— Я готов попробовать, — упирается парень.
— Шум, — злюсь, — слишком много «нет». Нам бы пришлось все время быть вместе.
— Круто, — перебивает с улыбкой.
— Никаких тайн и тишины…
— Пох… — убивает своей упрямой бесшабашностью.
— Любая наша оплошность — компромат!
— Пох! — уже не бесшабашность, а тупоголовая безрассудность.
— Зато мне нет! У меня есть жизнь вне турнира.
— И что это за жизнь? — тотчас пасмурнеет Родион, обжигая холодом глаз.
— Моя!
— Птичка, дело твое, но не отказывайся сразу. Подумай. Так вы подписчиков привлечете.
— Мне спокойствие дороже денег. Если бы мы соревновались только в шоу, согласилась без раздумий, но нет. У нас спорт, гонки, а шоу — лишь атрибутика и антураж.
Шумахер надувается, как обиженный ребенок, который задумывается, как отомстить или как добиться желаемого. Это пугает и настораживает.
Пора заканчивать посиделки!
— Мои родственники в курсе, что со мной? — решаю напоследок сменить тему.
Ребята обмениваются взглядами:
— Мы им сообщили, — кивает Родион.
— И папа… — умолкаю многозначительно, ожидая, что кто-то продолжит мысль.
— Он каждый день тебя навещает, — подтверждает догадку и скользкое воспоминание Спартак.
Значит, правда, а не галлюцинация…
— Сегодня тоже должен ближе к обеду приехать, — добавляет Шумахер хмуро.
— Я ему позвоню. Только телефон нужен…
— Ир, ты… — уже допивая чай, Шувалов все же волнительно подает голос, старательно избегая обжечь меня надеждой холодных глаз. — Как себя чувствуешь?
— Словно не справилась с той жуткой последней рампой на скейт-этапе, и меня раскатало по цементу.
Парень мрачнеет.
— Но я буду участвовать дальше! — заверяю твердо. Спартак тотчас встает, на лице непередаваемое недовольство, но молчит. — Правда, помощь очень нужна…
— Какая? — оживляется Шумахер.
Леонид же, напротив, не спешит справиться, в чем помощь заключается.
— Вы же видите, что я — мясо… только начинаю двигаться, и то… надолго силы воли не хватит, а мне кровь из носа нужно пройти следующий этап. Да и соревнования по волейболу… отстоять бы.
— Не хочу тебя расстраивать, но заезд на днях, — Родион чуть дергает головой, выражая досаду и сожаление.
— Вот именно, поэтому… — шумно выдыхаю, в груди расползается щемящее давление. Тело вновь охватывает тремор и наваливается усталость. — Мне нужно собрать один дьявольский состав.
— Наркота? — коротко ржет Шувалов, но когда не находит понимания ни у меня, ни у Лени — затыкается. — Шутишь? — чуть погодя, нарушая звенящее молчание, которое мы со Спартаком продолжаем хранить.
— Без меня, — категорично мотает головой Леонид, останавливается возле окна. Руки в карманы спортивных брюк, взгляд на пасмурную улицу.
— Я еще не сказала, что нужно…
— Знаю я, что ты надумала! — резко оборачивается, в глазах гнев. — Ты, конечно, во всяких веществах лучше разбираешься, но я тоже не пальцем сделан! Расширял сознания разными способами, чтобы знать, каково это.
— Вы о чем? — недоуменно переводит взгляд с меня на Леню Шувалов.
— Нужно достать кое-какие вещества, — локтями упираюсь в стол и растираю виски. Боль разрастается, появляется гул.
— И? — начинает нервничать Родион.
— Не все законные и легко добываемые, — поясняю вяло; смахиваю испарину, выступившую на лбу.
— Дура! Тебе антибиотики еще колоть и колоть, — рявкает Спартак, — а не зелье варить! — Гневно оборачивается. Взмах руки:
— Вон, уже растекаться начинаешь! Ты еще слаба. И волейбол свой гребаный лучше отправь к херам!!! Тоже мне, нашлась… незаменимый игрок!
— Лень! — вибрирует предостерегающе мой голос. — Я уже сказала. Поползу, если придется. Если ты против кардинальных мер — лучше уйди. Шум, — уставляюсь на парня. — Если ты откажешь, мне самой придется. Не глупый, понимаешь, я достану, дело времени. А его мало. Чем быстрее будет готово, тем больше шанс, что я этап пройду максимально эффектно.
— Бл***, Ир, ты идиотка или нет? — выходит из себя Леонид. — Я могу достать, но я за тебя волнуюсь! Чтобы такую дрянь принять, нужно внутренние резервы иметь. А у тебя их нет. Не каждый здоровый потом оклемывается, а ты… и так едва ползаешь!
— Спартак. Я не буду оправдываться или что-то говорить, дабы ты меня понял. Просто не мешай, если не поможешь.
Опять смотрю на Шувалова в ожидании ответа. Он мучительно долго гипнотизирует моего друга.
— Я помогу. Список и количество, — лаконично и по делу.
Выдыхаю с облегчением и ощущением счастья. Зато Леонид бесится.
— Идиоты оба, — зло покидает кухню.
— Лист бумаги и ручку, — прошу устало.
Пока пишу необходимое, Леня уходит из квартиры, не попрощавшись и хлопнув дверью.
Я стерва, раз не бросаюсь за ним. Дрянь — раз не пытаюсь остановить и все объяснить, но я не неблагодарная. Я его люблю, очень. И признательна, как никому. Он меня спас. Так понимаю, с того света вытащил…
Но оно того не стоило, если я не пойду на решительные меры.
