередному стрессу.
— Но дома и стены будут лечить! — отец ляпает какую-то ахинею, в которую сто пудов не верит, но так как сказать что-то нужно… вот и приводит самые смешные доводы.
— Я ее не отпущу, — вклинивается Шумахер. — Леонид будущий медик. И если он говорит, что Иру лучше не беспокоить, значит, так и будет!
— Но это не шутки, — возмущается отец. — Да и кто ты такой?..
— Я ее парень!
Опана! Я б, наверное, воскресла от таких слов и нервно хихикнула.
Не скажу, что мне польстило или дико приятно сделалось. Не благодарности ради… А просто для того, чтобы увидеть лицо папы. Боже, дай сил открыть глаза.
Пинаю себя мысленно. Считаю до трех и…
Силюсь, а никак. От жалости к себе едва не всхлипываю.
Какая вселенская несправедливость! Пропустить реакцию папки на то, что у меня есть еще один парень! Интересно, Шум хоть трезвый? От всего… алкоголь, наркота…
Ух, не люблю неадекватных личностей в угаре, но если бы Родион еще и подшофе при этом разговоре был… Да я б… веки бы себе отрезала! Вот реально! Плевать на боль и уродство — но видеть бы желала! Как! Реагирует! Папка!
Я люблю отца. Очень, но его тотальный контроль и уплотняющийся деспотизм толкают меня на совершенно неправильные действа. Я прекрасно это понимаю. Только поделать с собой ничего не могу…
— Пусть у меня остается!
Горжусь СВОИМ парнем. Если, конечно, это все не слуховая галлюцинация.
— Все! — Спартак строг, как и положено врачу, пусть еще и не состоявшемуся. — Все на выход! Ей нужен покой и тишина.
— Но это же неправильно! — еще пытается что-то предъявить папа.
— Вы можете ее навещать, — милостиво сдается Шувалов. Блина, даже расплакаться от умиления не могу. Такой заступник и брутал.
Голоса стихают… и меня уже через несколько тяжелых вдохов вновь утягивает в темноту.
— Принцесса моя, — голос проникает в недра воспаленного сознания, где душно, мучительно жарко и неспокойно. Меня нещадно штормит, но при этом крепко держит в непроглядной темноте, опутывая силками вязкой и разгоряченной мглы. Мечусь в пучине, отчаянно желая вырваться наружу… только не получается. Я обессилена, измучена и слишком вымотана, а реальность жестока, груба и бессердечна.
— Девочка моя, — подавленное бормотание отца прорезает мрак робким светом. — Что же ты делаешь с собой? — наращивает силу и яркость. — Не жалеешь себя, бежишь все время куда-то… — начинает слепить до рези в глазах. — Вернись ко мне, родная, — проявляются ощущения. Нежные поглаживания моей руки. Щеки… Теплые и бережные, слегка щекотливые. — Прости, — тихо, но с чувством. — Прости, что вместо того, чтобы обнять, отталкивал. Прости… что не пожелал понять. Прости, что был занят собой. Ты — моя, маленькая, ты — самое важное, что у меня есть… — удается сфокусировать взгляд.
Папа? Рядом? Галлюцинация… очередная. Мысли тяжелые и угнетающие. Причиняют жуткую боль, а я так не хочу боли. Закрываю глаза и опять погружаюсь в тягучее болото небытия.
— Вернись, — рассеивается шепот папы. — Только вернись ко мне…
В следующий раз вырваться из плена забвения заставляет боль. Я сразу уставляюсь на того, кто мне причиняет эту самую боль. На Спартака, уже через несколько секунд перевернувшего меня на спину и приткнувшего одеялом:
— Так-то лучше, — натужно улыбается, в руках опорожненный шприц.
Открываю рот, но тот звук, что срывается с языка, категорически не похож на голос — жуткое, хриплое «кар».
— Да-да, — заключает бледный Леня с мрачной досадой, почесав затылок. — Знаю, больно, но придется потерпеть. Как спалось?
— Кар…
— Как самочувствие?
— Ка…
— Можешь не отвечать, — обрывает очередной хрип.
— Выглядишь тоже не айс, — на последних словах голос становится кислее и тише.
Тяжко выдыхаю, будто долго не дышала свободно, и мне тотчас становится больно… Везде.
— Да, любимая, — Спартак сначала поджимает губы, а потом растягивает в ироничной ухмылке. — Твой суицидальный порыв удивить народ наиглупейшей смертью от простуды на фоне нервного и физического истощения не нашел отклика в моем очерствевшем, но наравне с этим израненном сердце. Хотя, для шоу Зура это было бы бомбически. И ведь я уже был близок к всемирной популярности. Еще шажок… Моя желчная душонка потирала ручки, убеждая, что просто необходимо все снять на видео и порвать сеть нереально крутым видосом. Участница… — заметь! Единственная! Участница! СВМА! — подыхает после первого же этапа турнира от простуды на шикарном кафельном полу перед дверью итальянского дизайна в навороченный сортир, где возле дорогущего толчка в алкогольно-наркотическом отрубе валяется Шувалов Родион, а по совместительству, ее парень! Убойная парочка хронических идиотов. И если бы не я — конченных, но при этом посмертно зачетно-лайканутых идиотов!!!
— М? — коронный звук все же удается издать. Но ворох мыслей начинает истязать бедный воспаленный болячкой мозг. Всхлипываю.
— Вот этого не надо! — отрезает, наморщив лицо, приятель. — Королек, не разочаровывай! — Я бы обиделась, да не в том состоянии. — Соберись с силами и вставай быстрее на ноги. Тем более, у тебя скоро турнир по волейболу, а через день после — второй этап СВМА и… т. д., в том же бодром темпе, еще несколько недель экстрима, шоу и полнейшего разврата. Его могу исключить из списка, — торопливо поправляется Спартак с придурковатой усмешкой, — хотя, перед смертью советовал бы обязательно попробовать. Причем максимально много и предельно разнообразно.
— Лень… — тонет в жутком потоке, который меня доконает быстрее, чем грипп.
— Хотя, если это был такой коварный план махом избавиться от всех проблем… и подохнуть неразвращенной, спешу заверить, я его не расслышал в твоих томных стонах «м-м-м-м», и не разгадал в конвульсивных движениях странного танца на полу в исполнении твоего тела… Поэтому, поздравляю, ты идешь на поправку!
Закрываю глаза и качаю головой, несмотря на боль, разрядами жалящую плоть. Подарок судьбы или наказание… Но это чудовище — мой друг!
— Спи, — мирный голос Спартака погружает в приятную темноту и тишину.
Очередной сон покидаю сама. Сладко зеваю, но резь в горле заставляет скривиться. С меньшим смаком открываю глаза и некоторое время пусто оглядываю окружающую обстановку. Просторная комната. Не моя! Однотонные светлые обои. Минимум мебели, но довольно качественной. Зеркальный шкаф, комод, огромная постель и прикроватная тумбочка. Красивое белье… Большое окно, частично зашторенное легким тюлем.