Мой проигрыш наравне с неявкой означает конец борьбе.
Казалось бы, вот что Лианг может сделать, откажись я от игры?
Ничего?
Нутро содрогается от обреченно-истеричного смеха.
Не стоит на это надеяться!
Джи Линь не из тех, кто сдается и умывает руки. Скорее тот, кто умело ловушки раскидывает и вовремя подножки ставит. Если уж решил меня увезти — сделает это любой ценой, если только я не смогу отстоять свою свободу.
Найдет… как уязвить побольнее. Будет методично выявлять важные, жизненно необходимые нити, и дергать за них. Мастерски, ловко, так… чтобы я все острее ощущала его сети, стягивающиеся вокруг меня плотнее и крепче. Чтобы видела, насколько становится безвыходной ситуация. Как уплывает из-под контроля МОЯ! ЖИЗНЬ!
И как все больше переплетается с его.
Когда-то я сдалась ему по собственной воле. Это было безболезненно и даже приятно. Неприятности были немногим позже…
А теперь Лианг решил с них начать!
Любя…
Шувалов беглым взглядом изучает список. Нужно отдать должное — не осуждает, не канючит и даже не пытается отговорить. Даже удивления ни на миг не проскальзывает, а там есть, чему подивиться.
— Тебе нужно лежать, — отдает распоряжение и вручает мобильный.
— Это не мой, — рассматриваю довольно дорогую игрушку цвета розового золота. Огрызок яблока. Восьмой по счету.
— Твой, — мягко настаивает Родион. — Прости за первый этап… ну и… твой разбился… а я… — мнется, жмется, на лице искреннее раскаяние.
— Я не могу принять, — бурчу, но при этом признаюсь себе, мне приятен на ощупь этот подарок. В ладонь ложится хорошо, удобно. Для меня это немаловажно. Силиконовый чехол, на экране защитная пленка.
— Придется, твой я выбросил.
— А что, если там… — вскидываю шокированно и в то же время испуганно глаза на парня.
Интересно, он лазил по моим контактам? Если да… то мог найти в списке Игната… Хотя нет. Подпись «мерзючий тип» не дает четкого понимания, кто это конкретно, но вполне могла заинтересовать. А там пробить номер — плевое дело. А вот Лианг… За историю СМС не волнуюсь — с приездом Джи Линя телефон почистила, и каждый раз, когда мелькает нечто провокационное, удаляю, не мешкая. Единственное, за время болезни и тот, и другой могли закидать сообщениями и извещениями.
— Если тебя волнует, ползал ли я у тебя — нет, — словно прочитав мои мысли, заверяет Шувалов. — Я отдавал знакомому. Он шарит в устройствах. Все, что было в твоем, сюда перекачено.
Несколько секунд пытаюсь увидеть на лице Шумахера хоть намек на неудовольствие или ревность, но, ничего подозрительного не найдя, киваю:
— Спасибо, — короткое, емкое слово, которое не подтверждает, но и не отрицает согласия на подарок.
— Надеюсь, ты не из маньячек, что готовы с утра до вечера посты лайкать? Использовать только в крайнем случае. Все остальное время лучше потратить на сон.
— Отцу только позвоню.
— Я отлучусь, — слегка машет свернутым пополам листом, но уходить не торопится. — Тебя отнести в комнату или сама дойдешь? — в холодных глазах колючие льдинки сверкают, будто блики от солнышка.
— Сама, — ворчу, поднимаясь из-за стола. Кутаюсь в одеяло и, запинаясь о края, волочащиеся по полу, неуклюже плетусь в комнату, которая мне выделена.
Куда-нибудь! Проветриться…
Часть 4 Глава 46 (Умереть, и правда, было бы куда проще…)
Ира
Сначала изучаю весь список пропущенных звонков. Родственники. Ксения, Спартак, Франкшт… Игнат не искал.
Дура, а что ты хотела? Надеялась, что бросится искать? Будет волноваться?..
Это ведь к лучшему, что не звонил. Может, вообще забудет и…
Идиотская надежда не дает покоя серчало бьющемуся сердцу и рукам — заставляет открыть папку с сообщениями. Если Шумахер и проверял, то не открывал. Или… удалил неугодные.
Ни слова от Селиверстова, зато несколько от Лианга.
Поздравляет. Переживает. Волнуется. Злится. Грозит… Все по плану и в его характере. Поулыбаться бы, да плакать охота. Тяжко выдыхаю — лучше тигра не злить. Себе дороже станет. Благо, хоть про любовь не написал… А так бы страшно было представить реакцию Шувалова.
Абзац! Такое впечатление, что мир сходит с орбиты, и только я это замечаю!
Быстро вывожу: «Не мешай, отдыхаю…», — отправляю и сразу же набираю отца.
— Па, — выпаливаю, как только на другом конце гудки сменяются на взволнованное «Ир?».
Шувалов уже покинул квартиру, поэтому не боюсь быть услышанной. Забираюсь с ногами на постель, прикрываюсь одеялом.
— Здравствуй, — странно звучит. Вроде близкий человек, а как-то неудобно себя чувствую.
— Принцесса моя, — не скрывает радостного выдоха отец. — Как ты?..
— Нормально, — киваю, хотя, папа не может видеть.
— Я собираюсь к тебе…
— Не надо! — отрезаю и морщусь, понимая, как грубо получается.
Отец умолкает, слышится недовольное сопение.